– Большое вам спасибо, мисс Брандон, – сказала Истон. Даже она улыбалась. Все девушки в зале встали, а Истон спустилась со сцены по лесенке в сопровождении своей серой заместительницы и кокер-спаниеля. Как только огромная деревянная дверь за ними захлопнулась, в зале стало шумно – заговорили все сразу. – Ты видела ее туфли? – спросила Лила. – Я практически уверена, что они от «Валентино». – Как ты думаешь, мне сойдет с рук то, что я рыжая? – спросила у подруги Лидия, известная своей глупостью кукла, которую, по слухам, оставили в школе на шестой год только из-за отца, сделавшего солидное пожертвование для научной лаборатории. – Рыжей Кейт Уинслет повезло на «Титанике». – Что-то не так? – спросила Джорджия у Нэнси. – Все в порядке, – ответила та. – Ты выглядишь по-настоящему рассерженной, – льстиво сказала Грин. – Ты вся ощетинилась. – Все хорошо, – быстро повторила Грейдон. – Просто счастлива? – хрипло протянула Лила. – Выше луны, – прошипела Джорджия, пытаясь вспомнить их старую шутку. Однако их легкомыслие никак не изменило настроения Нэнси. Идиотки, их купили хорошей прической и пустой болтовней. – Серьезно, скажи, что случилось? – спросила Грин, подходя к Грейдон сбоку. Было что-то слегка безнадежное в ее желании всегда «быть рядом» в ту самую секунду, когда что-то шло не так. И это не значило быть милой, тут у Нэнси не оставалось ни малейших сомнений. Задача состояла в том, чтобы обаять подругу. Стать частью чего-то. А это эгоизм. – Я же сказала, все в порядке, – резко ответила Нэнси. – Господи. – Ты все еще будешь выполнять общественные работы? – спросила Лила у Джорджии, явно стараясь сменить тему. Обычно она не любила роль примирительницы. – Святая Джорджия? – Отвали, Лила, – сказала Грин и рассмеялась, чтобы смягчить свою резкость. – Не все из нас собираются поступать в школу искусств. – И ты действительно думаешь, им это интересно? Хотя бы немного? – спросила Нэнси. Толпа школьниц перед ними постепенно пришла в движение. Все продолжали рассказывать о каникулах, никто не спешил вернуться в комнаты и начать делать сегодняшние задания. – Понятия не имею, но знаю: мои родители считают, что это важно для получения стипендии, и я буду делать то, что нужно. Тут не о чем спорить, – заявила Джорджия. Легкая паника сжала все внутри Грейдон, которая не одобряла страх. «Страх убивает разум», – часто повторял отец. Тем не менее сейчас она чувствовала именно страх. Что, если родители Джорджии, пусть и необразованные, правы? И все, что они заставляют ее делать, направлено на то, чтобы она стала старостой, а потом отправилась в Оксфорд. Возможно, Нэнси и без того поступит туда, но в глубине души ей хотелось получить значок старосты. Трагическое, унизительное признание, пусть и самой себе, но ей нравилась идея обратиться с речью к родителям в день выпускного бала и отвечать за общение с будущими студентками в день открытых дверей. Ее собственные родители никогда ничего не говорили о волонтерстве или о подаче вступительных заявлений в университет, но от них этого и не следовало ждать. Нэнси часто обращалась за советом к отцу и матери Джорджии. Не напрямую, конечно, такой вариант она даже не рассматривала. Но периодически ей удавалось воспользоваться мудростью из вторых рук, которую повторяла их дочь. Всегда интересно знать, что думают настоящие, заботливые родители. Конечно, у нее замечательные мама и папа, но они не могли себе позволить чрезмерно ее опекать. Очень многих интересовала жизнь родителей Нэнси, их произведения и решения, которые они принимали. Действительно ли отец предлагал ей попробовать спиртное и курить дома? И правда ли, что мать разрешала выбирать школы с того момента, как ей исполнилось четыре года? И не против ли она того, что про нее пишут в блогах почти каждый уик-энд? Разумеется, против. Родители по очереди продавали истории про нее, пытаясь превзойти друг друга в широте взглядов на воспитание дочери. В конце концов, никто не закажет им длинную статью для глянцевого журнала с фотографиями Нэнси в спальне или о том, что они ведут себя как обычные родители. – Может быть, нам всем следует поучаствовать в общественных работах, – заявила Нэнси. Лила и Джорджия застыли на месте, мешая остальным двигаться дальше. – Ты шутишь? – изумилась Лила. – Нет. Я думаю, нам следует этим заняться. – И за каким дьяволом? – спросила Лила, брови которой сошлись на переносице. Нэнси вздохнула: – Не заставляй меня произнести это вслух. Джорджия улыбнулась. – Что произнести? – невинно спросила она. – Я тебя ненавижу. – О-о-о-о, продолжай. Скажи! – Что происходит, Нэнси? – Лилу совсем не обрадовало изменение настроения подруги. – Потому что Джорджия может