Несколько сотен метров и два ни в чем не похожих мира. Изолированных мира. Журден потратил полвека, чтобы перебраться из одного в другой. Он сделал состояние менее чем в километре от дома, где родился, что было предметом его гордости. Журден прошел все эшелоны без исключения и теперь имел право свысока смотреть на здания, чья тень подавляла его детство. Так выпущенный на свободу арестант покупает жилье рядом с тюрьмой, чтобы полнее насладиться свободой. – Я возьму кока-колу, дедушка? – Бери сколько хочешь, мой дорогой. Натан пил четвертый стаканчик. Он стал меньше похож на своего брата-близнеца, каждый год поправлялся на килограмм, и различать мальчишек стало проще, хотя Жоффрей ошибался через раз. Он мотался по миру по делам «Вогельзуг», возвращался раз в три недели, по воскресеньям, чтобы поцеловать детей и заняться любовью с Иваной. Эта красавица словенка интересовалась игрушками сыновей гораздо меньше, чем своей роскошной яхточкой и спорткаром «Ягуар F-Type». Рано или поздно она начнет изменять болвану Жоффрею, уверенная, что он тоже ни в чем себе не отказывает в «Хилтонах» и «Софителях» планеты. Когда Журден создал в 1975 году свою ассоциацию, в мире было не больше пятидесяти миллионов человек, «перемещенных» из-за поиска работы, войны или нищеты. В 2000-м их число превысило сто пятьдесят миллионов и продолжало расти по экспоненте. Какое полезное ископаемое, какой вид энергии, какое сокровище могло похвалиться подобным регулярным увеличением стоимости за последние полвека? Журден надеялся, что у его сына, несущего на плечах бремя ответственности за ассоциацию, нет времени на игрища с проститутками. Снова зазвучало «Адажио» Барбера – кто-то настойчиво пытался дозвониться, и Журден вышел на террасу (детские вопли начали его раздражать), чтобы ответить. Водный поиск сокровищ отвлек шестилетних монстров всего на двадцать минут. Благовоспитанные мальчики, вскормленные по методикам Монтессори, совершенно распоясались и лупили друг друга пенопластовыми саблями, швыряли в воду клубничины tagada[15], тыкали в мирных крокодилов конфетными «вертелами», нанизывали на них шоколадные луидоры. Журден задвинул стекло веранды и прочел высветившееся на экране имя. Петар Велика. Что этот… – Блан-Мартен? – Он самый. – Велика. Знаю, вы не любите звонков на личный номер, но… – Но? Журден смотрел вдаль, на мыс полуострова, вдававшийся в море до конца мола напротив форта Бук, прикрывающего рейд. – У нас труп. Вам не понравится. Высокопоставленное лицо из вашей ассоциации. Франсуа Валиони. Журден тяжело опустился в тиковый шезлонг, и тот едва не перевернулся. Крики чаек и детей смешивались в воздухе. – Дальше… – Убийство. Валиони нашли сегодня утром. С завязанными глазами. В наручниках. Вены перерезаны. В номере «Ред Корнер». Журден автоматически повернул голову в сторону торгового центра Пор-де-Бука, хотя увидеть его с террасы не мог. Он потратил десятки тысяч евро на лесопосадки, чтобы вид из северной части виллы ограничивался приморскими соснами, растущими по берегам Арльского канала в Буке. – У вас есть версия? – Лучше. Мне только что принесли запись с внешних камер наблюдения. Петар Велика прищурился, чтобы разглядеть рябоватую пиксельную картинку: у дверей «Ред Корнер» стояла девушка, почти все ее лицо скрывал шарф. Она посмотрела в камеру и тут же отвернулась, как будто хотела оставить не след, но лишь намек на него. – Валиони входит с девушкой, – сообщил он Блан-Мартену. – Она красавица. Журден оглянулся, проверяя, не притаился ли поблизости Капитан Крюк, Г-н Муш или Индейский Вождь[16], и отдал приказ: – Идентифицируйте ее. Найдите и арестуйте. Раз ее поймала камера, это будет нетрудно. Петару пришлось внести поправку: – Она… была