Снежана вела себя и даже выглядела иначе. На встречу в студию явилась практически без макияжа, и Железняк даже струхнул поначалу, что девчонка несовершеннолетняя – настолько юной она выглядела. Правда, посмотрев её паспорт, успокоился: двадцать один год, вполне взрослая. Не то, чтобы он собирался снимать её в порнушке – клип был вполне невинным, но всё же связываться с детьми не хотелось бы. Хрен их разберёшь, этих девиц из современного поколения акселератов! Иные шестнадцатилетние выглядели на тридцатник, да и вели себя соответствующе. Снежана же наоборот казалась школьницей, да и вела себя как истинная пай-девочка: вежливо отвечала на вопросы, не пыталась строить глазки и заигрывать, сосредоточенно вчитывалась в договор, нахмурив брови… В общем, всё сдержанно и абсолютно по-деловому – классическое «ничего личного, только бизнес». Но не был ли этот имидж скромницы всего лишь маской? Вэл пришёл в восторг от типажа девчонки, откровенно любуясь ею, и даже простил Железняка за то, что тот заставил его приехать на работу первого января. Бесцеремонно захватив лицо Снежаны в плен своих ладоней, он поворачивал его так и эдак, то и дело восхищённо прицокивая языком. – О, да… – бормотал он в экстазе. – Сделаем ей каре с укладкой наружу, акцент на глаза с густой тушью и стрелками… а губы чуть-чуть тронем помадой… это будет секс! Великолепная, роскошная девочка! Бл… дь, я сейчас кончу! Да я уже влюблён! Снежана краснела от этой прямолинейности, ещё не привыкнув к грубовато-бесцеремонной манере общения стилиста, а Железняк только тихо посмеивался. …Когда они вышли из салона Вэла, вновь, как и накануне, густыми хлопьями повалил снег. Поёжившись, Снежана подняла глаза к хмурому небу и сунула руки в карманы пуховика. – Куда тебе сейчас? – спросил Железняк. – Я отвезу. – Спасибо, не надо, – смутилась она. – Я на метро доберусь… – Да брось ты, – махнул он рукой. – Поехали. Так куда? – Сретенка, – поколебавшись, всё-таки назвала она. Железняк невольно закусил губу. Сретенка!.. Любимая Сретенка, где он родился и вырос – всё там было до боли родным, до слёз знакомым. Он учился в школе номер шестьсот десять, гонял с дворовыми друганами на великах по Сретенскому бульвару, бегал в кинотеатр «Уран» и музей морского флота, который в годы его детства находился в церкви в Печатниках… А возле памятника Крупской он назначал первые свидания Юльке. Там же, на Сретенке, они прожили вместе несколько упоительно-счастливых лет… После развода Железняк старался объезжать эту улицу десятой дорогой, чтобы не ворошить прошлое. Квартиру тогда очень быстро продал, стремясь поскорее избавиться от болезненных воспоминаний. Что ж… сам напросился, теперь придётся везти. – Ну, и как тебе мои парни? – спросил он, чтобы разговором отвлечься от терзающих его мыслей. Снежана неопределённо пожала плечами. – Симпатичные, – осторожно ответила она. – А кто из них больше всех понравился? – продолжал закидывать удочки Железняк. Она качнула головой: – Я как-то не думала о них… в таком ключе. – Но Антону телефон всё же оставила? – иронично заметил он. Вспыхнув от его осведомлённости, Снежана снова покачала головой: – Там другое. Он сказал, что его младшая сестрёнка мечтает стать моделью. Просил поговорить с ней, ответить на вопросы, посоветовать что-то… в общем, ничего личного, обычная посильная помощь. Мне не трудно, – суховато добавила она, словно поставив его на место. Железняк только усмехнулся – уж его-то трудно было смутить холодным тоном. – Значит, никто не приглянулся… – задумчиво протянул он и, как бы между прочим, потянулся вправо, касаясь ладонью её щеки. – Или ты предпочитаешь мужчин постарше? – вкрадчиво спросил он. Снежана резко дёрнулась и отшатнулась, отбрасывая его руку – так, что он едва не выпустил руль. – Остановите машину! – потребовала она. – Сейчас же, или я сама сейчас выскочу! – Успокойся, – сказал он уже нормальным тоном, не отрывая взгляда от дороги. – Считай, что это была проверка. Ты её прошла, поздравляю. – Проверка на что? – выкрикнула она. – Да какое вы вообще право имеете так