быть права, ведь так? – Грейдон растянула слово «так» и повысила голос в конце предложения. Подругам нравилось, когда она проявляла хотя бы какую-то слабость. Это их возбуждало. – Если мы хотим быть префектами, нам следует продемонстрировать добрую волю. Джорджия права! Хорошо? Довольны?! – Мы в восторге, – улыбнулась Лила, отпихивая Софи Хейлборн, стоявшую перед ней. – Эй, Хейлборн, шевелись, нам еще много чего нужно сделать! – Нэнси последовала примеру подруги и протиснулась мимо Софи. – Я не стану этим заниматься, – продолжала Лила. – И мне все равно, буду я префектом или нет. – Тебе будет не все равно, когда мы станем есть за столом старост, а также получим разрешение проводить вечера четвергов в деревне, а ты останешься одна, – сказала Джорджия. – Она права, – заметила Нэнси. Лила закатила глаза и вздохнула. Она всегда поступала так, когда ей не удавалось получить то, чего ей хотелось. – Ладно, – сказала она, – но я не собираюсь браться за что-то серьезное и не стану носить форму во время уик-эндов. – Договорились, – улыбнулась Джорджия. – Пойдем запишемся. Пока вы не передумали, чтобы мне не пришлось все делать самой. Несмотря на тот факт, что общая комната была, строго говоря, паршивой, в том, чтобы сделать новое пространство своим, заключалось что-то глубоко волнующее. В длинном помещении с низким потолком, частично ниже первого этажа под самой старой частью школы, влажными на ощупь каменными стенами и рваными, продавленными креслами и диванами, стоявшими вдоль стен, имелись чайник, тостер и приличный набор микрофонов. Телевизор с размытым изображением, размером с маленький холодильник, весил семь стоунов[12] и показывал всего четыре канала. Но для девочек шестого года обучения это был настоящий рай. Комната уже наполнилась криками, смехом и спорами, появился запах тостов. – Вы уверены? – спросила Джорджия, вытаскивая шариковую ручку из сумочки. – Я вас записываю. Извини, – сказала она Хейди Барт, которая с ручкой в руках стояла возле списка. Хейди казалась обиженной. Хотя, возможно, ее сплющенное лицо выглядело так всегда. Уже не в первый раз Нэнси подумала, как трагично иметь имя Хейди – имя, которое вызывает образы светлых кос и миловидность доярки, но при этом ты похожа на мопса. Нэнси смотрела, как синие чернила заполняют маленькую таблицу на листе бумаги. Нэнси Грейдон. Камилла Найт. Джорджия Грин. – Я собиралась записаться, – тихо сказала Барт. – Извини, – ответила Джорджия, в голосе которой не было ни капли сожалений. – Я уже закончила. Зубы Хейди были слишком маленькими для ее рта, и она держалась как-то странно, слишком сильно выпячивала бедра и как-то непонятно изгибала спину. Несколько лет назад Лила уверенно заявила, что шрамы, которые они видели на спине Барт, когда переодевались, чтобы лечь спать, остались после операции по исправлению горба. И все три подруги, не продемонстрировав особого воображения, в течение следующего года стали называть ее Квазимодо. – Тебе не следовало вот так протискиваться к списку, – сказала Хейди. Очевидно, ей было нелегко произнести эти слова, а усилия, которые она прикладывала, чтобы постоять за себя, вызывали у Нэнси иррациональное раздражение. – Какая разница? – спросила она. – Какое это имеет значение? – Ты поступила грубо, – упрямо сказала Барт. – Забудь, Хейди! – прикрикнула на нее Лила. Все трое повернулись, собираясь уйти. Хейди имела обыкновение расплакаться, а потом жаловалась учителям на тех, кто ее обидел, несмотря на то, что ей уже исполнилось семнадцать. – Ну в таком случае, надеюсь, я увижу вас всех на ланче у миссис Истон на следующей неделе, – услышала Нэнси обращенные ей в спину слова Барт. Грейдон подняла рюкзак, стараясь не обращать внимания на ее слова. Должно быть, Хейди все придумала. Никакого ланча быть не должно. В противном случае ее бы пригласили. Школа не могла не рассматривать ее на должность префекта. – Какой еще ланч? – резко спросила Джорджия. Великолепно. Грин не в состоянии отделаться от Хейди, ей нужно обязательно ввязаться в спор. В ее маленькой головке блондинки сразу возникает ужас – вдруг она пропустила какую-то жизненно важную информацию о собрании префектов. Нэнси пожала плечами: – У меня испанский. И я намерена на него пойти. – Разве вы не приглашены? – спросила Барт, продолжая идти за троицей. От самодовольного уродливого лица девушки у Нэнси все сжалось внутри. Как она смеет так себя вести? – Заткнись, Хейди, – сказала Грин. Нэнси сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться. Что, черт возьми, нашло на Барт? Она всегда была плаксивой и омерзительной, но прежде никогда не осмеливалась вступать в споры с ней и Джорджией. Проклятье, и где Лила?