Дойдя до места, когда наш поезд пустился в обратный путь, я делаю передышку, чтобы согреться горячим чаем. – Ну и наломали вы дров, – произносит Гейл. – Это еще не все... – Погоди, дай передохнуть. Лучше сразу скажи: что ты задумала? Я набираю в грудь воздуха. – Давай убежим. – Что? – От неожиданности он даже давится чаем. – Бежим в леса, насовсем. Его лицо – как бесстрастная маска. Сейчас назовет меня сумасбродкой, начнет смеяться... Я вскакиваю со стула, готовая спорить до посинения. – Ты сам говорил: должно получиться! Тогда, перед Жатвой. Ты говорил... Он делает шаг вперед – и мои ноги вдруг отрываются от земли. Комната стремительно кружится; я обнимаю Гейла за шею, чтобы удержаться. Он хохочет от счастья. – Эй! – возмущаюсь я и тут же сама начинаю смеяться. Гейл опускает меня, но руки разжать не спешит. – Отлично, давай убежим, – Серьезно? По-твоему, я не свихнулась? Ты правда со мной? Словно гора с моих плеч свалилась. На плечи Гейла. – По-моему, ты, конечно, свихнулась, но я с тобой. – Он говорит от души. – У нас получится. Непременно получится. Давай удерем навсегда, без оглядки! – Уверен? Это ведь будет непросто, особенно с маленькими. Не хочу, чтобы через каких-то пять миль... – Да, я уверен. Совершенно, непробиваемо, на все сто. Гейл наклоняет голову, прижимается разгоряченным лбом к моему и привлекает меня к себе. Не только лицо – он весь пылает от близости печки. Закрыв глаза, я медленно растворяюсь в тепле. Вдыхаю запахи яблок и мокрой от снега куртки. Зимние запахи нашего прошлого, которое отобрали Голодные игры. Я не пытаюсь отстраниться. Зачем? И тут он, понизив голос, шепчет: – Люблю тебя. Ну вот, пожалуйста. Почему так бывает? И ведь если бы знать заранее... Только что говорили с ним о побеге – и нате вам. С губ срывается самый дурацкий ответ: – Я знаю. Звучит ужасно. Дескать, понимаю, ты в этом не виноват, однако не вздумай чего-то ждать от меня. Гейл отстраняется, я прижимаю его к себе. – Да, знаю! И ты... тоже знаешь, как я к тебе отношусь. Этого мало. Он разрывает наши объятия. – Гейл, я не в состоянии думать сейчас о мужчинах. С той самой минуты, как Жатва выбрала Прим, все мои мысли пропитаны только страхом. Ни для чего другого просто нет места. Может, когда мы окажемся в безопасности, все будет иначе Трудно сказать заранее. – Ладно, посмотрим, – отвечает он, проглотив досаду и, отвернувшись к огню, достает каштаны с подпалинами. – Маму долго придется уговаривать. Думаю, она не откажется от нашего плана. Но ощущение счастья уже улетучилось, уступив место привычной вежливой отстраненности. – И мою. Я все ей растолкую. Объясню что иначе нам конец. – Она поймет. Мы с ней и Прим часто смотрели Голодные игры вместе. Мама тебе не откажет, – уверенно говорит Гейл. – Надеюсь. – Похоже, в доме похолодало сразу на двадцать градусов. – Вот Хеймитч, тот крепкий орешек. – Хеймитч? – Гейл отрывается от каштанов. – Он что, пойдет с нами? – Иначе нельзя. Не могу же я бросить его и Пита, когда... – Меня прерывает громкий стон. – А что? – Извини. Я не представлял, какой шумной компанией мы отправимся в бегство! – рявкает Гейл. – Их запытают до смерти, лишь бы выяснить, где мы. – А как же родные Пита? Они на побег не решатся. Скорее уж, побегут докладывать капитолийцам. Думаю, парню хватит ума это понять. А вдруг он захочет остаться? Я пытаюсь ответить как можно спокойнее, хотя голос предательски вздрагивает: – Значит, пусть остается. – Ты готова уйти без него? – не сдается Гейл. – Чтобы спасти Прим и маму, да... - начинаю я. – То есть нет! Я сумею его убедить. – А меня ты смогла бы бросить? – спрашивает