проверять… думаете, раз вы знаменитый продюсер – то вам всё можно? – Ну извини, извини, и правда глупо получилось, – он покосился в её сторону. – Ещё бы! – продолжала гневаться и шипеть Снежана. – Глупо – не то слово! – Я же тебе уже говорил, что ты не в моём вкусе. Честное слово, никаких коварных планов по отношению к тебе у меня нет, в постель затаскивать не планирую. – Спасибо, осчастливили, – язвительно фыркнула она. – Неужели вы реально думали, что я сейчас растекусь лужицей и отдамся вам прямо в машине? Он честно задумался над её вопросом. – Большинство твоих сверстниц в подобной ситуации не отказалось бы, – заметил он наконец. – Многие молоденькие девчонки мечтают заполучить состоятельного покровителя, а уж если он к тому же продюсер… Снежана скептически фыркнула: – Считаете себя лакомым кусочком, да? Он шутливо подбоченился: – А что, не так? По-моему, я ещё очень даже ничего. – Опять проверка? – уточнила она с подозрением. – Расслабься, – он засмеялся, на этот раз совершенно по-доброму. – Это удивительно, но ты, кажется, и в самом деле порядочная девчонка. – И правда, удивительно, – передразнила она. – Да я серьёзно. Ну не можешь же ты не знать, что многие красивые девушки так хотят денег и славы, что идут по самому простому пути – через постель. Или ты у нас миллионерша? – он иронично изогнул бровь. – Тебе, может, деньги не нужны? Снежана сердито отвернулась к окну. – Нужны, – сказала она наконец. – Но точно не таким путём. – А зачем тебе деньги? – с любопытством спросил Железняк. – Хочешь купить себе квартиру? Машину? Или отправиться в путешествие? Или вложиться в собственный бизнес? Или просто стать богатой, чтобы никогда больше не работать и жить в своё удовольствие? Реально интересно, о чём ты мечтаешь. Она так долго молчала, что он уже решил, что ответа не дождётся. – У меня самые приземлённые мечты, – тихо сказала она наконец. – Сына вырастить. Женя Никогда ещё за всю свою жизнь он не попадал в более неловкую, нелепую и даже унизительную для него ситуацию. Не то чтобы Женя рос в вакууме и не имел понятия о сексе – нет, конечно, не настолько уж и дремучим он был. Но всё-таки в его семье эта тема всегда была негласно табуирована. Всю интересующую его информацию он в своё время получил от одноклассников, а также почерпнул из интернета. Отец и брат ни разу не заводили с Женей доверительных мужских разговоров на тему «откуда берутся дети». У них в доме вообще не принято было демонстрировать плотскую сторону отношений, все женщины их семьи – и бабушка, и мама, и сестра – одевались целомудренно, не оголяя ноги или другие части тела, которые могли невольно спровоцировать желание или вызвать неуместный интерес у кого бы то ни было. Женя ни разу не видел, чтобы отец обнимал или целовал мать, пусть хотя бы в щёчку. Да что там «целовал», они даже спали раздельно – в родительской спальне было две кровати. Разумеется, Женя догадывался, что секс хоть изредка, но случается в жизни предков (он сам, а также наличие сестры и брата были тому прямым доказательством), но категорически не хотел ничего об этом знать. В школе и академии его ровесники вовсю крутили романы с девчонками, но Женя видел только то, что было на поверхности – обнимашки и поцелуйчики в укромных уголках, да и то, натыкаясь случайно на такие парочки, он обычно спешил отвести взгляд. И вот теперь, когда в Москву приехала девушка Ивана и поселилась с ними в одной квартире, он впервые не увидел, но услышал физиологическую ипостась любви. И это ужасно, просто кошмарно смущало! Никогда ещё его так сильно не тяготила собственная неопытность, эта проклятая девственность, от которой он уже не чаял, как избавиться. Эти двое, одурев от счастья, конечно, тут же закрылись в спальне Ивана – но Женя спал в соседней, то есть смежной комнате. Точнее, не спал, а безуспешно всю ночь пытался это сделать. Абсолютно невозможно было заснуть, слыша за стеной ритмичное поскрипывание кровати, сладкие женские стоны, расклеивающиеся звуки поцелуев, громкое дыхание и сбивчивый шёпот… В ночной тишине всё это казалось