- Но, император… Щелчок кнута, и старик повалился на землю, держась за окровавленное плечо. - Обращайся к премудрому правителю как следует! — прошипела Цянь Джи, сворачивая кнут. - Превеликий правитель Неба и Земли! — попробовал второй гильдиец. — Прошу отнестись со снисхождением к словам этого низкорожденного… Вам не стоит прогонять нас. Только гильдия начертателей может спасти этот город. Без массивов ни одна армия не выстоит против орды животных. И несмотря на жестокую гибель нашего главы, мы готовы обсудить вклад в защиту… На этот раз удар хлыста пришелся на щеку говорившего. Император даже не вздрогнул. — Предатели. Все до единого, — сказал Сын Неба. — В ваш дом вот-вот ворвутся убийцы, а вы вместо того, чтобы взяться за оружие, выпрашиваете у отца свою долю наследства. Вы правы. Без массивов Киньян будет уничтожен. Падут его стены. Дома будут разрушены. Людей будут рвать когти и клыки лесных чудовищ, тяжелые рогачи растопчут кости ваших детей, стаи костяных собак будут выгрызать животы ваших жен, драконы сожгут вашу плоть, — император Ли Ху говорил медленно, будто бы равнодушно, а потом закричал: — Так почему, Пропасть вас забери, вы все еще торгуетесь? Почему вы не мчитесь к стенам Киньяна и не делаете массивы, пусть даже из своей собственной Ки? Почему вы не хватаете солдат и не укрепляете их оружие? - Премудрый правитель, — сказала Цянь Джи. — У нас есть свои начертатели. Зачем вам эти бесполезные развалины? Казнить их, да и дело с концом. Один мужчина встал с колен, с презрением посмотрел на своих соратников, потом низко поклонился императору. - Я так давно ждал этих слов. Благодарю, о правитель десяти тысяч лет. Юминг, я давно пришел бы в Академию, чтобы предложить помощь, но этот старик, — и он указал на мертвеца, — угрожал убить мою семью. Он собрал нас тут не из-за страха перед императором, он боялся, что мы перестанем слушать его приказы. Юминг подошла к нему и обняла. Это был отец Юминг, Ци Яо». __________________________________________________ 1 Тедань — в переводе с китайского — железное яйцо (или яйца) Глава 11 В комнате умственного отдохновения было тихо. Ши Хэй шуршал свитками. Уко нервно расхаживала взад-вперед. Ван Мэй подошла к вялому императору, сняла повязку на его руке, чуть помедлила и рванула едва присохший клочок кожи. Проступила кровь. Госпожа Ван положила пальцы прямо на рану, прикрыла глаза и выпустила несколько заклинаний. Яда не было. Но лучше Теданю не становилось. Возможно, кого-то другого на месте Ван Мэй состояние императора бы порадовало. Совет министров, на две трети состоявший из синшидайцев, привык к тому, что Мэй говорит от имени императора. Если скрыть его болезнь, то можно управлять империей самостоятельно, поделившись властью с Уко, Яном и еще несколькими выпускниками Академии. Но Ван Мэй эта мысль приводила в ужас. Ей нравилось стоять за плечом Теданя, нравилось подсказывать, помогать, но не принимать решения. Она часто колебалась, заваленная докладами и противоречащими сведениями, не знала, как лучше поступить, а по ночам ее одолевали сомнения, мешая заснуть. Тедань умудрялся выхватить самую суть, совсем как на турнирах в Академии, и одним махом решить любую проблему, причем зачастую самым неожиданным образом. А если он умрет? Что будет тогда? Синшидайцы уже не смогут посадить на его место кого-то своего. Согласно закону на престол взойдет девятилетний сын императора Ли Ху. Регента выбирают на совете министров, и скорее всего, им станет Ван Мэй, как ближайший соратник Теданя, либо Цянь Ян, если посчитают, что женщина не должна быть правителем. Мэй ненавидела себя за подобные мысли, но не могла не просчитывать последствия. Кто еще мог претендовать на место регента? В истории нередки случаи, когда регентом становилась императрица, мать законного наследника, но это маловероятно. Нынешняя императрица оторвана от политики и правит лишь в гареме, да синшидайцы и не позволят постороннему человеку захватить власть. Уко, наверное, оставит службу во дворце и до конца жизни просидит в своем поместье, обвиняя себя в смерти императора. Ян…Ян уйдет тоже. Новые выпускники