Я ожидал, что требовательная грубость его разозлит, но в голосе зазвучала совсем другая эмоция – удовлетворение. – Разумно. И не тревожьтесь, ни я, ни мои люди не следили за вами. Напротив, сам я опасался преследования и заплатил хозяину, чтобы он сообщал обо всех приезжающих. Благодаря этому я и узнал, что вы врач. Более не стану вас отвлекать. Он дал знак слуге, и оба вышли из комнаты. Правда, снаружи повернулся ключ, но уже отсутствие вооруженного Амира и наличие собственного револьвера несколько успокаивали и обнадеживали: возможно, я не буду убит. Или, по крайней мере, успею помолиться. Рана успела поджить – везде, кроме участка почти сразу под мощной грудной клеткой. Я не накладывал швов на такие серьезные повреждения уже долгое время, но не без удивления понял, что мои руки помнят, как нужно это делать, лучше меня самого. Вскоре я закончил и еще раз внимательно осмотрел рану. Все было в порядке. Время, отведенное незнакомцем, явно не кончилось: он все не приходил. Я огляделся. Комната казалась обычной, из посторонних вещей – только стопка газет и маленькая музыкальная шкатулка на краю стола. Я не привык лезть в чужие дела, но тут у меня возникло желание осмотреться внимательнее. Пошарить в ящиках, заглянуть в шкаф, хотя бы открыть шкатулку. Мне было интересно, кто скрывался под капюшоном. Передряга могла кончиться скверно. Но мои размышления нарушил слабый стон. Раненый пришел в себя. Это удивило меня; обычно действие медицинского эфира длилось намного дольше. Впрочем, я мог и предугадать, что выносливый организм рыжего незнакомца справится быстрее. – Не шевелитесь, – прошептал я, придерживая мощные смуглые плечи, на которых виднелись еще три шрама и россыпи темных веснушек. – И все будет хорошо. Как вас зовут? – Томас, – хрипло, почти не разжимая губ, ответил раненый. – Артур, – представился я, невольно снова отмечая, что у него необычные глаза – светлые и холодные, как у… тигра, пожалуй, а может, у орла. – Вы тоже друг… Моцарта? – Чей, простите? – удивленно уточнил я. Рука слабо шевельнулась и указала на дверь. – А-а-а. – Поняв, что эфир все же действует и вызвал у раненого бред, я покачал головой. – Нет, он просто позвал меня, чтобы я вам помог. Я живу по соседству. Томас снова измученно закрыл глаза, и я отстранился. Дверь приоткрылась. Хозяин появился в комнате; подойдя, он крепко пожал мне руку. – Моей благодарности просто нет предела. – Это моя работа, – отозвался я и зачем-то добавил: – мистер Моцарт. Он, видимо, удивленный, дернулся, едва не опрокинув стоявший на стуле сосуд с водой, но почти сразу бодро рассмеялся. – Ах да. Дружеская шутка, прилипла ко мне из-за роста. Сколько я вам должен? – Не надо. – Я покачал головой. – У меня лишь одна просьба. – Все, что угодно. «Снимите капюшон», – хотел сказать я, но сказал другое: – Когда опасность минует, напишите, как себя чувствует ваш друг. Вот сюда. – Я вынул карандаш из кармана и чиркнул адрес на обрывке газеты. – Нескольких строк будет достаточно. Теперь, надеюсь, я могу идти? – Конечно, – ответил он. – Счастливого возвращения домой, мистер Сальваторе. Я вернулся к себе и, не раздеваясь, рухнул на кровать. Ночь я проспал как убитый, а утром оказалось, что постояльцы из крайней комнаты уже отбыли: дверь была распахнута, на столе не осталось ни газет, ни шкатулки. Возле ножки кровати я обнаружил маленький серебряный скрипичный ключ. Была ли это подвеска от женской серьги или что-то еще?.. Я подобрал ее. И почему-то не выбросил. * * * Томас и констебли еще немного посовещались и пошли по улице в противоположную от лабораторий сторону. Их путь явно лежал к набережной Виктории. Я отвел взгляд от окна и вспомнил, что письмо от индийского незнакомца так и не пришло. Я присел, выдвинул нижний ящик стола и поднял стопку старых отчетов. Серебряный скрипичный ключик, полгода пролежавший под ними, исчез. [Лоррейн] Наш Квартет суетился, перенося инструменты в гранд-зал. Музыканты были чем-то взбудоражены, их голоса, усиливая осточертевшую головную боль, врезались мне в уши. Маленькая индуска Шахма, похожая на экзотическую обезьянку, трещала с медведеподобным шотландцем Густавом. Здоровый детина, тащивший и ее скрипку, и свой альт, похохатывал; вторили двое оставшихся: козлобородый басист Жюль и вторая скрипка – юный Джеффри, демонстрирующий в улыбке крупные ослиные зубы. В холле толпились еще человек пять из обслуги, включая бармена, гардеробщика и повара. Наблюдая за ними, я неловко остановилась. Я искала спокойное место, которым «Белая лошадь» обычно становилась днем, но нашла что-то не то. – Какого… – Моя девочка! – Жерар, бросив попытки отдать гомонящему Квартету какие-то распоряжения, подлетел ко мне и взял за руки. – Я молился всем богам, чтобы ты нашла время на своего старика! Звучало драматично, Ламартис так умел. Я позволила ему еще немного помять мои пальцы, потом спросила: – Что случилось? Я о