бесстыдно оглушительным, словно грохот канонады. Каждый стон или короткий вскрик воспринимался так, словно Женю лупили молотком по голове. Он лежал на своей кровати, зажмурившись, с пылающими щеками и вздыбленными трусами, и реально был готов умереть от стыда и возбуждения. И в то же время было в этих звуках чужой любви что-то притягательное, манящее, прекрасное… Он отчаянно завидовал Ивану – но, чёрт побери, не хотел всего этого слышать! Почему он должен это делать?! Возникало полное ощущение присутствия, словно он был третьим у них в постели. Причём третьим лишним. Дорвавшиеся друг до друга оголодавшие возлюбленные растянули секс-марафон до утра, изредка прерываясь и давая Жене ложную надежду на помилование, но спустя какое-то время всё начиналось по новой… Да Иван просто секс-гигант какой-то, с отчаянием подумал Женя, в сердцах уминая подушку кулаком. Наконец ему в голову пришла спасительная мысль – такая простая, что он чуть не расплакался от облегчения и досады: ну почему он не додумался до этого раньше? Воткнув в уши наушники, Женя врубил подборку любимой музыки на телефоне. Заснуть под такой концерт, конечно, тоже не представлялось возможным, но теперь хотя бы не слышно было всех этих охов и вздохов… Короткий тревожный сон сморил его уже утром. Женя проспал от силы час и, поднимаясь с постели по звонку будильника, чувствовал себя абсолютно разбитым. В отвратительном настроении, помятый и невыспавшийся, к тому же ещё и с никуда не девшимся утренним возбуждением, он поплёлся в ванную, где долго стоял под прохладным душем, пытаясь проснуться и одновременно охолонуть. Вода немного привела его в чувство, но полностью от сонливости и заторможенности не избавила. Потеряв бдительность, Женя распахнул дверь… и едва не налетел на ночную гостью. Он растерялся, смутился, вздрогнул, отшатнулся – причём так резко, что Маша, наверное, приняла его за малахольного. Она стояла напротив ванной комнаты, одетая в футболку Ивана, которая открывала её голые ноги целиком на всю длину – практически до трусов. Или… никаких трусов на ней и вовсе не было? Мимолётно подумав об этом, он почувствовал, что та часть его тела, которая только-только успокоилась, снова начинает жить собственной жизнью, поскольку туда опять устремилась вся кровь. – П-привет… – хрипло выговорил Женя, с трудом заставив себя сфокусироваться на Машином лице. Взгляд тут же выхватил припухшие красные губы и тёмные круги под серо-голубыми глазами, которые ещё вчера показались ему бездонными. А ещё – белую кожу, даже на вид нежную и гладкую, стройную шею, заманчивую ложбинку, видневшуюся в вырезе футболки… чёрт, он, кажется, опять пополз глазами куда-то вниз. Невероятным усилием воли Женя заставил себя отвести взгляд. – Доброе утро, – дружелюбно поздоровалась Маша. Голос её тоже был хрипловатым – то ли от недосыпа, то ли сорвала после всех этих ночных криков и страстных стонов, что было совсем неудивительно. – Прости, я забыла… тебя ведь Женя зовут? – спросила она. Он молча кивнул. Маша улыбнулась, демонстрируя полоску ровных белых зубов между этими невозможно притягательными губами, которые словно приглашали попробовать их на вкус. Он даже сморгнул, пытаясь избавиться от наваждения. – Ты уже закончил? Можно теперь мне в душ? – ненавязчиво намекнула Маша, заметив, что Женя продолжает стоять как истукан. Он не сразу сообразил, о чём она спрашивает, залипнув на её улыбке. – Что? А, да… Да, конечно! – спохватился он наконец, делая шаг в сторону и давая ей пройти. – Спасибо, – она прошмыгнула мимо него, и он почувствовал терпкий аромат – причудливый коктейль, смешанный из запахов минувшей ночи, её собственного тела и лёгких, едва уловимых духов. Перед тем, как захлопнуть дверь, она вдруг обернулась. Тёмно-русые волосы взметнулись и вновь рассыпались по плечам. Маша снова улыбнулась ему, а затем наконец-то закрыла дверь и щёлкнула изнутри задвижкой. Через мгновение оттуда послышался равномерный шум воды. Только после этого Женя смог, наконец, расслабиться и выдохнуть, ощущая, как предательски дрожат у него колени.