в шарфе, очень странном, с совами… Бетонный парапет был больше метра в высоту, но Журден почувствовал, что его тянет в пустоту. – Вы уверены? – В этом – да. Журден обвел взглядом дома Эг Дус, похожие один на другой, возведенные как башни средиземноморской белой крепости, недостроенной цитадели, оставшейся без стен. «Шарф с совами, – повторил про себя Блан-Мартен. – Завязанные глаза. Перерезанные вены». Красавица… У него появилось дурное предчувствие: она продолжит наносить удары, убивать, проливать кровь. Пока не найдет того, кого ищет. 6 10:27 Лейли поднялась на последнюю ступеньку лестницы, провела ладонью свободной руки по облупившейся краске стены и нащупала выключатель площадки восьмого этажа башни Н9 в Эг Дус. Трещины в плитках пола, ржавые перила, плесень на потолке, вздувшиеся плинтусы… Она поморщилась. Прошлым летом перекрасили фасады, а на лестничные клетки, видно, не хватило материалов. «А может, – подумала она, глядя на сердца, черепа и прочие популярные члены, нарисованные на стенах, – мэрия создала комиссию по охране граффити, творческого наследия городского искусства начала века». На что она жалуется? Через много лет на лестничную клетку будут водить экскурсии, как в пещеру Ласко[17]. Лейли предпочитала рассматривать любую ситуацию с позитивной стороны. Возможно, ее номер с обращением сработает и Патрик Пеллегрен найдет для нее квартиру мечты, возможно, ее уже ждет мейл… 50 квадратных метров… нижний этаж… садик… оборудованная кух… – Мадам Мааль? Голос, нет – визгливый крик прозвучал этажом ниже. На лестнице стояла девушка. Камила. Только ее не хватало! – Мадам Мааль, ваши дети могут приглушить звук? Кое-кто в этом доме пытается заниматься… чтобы однажды оказаться в лучшем месте. Камила Саади. Соседка снизу. Учится на психолога. На третьем курсе, как Бэмби. Камила все делала, как Бэмби. По странному стечению обстоятельств Камила появилась в доме два года назад. Как почти все здесь, она получила жилье от социального арендодателя, который, не имея возможности отказаться, старался втиснуть в Эг Дус студентов, пенсионеров, безработных, нищих, создавая подобие разнообразия и освобождая от них другие кварталы. Камила узнала соседку среди 650 студенток, сидевших вместе с ней в амфитеатрах психфака Университета Экс-Марсель. Целый год они ездили на занятия автобусом № 22, читали одни и те же конспекты, перекусывали кебабами. Камила и Бэмби все делали вместе, но первая чуть хуже второй. Камила и Бэмби были похожи: длинные волосы, распущенные или заплетенные в косички; миндалевидные черные глаза с ореховыми переливами; матовая кожа, но Камила была не так красива, как Бэмби. Они сдали одни и те же экзамены, но только Бэмби – с отличием. У них была общая компания, но Бэмби достался самый симпатичный парень. Прекрасная дружба мало-помалу превратилась в гнусную зависть, хотя вначале Лейли даже опасалась, что Бэмби захочет переселиться к Камиле. – Keen’V, – не унималась девушка, – Канардо?, Сопрано?…[18] Мило, но я это переросла. «И Гаэль Фай»[19], – мысленно добавила Лейли. Бэмби его очень любила. А Тидиан обожал Мэтра Гимса, Альфа? – Сета Гуэко. Сама Лейли за глажкой слушала по радио «Ностальжи» Гольдмана, Балавуана и Рено[20]. Работая по ночам, она не снимала наушники, но дома врубала звук на полную мощность. Когда живешь на двадцати пяти квадратных метрах, только музыка способна раздвинуть стены. Этажом ниже открылась дверь квартиры напротив, и на площадку вышел мужчина лет пятидесяти. Время от времени Лейли сталкивалась с ним на лестнице. Выглядел сосед Камилы заспанным, одет был в мятую футболку – такую натягивают утром, опаздывая на работу или заваливаясь поспать на часок-другой во второй половине дня. Лицо у