он с каменным лицом. – Допустим, мама не согласится прятаться в зимнем лесу с тремя малышами. – Хейзел поймет, она умная. – Ну а вдруг? Что тогда, Китнисс? – Придется ее заставить, Гейл. По-твоему, я все выдумываю? – Теперь и мой голос тоже готов сорваться от злости. – Нет. Впрочем... не знаю. Может, Сноу тебя запугивает. Он же лично хотел устроить свадьбу. Слышала, как визжали от радости капитолийские толпы? Теперь ни тебя, ни Пита просто так не убьешь. Нелегко будет выкрутиться. – Конечно, пока Восьмой дистрикт бунтует, президенту только и дела, что заниматься свадебным пирогом! Я запоздало прикусываю язык, У Гейла мгновенно краснеют щеки, вспыхивают глаза. – В Дистрикте номер восемь – восстание? – приглушенно осведомляется он. – Не знаю. Не то чтобы настоящее – так, небольшие волнения. Просто люди на улицах... Успокоить его – все равно что пытаться утихомирить дистрикты. – Что ты видела? – восклицает Гейл, хватая меня за плечи. – Своими глазами – почти ничего! Слышала краем уха... – Нет, бесполезно. Проще сказать ему все. – В кабинете мэра был включен телевизор. И я случайно... Там целые толпы, и все пылает, и миротворцы палят по жителям, а те отвечают камнями... Тут я до боли закусываю губу и вместо того, чтобы продолжать рассказ, выпаливаю слова, которые все это время грызли меня изнутри. – Гейл, это я виновата. Та выходка на арене... Если бы я тогда не достала ягоды, ничего бы и не случилось. Пит вернулся бы невредимым, все продолжали бы жить, как раньше. – А как? – уточняет он, чуть смягчившись. – Мучась от голода? Надрываясь, точно рабы? Посылая детей на Жатву? Ты принесла не страдания, – ты подарила людям возможность. Главное, чтобы они осмелились воспользоваться ею. В шахтах уже поговаривают... Разве не видишь? Близится новое время! Наконец! Если в Восьмом восстание, значит, и мы могли бы... И все остальные! Вот оно, то, чего мы так долго... – Прекрати! Ты не ведаешь, что говоришь. Миротворцы не из Двенадцатого – не ровня Дарию или Крею! Для них убить жителя дистрикта – то же, что муху прихлопнуть! – Вот почему нам нужно вступить в борьбу! – Нет! Нам нужно бежать отсюда, покуда не начались убийства! Я снова срываюсь на крик. Зачем он так поступает? Почему не желает замечать очевидного? Гейл грубо отталкивает меня. – Ну и беги. А я не уйду ни за какие коврижки. Пару минут назад ты был рад бежать со мной. Не понимаю, причем здесь восстание в Восьмом? Ты просто взбесился из-за... – Нет, не могу ему бросить в лицо имя Пита. – А как же твоя семья? – А другие семьи, Китнисс? Те, что не в силах бежать? Разве не понимаешь? Дело уже не в нашем спасении. Начинается революция! – Он трясет головой, не скрывая отвращения ко мне. – Ты столько могла бы сделать... – И бросает перчатки Цинны мне под ноги. – Я передумал. Не желаю столичных подачек! И Гейл уходит. Задумчиво смотрю на перчатки. Столичных подачек? Надеюсь, это не обо мне? Я для него – еще одно произведение Капитолия, неприкасаемая? Все это так несправедливо, что меня наполняет злость. И страх. Каких безумств Гейл теперь натворит? Сажусь у печки; чтобы продумать следующий ход, нужно хотя бы согреться. Хорошо еще, что восстания вспыхивают не за день. До завтрашнего утра Гейлу не удастся потолковать с шахтерами. Нужно опередить его и побеседовать с Хейзел, она как-нибудь успокоит сына. Да, но если явиться прямо сейчас, он выставит меня за дверь. Может быть, ночью, когда все уснут... Хейзел часто работает допоздна, заканчивая стирку. Подойду к окну, постучусь, изложу все, и она удержит Гейла от глупостей. В голове звучит наш разговор с президентом Сноу.