чем-то забыла? Он всплеснул руками. – О гостях с Севера! Все подтвердилось, они будут скоро, и если твои дела позволяют тебе за пару часов закончить с цыпочками номер, ну, тот самый… – Позволяют, – кивнула я, устало прислоняясь к стене. – Твои бледные щечки говорят об обратном. – Ламартис с тревогой смотрел на меня. – Плохо спала? Скорее скверно проснулась. Буквально полчаса назад. После сна, продлившегося не ночь и даже не год. И, вопреки надеждам, в «Белой лошади» мне не полегчало. – Ничего. – Я улыбнулась. – Расследование на верном пути. Я пришла специально, чтобы ненадолго о нем забыть, так что если тебе нужны цыганки, ты их получишь. Он просиял и потрепал меня по волосам. – Умница! Тогда иди. Девочки, щебетавшие у зеркала в танцевальной комнате, как по команде повернули ко мне головы. Девять пар любопытных глаз, хлопающие ресницы, запах духов. Все было привычно и наконец помогло успокоиться. Убийства убийствами, прошлое прошлым, а работа работой. Я прошлась вдоль неровной шеренги моих «цыпочек», вглядываясь в лица и ища самые смуглые. – Все помнят? Через пару часов приедет русский гость, мистер Большой Кошелек. Он отмечает пятидесятилетие – волею судьбы не дома. Надо… – Я задорно подмигнула: – помочь ему почувствовать себя в раю, он тащит с собой много гостей. Платят отлично. Девочки молчали, ожидая распоряжений, – только Кэти и Элизабет уже начали перешептываться. Я не стала делать им замечаний. – Итак, мистер Долгоруков хочет вечер в русском стиле. Водка, русская еда, цыганские танцы с бубном. Надеваем черные парики, становимся по волшебству смуглыми, разжигаем в себе пламя. Джулия, Пэппи, Мэри, у вас приятные низкие тембры. Отвечаете за пение. Кэтти, Элизабет, Дороти, Энн – с вас еще и танцы. Не забудьте украшения. Использовать их звон, чтобы… – Я улыбнулась, – очаровать, как вы умеете. Костюмы на чердаке, леди Луиза распределит их и превратит вас в смуглянок. Ясно? Леди Луиза – пожилая женщина необъятных размеров – была бесценной гримершей и костюмером «Белой лошади». Она носила высокую старомодную прическу с челкой на один глаз и пышное, будто плюшевое платье. Постоянно она не работала, большую часть времени проводила с внуками в пригороде, но появлялась, чтобы помочь в очередном особенно грандиозном шоу. Ламартис и я не чаяли в ней души. Сейчас леди Луиза, стоявшая в дверях все это время и не пропустившая ни слова, кивнула и сочно пробасила: – Готовимся! Девочки ринулись на чердак. Они обожали выбирать наряды, да и на гримировании каждая хотела быть первой. – Быстро, быстро, быстро! – крикнула я вдогонку. Вскоре возле зеркала я осталась одна и устало прикрыла глаза. Минутку. Просто дайте мне минутку… За следующий час мои британки всех мастей преобразились. Некоторых я не отличила бы от настоящих цыганок. Я отправила их за кулисы, а сама побежала переодеваться в более-менее приличный наряд. Конечно, в Российской Крылатой Империи, столицы которой, Петербург и Москва, давно стали важными центрами воздушного кораблестроения, много Независимых, и гости бы не удивились моему виду. Но мне вдруг захотелось скинуть ледж и облачиться в платье, я давно этого не делала. Я переодевалась всего минут двадцать, но, выйдя в холл, обнаружила толпу незнакомых людей в шубах. Вокруг суетились гардеробщик и два швейцара. Из гранд-зала уже доносились пение, музыка, звон. Кто-то подпевал девочкам густым басом. Я улыбнулась: русские явно любили веселиться, и веселье у них разгорелось быстрее костра на ветру. Жерар, вылетевший откуда-то, как черт из табакерки, схватил меня под руку. – Они млеют! Спасибо! – Нет проблем. – Слегка одурев от шума, я поправила волосы. – А можно я не буду задерживаться? Мне нужно на экспертизу. Расследование… Он закивал, как китайский болванчик, но лишь крепче сжал мою руку. – Тебя хочет видеть наш гость. Сам Долгоруков! Потом можешь лететь куда угодно и не являться до понедельника. – Гость? Видеть? – Я нахмурилась. – Ты же не равняешь меня с… Он торопливо замотал головой так, что затряслись дряблые щеки. – Нет, нет! Не то, что ты думаешь! – Он помедлил. – А если вдруг «то», можешь съездить ему по роже. Разрешаю. Меня это не впечатлило. – Что ему нужно? – Бегом, – вкрадчиво отозвался Ламартис и без церемоний пропихнул меня в зал. Я видела мало русских в Лондоне и почему-то ждала, что у Сергея Долгорукова будут красная рубаха, тяжелый взгляд и борода лопатой. Бородка у него действительно была – аккуратная и курчавая. В остальном ожидания не оправдались: глаза у русского оказались бледно-серые, одет он был по-европейски. Лишь пуговицы на жилете казались слишком крупными и аляповатыми, да еще серебряная цепочка – лишней. Мужчина, одиноко сидевший за столом, секунд десять разглядывал меня с интересом, как дикое животное. Я смотрела в ответ. Наконец Долгоруков произнес: – Вот вы какая, хозяйка богинь. – Голос был тягучий, английский почти без акцента.