слишком молоды и неопытны, передавать им дела опасно. Ван Мэй усмехнулась, вспомнив себя десять лет назад… Они были такими же. — Почему он молчит? — неожиданно четко спросил Тедань. Уко ткнула Ши Хэя в спину, тот подскочил, схватил свиток и продолжил. «Подобные методы убеждения император Ли Ху применял и к знати. Он врывался в их дома, разрушал защитные массивы, забирал кристаллы, деньги, талантливых магов, и на все обвинения говорил, что каждый, кто не помогает в противостоянии с лисой, предатель. Были казни. Недовольство от жестких действий нового правителя зрело, но лишь в высоких кругах. В народе же императора Ли Ху любили. Горожане приветствовали ограбления богатых поместий, так как до этого все соки выжимали только из них. Киньянцы впервые увидели реальные действия властей. Спустя месяц после смерти императора Чжи Гун-ди была начата постройка первой защитной стены вокруг Киньяна. Солдаты, крестьяне и простые горожане целыми днями валили деревья, трамбовали землю, возили камень, одновременно со стеной выкапывали ров. Начертатели и маги, собранные в Академии, продумывали схему магической защиты столицы. Мелкие чиновники под руководством синшидайцев готовили дома для крестьян, которые придут в город при первых же признаках приближения лисы. Именно тогда Киньян до конца осознал неизбежность нападения. Прежде о лисе лишь говорили, обсуждали, паниковали, но после первой волны ужаса, когда многие бежали из столицы, эмоции приутихли. Росли цены на продукты, падали цены на дома и земли близ Киньяна, мужчин забирали в пятую армию, но из-за бездействия императора люди начали думать, что всё это не так уж и страшно. А может, и вообще ничего не будет. Теперь же люди окончательно поняли, что волна придет. Синшидайцы вместе с караванами «Золотого неба» разъехались по стране. Они проверяли работу чиновников на местах, направляли запасы продуктов в Киньян, собирали будущих воинов для отправки туда же, выискивали талантливых магов и начертателей, а также сообщали правильную версию гибели предыдущего императора. Восстания сейчас были бы совсем некстати. Немалую опасность представляли армии. И пятая армия под управлением единственного выжившего сына Чжи Гун-ди была самой безобидной из них. Генералы, которые командовали тремя остальными армиями, не отреагировали на смещение императора, которому они поклялись в верной службе. Император Ли Ху хотел отправиться к ним лично, но ему запретили его соратники». — Как ты это узнал? — спросила Цянь Джи. — Кто проболтался? Ши Хэй, хоть и знал буйный нрав этой женщины, перестал ее опасаться. Он еле заметно улыбнулся и сказал: — Вы, синшидайцы, давно друг друга знаете, привыкли общаться без лишних церемоний, потому когда забываете о присутствии посторонних, можете высказать вслух то, о чем стоило бы умолчать. Вы пригласили несколько писарей, чтобы отправить послания генералам, и император Ли Ху сказал, что незачем сочинять небылицы, мол, он сам прилетит туда и поговорит с генералами лично. Писари это запомнили, и один из них пересказал мне. — Мэй, — прошипела Уко, — может, стоит оставить господина Ши во дворце? Мастер предшествующих знаний перепугался. — Стоит, — откликнулась госпожа Ван. — Отправь кого-нибудь в дом мастера Ши. Пусть привезут его вещи и особенно бумаги. — Но… это же дела давно минувших дней. Я могу вычеркнуть фразу про императора Ли Ху и армии. Я хотел лишь показать его отвагу и… — Глупость. Он хотел поступить глупо, — отрезала Ван Мэй. — Вы останетесь не из-за записей, а из-за нынешнего состояния императора. Будет лучше, если слухи о его болезни не выйдут за пределы дворца. Только сейчас мастер Ши обратил внимание на императора, который медленно покачивал головой и, казалось, дремал. За недолгое время визита он словно постарел на десять лет. Госпожа Ван поднялась. — Я вас оставлю. Нужно подготовить кое-что. Уко, если что, зови. Когда за главой магического министерства закрылась дверь, Ши невольно сглотнул подступившую слюну. Он снова попал в неудобное положение, оставшись почти наедине с Цянь Джи. Мэй, несмотря на церемонность, а может, и благодаря ней, сглаживала резкие