Со стороны Матвея не последовало никаких реплик: ни насмешливых, ни осуждающих, ни вопросительных. Он просто усадил Милану за стол, и вскоре перед ней появились тарелка с рисовой кашей и бутерброды. - Спасибо, - попыталась улыбнуться Милана. Однако оптимизм молодости и хороший аппетит сделали своё дело: девушка начала есть и вскоре почти успокоилась. Матвей с удовольствием смотрел на длинные каштановые волосы Миланы, которые гладил и перебирал, не в силах уснуть почти до утра, на пылающие щёки и уши. Но главным было выражение её прекрасных светло-карих глаз. Из них полностью исчезли страх, недоверие и настороженность. Теперь там были растерянность, смущение и ... ожидание. Ожидание ночи. Матвей считал, что для любви создана только ночь. Он давно не был горячим и несдержанным юношей, готовым предаваться плотским утехам круглосуточно. Да и был ли он таковым когда-либо вообще? В юности он горячо и страстно любил только Ольгу, но так старался сберечь до свадьбы её чистоту, сделать всё красиво и правильно, что перемудрил, обманул сам себя. После потери Ольги, он будто с цепи сорвался. Сейчас он не помнил даже имён и лиц тех женщин, с которыми коротал ночи в тщетных попытках отвлечься и забыть своё унижение, свои потери. Тех женщин было настолько много, что он ещё тогда сбился со счёта. Немного успокоившись, он начал усиленно работать, достигая в жизни собственных вершин, создавая своё благосостояние. Ему очень хотелось снова испытать чувство настоящей любви, начать жить заново не только телом и мозгом, но и душой, сердцем. Однако чувство не приходило. К женщинам он теперь относился избирательно холодно, даже технично. Количество переросло в качество. Матвей часто успокаивал себя тем, что пока ты не любишь по-настоящему, ты неуязвим. Однако полного удовлетворения жизнью он по-прежнему не испытывал. Чего-то не хватало. Какой-то очень важной составляющей. Возможно, самой главной. Три года назад он и понял, что созрел для мести Решетникову. Полностью готов. Это был тот самый случай, когда месть идеальна и является пресловутым холодным блюдом. Особенно укрепился Матвей в своём решении, когда однажды увидел Милану. План родился и оформился в голове молниеносно, а то, что Матвей впоследствии узнал о дочери Решетникова, лишь ещё сильнее мотивировало и подстёгивало его. Всё, вплоть до того момента, когда девчонка села с ним в машину третьего дня, разыгрывалось, как по нотам. А теперь он сам не мог понять, что с ним происходит. Порой Матвею казалось, что это не он "похитил" Милану, а она его. Он готовился постоянно противостоять ненависти Миланы, усилием воли преодолевать моральное сопротивление девушки... А она, узнав правду, согласилась на все его условия, очевидно, посчитав развитие событий справедливым. Милана с энтузиазмом включилась в игру. Она не изображала из себя оскорблённую невинность. Она не предпринимала попыток сбежать или выйти на связь с внешним миром, привлечь к себе внимание со стороны. А ведь именно так должна вести себя на её месте настоящая героиня: пытаться проломить башкой стену до победного, бороться за свою честь, как истинная девственная фанатичка, и, безусловно, ненавидеть его, Матвея. Ничего подобного не происходило. Были недоверие и страх, но и они пропали. А теперь в глазах Миланы смущение и ожидание ночи. ... Днём Милана сама нашла Матвея в беседке, где он сидел с книгой, устроилась рядом. - Матвей, я хочу, чтобы ты подробно рассказал мне обо всём. - Для того, чтобы рассказатьобовсём, не хватит и жизни, - улыбнувшись, Матвей захлопнул книгу и отложил её в сторону. Милана смотрела на его смуглое лицо, раздвоенный подбородок, гармоничные черты, почти чёрные брови и ресницы, тёмно-серые глаза, сильную шею в вороте футболки... "Как его можно было променять на кого-либо? Как?!" Милана не знала, откуда появилась эта мысль. Она возникла в голове внезапно и заняла всё пространство. При всей любви к отцу, Милана не могла понять, как Ольга оставила ради него Матвея. Неужели деньги настолько решают всё? Или у Ольги не было другого выхода? Интересно, как далеко был готов зайти отец? Неужели вправду отправил бы Матвея за решётку, если бы тот не покорился? - Ты прекрасно понимаешь, о чём я говорю, Матвей! Я хочу знать всю правду о том, что случилось двенадцать лет назад. - Я всё рассказал тебе позапрошлой ночью, в вашем доме. - Нет, не всё. Только в общих чертах. - А какие подробности тебе нужны? - Скажи, Матвей, ты уверен в том, что мой отец осуществил бы свои угрозы? - Да, уверен на все сто. Мои разработки принесли компании баснословные прибыли. Зачастую, чем больше у человека становится денег, тем меньше он готов ими делиться. Так получилось и с Валерием. Но у него была ещё одна причина навсегда убрать меня с глаз долой. - Ольга? - Да. - Скажи честно, Ольге пришлось пожертвовать собой ради твоей безопасности? Ради того, чтобы от тебя отстали? - Ты неисправимая идеалистка, моя