мужика тоже было «в складку», очень светлые голубые глаза словно бы досматривали наяву последний сон. Борода закрывала подбородок и шею, редкие волосы мышиного цвета плохо маскировали лысину. Майка обтягивалa круглый, как мяч, живот. – Лично я ничего не слышал, – заявил он, улыбнулся и подмигнул Лейли. «У мужчин сегодня утром хорошее настроение», – подумала она, а плешивый мсье одарил улыбкой Камилу. – Я ухожу на работу в шесть утра и сплю здесь всю вторую половину дня. Если бы музыка грохотала, я бы точно услышал, красавица. У него был странный скрипучий голос, как будто он осип от крика, поэтому спорить с ним было себе дороже и уж тем более просить повторить. Камила пожала плечами и вернулась в квартиру. Незнакомец поднялся на два пролета, протянул Лейли руку: – Ги. Ги Лера?, – и подхватил тяжелые пакеты с покупками. Йогурты, уцененные пирожные, поддельная «Нутелла» и прочая дрянь из дешевого супермаркета «Лидл» – нужно же забить холодильник. Ги неловко топтался у двери, пока Лейли искала ключи. Застенчивый верзила, не решавшийся шагнуть через порог, показался ей очень трогательным. – Входите же. Он колебался. – Ну хоть до холодильника меня проводите… Ги поставил ногу на неразведанную территорию. – Музыка правда вам не мешает? – спросила Лейли. – Да я не слышу – сплю с берушами! Его глаза лукаво блеснули, и Лейли рассмеялась: то-то Камила разозлилась бы… Нужно быть начеку, эта зараза найдет способ отыграться. – Я работаю в порту, на нефтеперерабатывающем заводе. Начальство замеряло уровень шума – нам каждый день бьют по ушам сто децибел. Люди не могут не общаться, вот и надсаживают глотку. Те, что сидят наверху, говорят, что мы все сипим именно из-за шума. Мол, все дело в нем, а не в асбесте. Зачем бы о нем говорить, если его нет и он ни в чем не виноват. Думаю, поближе к пенсии обнаружится еще какая-нибудь мер- зость. Лейли понимающе кивнула и пошла на кухню разбирать продукты, дав Ги время осмотреться. Маленькая комната с двумя двухъярусными кроватями производила странное впечатление: живший в ней ребенок мог каждые пять лет менять кровать на следующую, не расставаясь с предыдущей. На первой лежали плюшевые звери, Базз Светик, макет «Тысячелетнего сокола»[21], комиксы, футбольные альбомы и книги по греческой мифологии; над верхней, прикрытой зелено-желто-красным одеяльцем, висели постеры африканских исполнителей регги, валялись кроссовки и блок сигарет. На спинке кровати-соседки пристроились два пакета с чем-то кружевным, просвечивал топик цвета фуксии, что-то с пайетками. Последняя койка пустовала, не было даже матраса. Она как будто ждала пока что нерожденного младенца. «Интересно, – подумал Ги, – при такой страшной тесноте дети и не подумали занять свободное место своими вещами…» – Выпьете чаю? – спросила Лейли. Сосед не ответил и виновато отвел взгляд от кроватей – получилось неловко, как будто он подглядывал. – Не обращайте внимания на беспорядок, – продолжала Лейли. – Трое детей, представляете? Тидиану десять, он каждую неделю притаскивает из библиотеки стопку книг. Совсем не похож на своего брата Альфа?. – Женщина кивнула на верхнюю кровать. – Школа и Альфа?… Непростые отношения. Я все силы положила, чтобы он не бросил раньше шестнадцати лет, но уже два года его волнуют только музыка и спорт, а еще дружки-приятели… Я за него не переживаю, Альфа? изобретательный, умеет использовать любую возможность. Только бы с пути не сбился. Голос Лейли дрогнул. Ги слушал не перебивая. – А Бэмби скоро исполнится двадцать два. Она только что получила диплом психолога и теперь решает, как поступить, – то ли найти работу и продолжить учебу, то ли… Место получить очень трудно, сами понимаете. Дочь помогает мне, как только может…