высказывания своей подруги. Ши Хэй молчал. Молчала и Цянь Джи, уставившись на вспотевшего чиновника. За стеной прошелестели чьи-то шаги. Тишина давила на мастера Ши. Он и рад бы сказать что-нибудь, но боялся, что станет еще хуже. Когда он уже почти решился протянуть руку и развернуть свиток, Цянь Джи заговорила. От ее голоса Ши Хэй подпрыгнул на месте. — А ты знаешь, когда мы впервые услышали о замыслах Кун Веймина? — Н-нет, — проблеял Ши. — Академии тогда стукнуло четыре года. Мда, учеников в ней за эти годы изрядно поприбавилось. Кун Веймин в самом начале сказал, что в Академии не будет больше ста пятидесяти человек, но к тому времени их набралось под триста. Преподавателей не хватало, и часто уроки вели старшие ученики. Я, например, постоянно работала с третьим набором, подменяя Старшую Сестру. Ван Мэй тогда всё время злилась, она не хотела тратить время на обучение новеньких. И вот, в первый месяц после пятого набора, пока только что поступившие копали грядки и выкладывали камнем дорожки, Кун Веймин собрал нас, старших учеников на плацу между внешними и внутренними воротами. Ши Хэй вдруг понял, что Цянь Джи ни разу не назвала Кун Веймина учителем. — Сейчас я понимаю, что это было сделано специально. Там невозможно укрыться, оттуда некуда бежать. Рядом с ним стояли его ближайшие соратники: Ясная Мудрость, Старшая Сестра, Идущий к Истоку, Командующий. Я уверена, что некоторые из учеников уже знали, о чем он будет говорить. По меньшей мере, Тедань и Мэй. Возможно, Шен был первым, с кем поделился Кун Веймин, но сбежал, не желая в этом участвовать. — Шен? Третий ученик, который жил с Теданем и Ван Мэй? — не удержался мастер от вопроса. Это имя звучало в разговорах уже не в первый раз. — Да. Забавный паренек. Гений в начертании. Он должен был занять место Ци Юминг, но в конце второго года ушел из Академии. Я не понимала, почему. Он был простолюдином из какого-то далекого города, родных вроде бы не осталось. Ему и идти-то было некуда. Но сейчас думаю, что он ушел не куда-то, а просто подальше от Кун Веймина. Правда, потом он… — Цянь Джи умолкла. — Ну да неважно. Итак, Кун Веймин собрал нас на плацу и произнес длинную речь, в которой подробно объяснил все ужасы семихвостой лисы, затем кратко перечислил, что нужно сделать, чтобы ее победить. То же самое он не раз говорил на своих занятиях. Мы обсуждали на уроках и лису, и меры противодействия. А потом он спросил, что из этого было сделано императором Чжи Гун-ди. Ответ: почти ничего. И тогда был сделан естественный вывод: Чжи Гун-ди приведет страну к гибели, потому ради спасения сотен тысяч жизней мы должны пожертвовать жизнью императора, посадить на престол решительного умного человека, который и спасет нас всех. Нам казалось, будто Кун Веймин совершает героический поступок, рискует жизнью ради Киньяна. — А сейчас вы так не думаете? — Сейчас я понимаю, что он задумал этот переворот еще до семихвостой. И Академию создал для этого. Лиса дала ему отличное оправдание. Вседобрейший и благочестивый Кун Веймин не собирался спасать мир, он всего лишь хотел стать императором. И почти стал им. — Зачем вы мне это говорите? — тихо спросил Ши Хэй. — Я же могу добавить ваши слова в свою книгу. — Зачем? Затем, что мне плевать. За свою жизнь я видела много людей. Почти все они сволочи и эгоисты. Кто-то сразу показывает свое нутро, кто-то прикрывается красивенькими словами, но все думают лишь о своем брюхе да кошельке. Моя мать боялась всего на свете, и ею управлял страх. Кун Веймин жаждал власти. Может быть, он навел бы порядок в стране, привел Журавля к спокойной и сытой жизни, но сделал бы это из себялюбия. Мол, гляньте, ничтожные, каким должен быть великий император! А Тедань — не таков. Он пришел со словами «Я переверну землю и дотронусь до Небес». Он считал, что рожден для великих дел, но при этом не думал о себе, как о великом человеке. Он не жаждал ни славы, ни власти, ни богатств или почестей. Самая чистая душа! У Цянь Джи задрожали губы, но она смогла сдержать слезы. — Многие синшидайцы выгорели за эти годы. Кто-то сдался еще до лисы. Других доконали человеческие тупость