девочка, - Матвей ласково посмотрел на Милану и осторожно провёл пальцем по её щеке. - Хотя я тогда тоже думал так. Сначала. Но к счастью, всё было иначе, и мне не за что винить себя. - А как было в самом деле? - Уход Ольги стал одной из причин всего произошедшего, а не следствием. Твой отец сделал её своей задолго до их свадьбы. Тогда, когда ещё я был женихом Ольги. Они начали встречаться ещё тогда, когда я считал себя везунчиком и счастливчиком. Матвей видел, как расстроилась Милана, но видел и то, что она верит ему. Она верит ему. Она поверила ему сразу, ещё во время того ночного разговора в гостиной дома Решетниковых. Это удивительно и необъяснимо. Она чувствует, что он говорит чистую правду. - Матвей, - решилась Милана. - Скажи, ты всё ещё любишь её? - Не говори ерунды, - Матвей легко прикоснулся кончиком пальца к курносому носу Миланы. - Сними уже розовые очки. И пойдём готовить обед. - Ты обещал, что ответишь на любой мой вопрос! - возмутилась Милана. - На любой, кроме вопроса о местоположении этого дома. А сам уходишь от ответа! - Ух, какая ты! - восхитился Матвей. - Матвей?! - Милана, сузив глаза, сверлила его взглядом. - Нет, я не люблю Ольгу. Уже давно. Но разлюбил далеко не сразу, очень долго страдал, не мог забыть. Всё. Больше мне нечего добавить. - Понятно, - Милана вдруг сникла, боевой настрой слетел с неё, а взгляд потух. Матвей, сам не понимая, что делает, схватил её под мышки, поднял со скамейки, прижал к себе и поцеловал. По-настоящему, так, как целовал этой ночью. А потом перекинул Милану через плечо, вышел из беседки и зашагал к дому. Она терпеливо "ехала" на нём, лишь странно пыхтела. Но Матвей не стал проверять, плачет ли она. Испугался: если он увидит сейчас её слёзы, то точно расклеится и превратится в мягкотелого романтика, полную размазню. ... Начало ночи было полным повторением вчерашнего: приняв душ, выключив свет и забравшись под одеяло, Милана с трепетом ждала своей участи. Матвей разделся, включил свет и лёг рядом, откинув одеяло. Потом он потянул девушку на себя, а она будто только этого и ждала: начала близко рассматривать его лицо, касалась пальцами подбородка, немного впалых щёк, твёрдых губ. Матвей позволял ей делать всё, что она хочет. Осмелев, Милана начала гладить его шею и плечи, касаться губами, языком. Она видела, как трепещут ресницы Матвея, слышала его прерывистое дыхание и понимала, что он сдерживается из последних сил. Когда маленькая ладонь Миланы начала спускаться ниже, к животу Матвея, мужчина перехватил инициативу. - Это не сегодня, - хрипло сказал он. - Рано. И Милана оказалась под ним. Опять всё повторилось: его ласки сводили её с ума, она стонала и металась. Но сегодня губы Матвея спустились ниже, прокладывая путь к лону Миланы. Всё поняв, девушка задрожала и попыталась высвободиться. - Тихо, тихо, - он покрывал поцелуями её живот и стройные бёдра. - Не бойся. Помни, что между нами теперь нет ничего запретного. Позволь мне сделать это. Я очень хочу, чтобы ты узнала, насколько это прекрасно. Да? - Да, - отчаянно прошептала Милана. Осторожно раздвинув её бёдра, Матвей спустился ниже и провёл языком по нежным, девственным лепесткам. Он не спешил и не пытался ускорить процесс, наоборот, едва касался клитора языком. Милана, вцепившись в плечи Матвея, буквально неистовствовала. Она не видела и не слышала ничего вокруг, забыла обо всём. Сейчас в её мире существовали только тёплые ладони Матвея, слегка поглаживающие и массируюшие её бёдра, и его язык. Девушке казалось, что она близка к безумию или потере сознания, настолько острым и мощным было удовольствие. Когда Милана стихла, Матвей ещё раз провёл языком по её лепесткам, покрыл лёгкими поцелуями бёдра девушки, вернулся на подушки и прижался к Милане. Она, открыв глаза, пристально посмотрела в его изменившееся от страсти лицо. - Матвей, - чётко произнесла Милана. Так, будто это не она только что сходила с ума от его ласк. То, что это всё же была она, выдавали блеск её глаз, ставшие слишком яркими губы и порозовевшие щёки. - Что? - Помнишь, ты просил: если я чего-то хочу, а ты этого не делаешь, сразу говорить тебе? - Конечно, помню. Чего ты хочешь, Милана? - Хочу, чтобы ты был весь мой, а я - вся твоя. Хочу по-настоящему стать твоей женщиной. Прямо сейчас. Матвей несколько секунд смотрел в глаза Миланы так, будто вёл борьбу с самим собой. Милана ждала, не отпуская его взгляд. - Я ждал этого, надеялся, - шёпотом заговорил Матвей. - Но не думал, что ты произнесёшь данные слова так скоро. - Я тороплю события? Это плохо? - казалось, Милана искренне расстроилась. - Нет! Нет, Милана. Это прекрасно. Матвей склонился к губам девушки, в то время, как его длинные пальцы осторожно гладили её белую изящную шею, спускаясь по плечам к груди. - У тебя потрясающая кожа, как фарфор и шёлк. И невыносимо прекрасная грудь. - Невыносимо прекрасная? - чуть хрипло спросила Милана, дыхание которой начало прерываться.