и неблагодарность. Мы, именно мы спасли Киньян! Положили на это всё: жизни, силы, Ки. А что получили в ответ? Угрозы, обвинения, попытки убийства, иногда удачные. Аристократы тут же забыли о лисе, но вспомнили о казнях, о забранном имуществе, о подлом убийстве Чжи Гун-ди, о низком происхождении Теданя. В нас полетели грязь, камни, ложь. Наши законы, продуманные, обоснованные, справедливые, вызывали бунты даже среди простолюдинов, хоть и не в Киньяне. Тут горожане все-таки лет десять помнили, кто их спас. А Тедань не ожесточился! Совсем. Он сумел сохранить веру в людей, жизнерадостность, азарт, любовь к жизни. При этом он не колеблется. Он может наказывать, казнить, принимать жесткие решения и при этом считать, что люди достойны его усилий. Как это всё умещается в нем одном? Уко снова посмотрела на дремавшего императора. — Что бы ты не делал, каким бы ты добрым и честным ни был, всегда будут те, кто тебя возненавидит. Если бы ты видел то, что видела я, то понял бы. Я охраняла Теданя все эти годы. Его пытались убить десятки раз. К счастью, большинство попыток были магическими. Убийцей мог быть любой: ребенок, старик, женщина. Министр, верой и правдой отслуживший пять лет. Крестьянин, несущий подарки. Служанка, наливающая чай. Даже синшидаец. Пропасть меня забери, я даже Яна подозреваю, когда он подходит слишком близко. Она прошлась по комнате. — Что бы там у тебя ни было в свитках, ты всё равно не знаешь и десятой доли того, что мы сделали в тот год. Ты написал об убийстве того паршивого начертателя… Только я убила одиннадцать гильдийцев. Ты пишешь про стену… Знаешь, что Тедань запретил восстанавливать массивы вокруг императорского города? Всю Ки и всех начертателей он направил на защиту города. Даже если Киньян был бы потерян, люди во дворце могли бы выжить. Лисе бы хватило армии и горожан, чтобы насытиться. Но он запретил! Ты пишешь про армии… А знаешь, что после нескольких писем, в которых генералы не говорили ни да, ни нет, он все же поговорил с каждым из них? Дурак, конечно. Неважно, как здорово ты разрушаешь магию, если вокруг десятки тысяч вооруженных солдат. Но он полетел, поговорил и сумел убедить. — А что стало с третьим принцем, Лан Яном? Я знаю, что пятую армию передали синшидайцу и отвели к Цай Хонг Ши. А вот судьба принца… — Тедань разжаловал его и сделал простым копейщиком, чтобы он сам таскал свои вещи, рыл выгребные ямы, жрал грубую пищу. Чтобы пожил так, как прежде жили его подчиненные. Сейчас он вроде бы командующий цзу (цзу — сто солдат), ему предлагали повышение, но он отказался. — И что, никто не пытался возвести его на трон? — О, пытались. И не раз. Но после победы, а мы тогда были крепки, как никогда. Да и сам Лан Ян уже не рвался в Киньян. Он проникся армией, даже написал несколько книг о военном деле, но не всякие глупости вроде «Если твоя армия слаба, пусть враг думает, что она сильна», а сугубо практические вещи: об устройстве лагеря, о подготовке к длительному маршу, о соотношении боевых частей и вспомогательных. Словом, то, о чем должен знать каждый военный. Его книги теперь изучают и в военной Академии, и в Син Шидай. — Я хотел его убить, — раздался слабый голос императора. Цянь Джи подошла к нему, коснулась лба, отдернула руку и, окончательно растерявшись, отошла назад. Ли Ху будто бы и не заметил ее действий. — Я хотел его убить, — повторил он. — Но увидел перепуганного юнца, чья голова набита книжными премудростями. Я решил, что сначала он должен пережить то, что пережил мой брат. Пусть прочувствует на своей шкуре, каково быть простым солдатом. Вспомнил про него лишь через полтора года. И увидел крепкого мужчину с обветренным лицом, который нашел свое место в жизни. В армии ведь все понятно. Там нет интриг. Там нет вольнодумства. Там есть приказ и его нужно исполнить. Потому он не захотел повышения. Чем выше, тем больше инициативы. Больше мыслей. Больше ответственности. Он не хотел. К концу недлинной речи император снова ослаб. Сил хватало лишь на короткие фразы. На его лбу выступила испарина, которую Цянь Джи тут же вытерла. В дверь тихо постучали. Вошел евнух и негромко сказал: