Я отправил факс, и через пять минут они перезвонили мне, шокированные. — Не могу этому поверить, — сказал Пол. — Это что, какой-то розыгрыш? — Только если я — Бэтмен, а Кевин Даунинг — Джокер. — Брэд, ты точно уверен, — спросил Рик, — что твой друг Ладьел не мог сдать тебя UBS? — А ты, Рик, — ответил я, — полностью уверен в том, что твоя жена не спит с чистильщиком вашего бассейна? — Совершенно уверен, — сказал он. — То же самое и у меня. Мы с Ладьелом были друзьями 10 лет. Он успешен, богат и предан мне. У него нет никакой причины подставлять меня или прогибаться под UBS. Ни малейшей. Кроме того, Ладьел ничего не знал о моих делах, так что это не он. Это письмо — подделка. — Похоже на то, — ответил Рик. — Что нам делать? — Я хочу, чтобы вы взяли это письмо, отправили его факсом Кевину Даунингу и спросили его: «Что это за херня?» Он будет все отрицать, но зато поймет, что мы за ним присматриваем. И сразу после этого вам нужно позвонить в налоговую службу, комиссию по ценным бумагам и, самое главное, в Сенат. Мне не важно, что вы для этого сделаете, можете продать своих детей, но вы должны выбить для меня повестку для дачи показаний. Все понятно? — Да, хорошо, — ответил Пол. — Пристегни ремень! — Мы уже в штопоре, — заметил я. — Поторопитесь! Я повесил трубку, точнее, изо всех сил шарахнул ею по аппарату. Я хотел, чтобы мои адвокаты поняли, что я не в восторге от их работы и что им стоит играть пожестче. Добротой не победишь. Однако события разворачивались слишком быстро и у меня не было времени менять лошадей. Оставалось лишь сильнее подхлестывать их. Гектор и Моран сделали все, как я сказал, и Даунинг отреагировал совершенно предсказуемым образом. Они отправили ему по факсу письмо Джафарли с требованием детальных объяснений. Когда он не ответил, они позвонили ему, и он начал заикаться, как школьник, пойманный за тем, что заглядывает под юбки девочкам на перемене. — Я не имею ни малейшего представления о том, кто это отправил, — сказал Даунинг. — Но понятно, что у вашего клиента множество врагов, что лично меня нисколько не удивляет. Ему следует быть осторожнее. Скользкий ублюдок. И тут Хейг Симонян опубликовал свою скандальную статью в Financial Times. Я сидел на веранде, пил эспрессо и ухмылялся во весь рот. Хейг писал, что с ним связался некий анонимный швейцарский банкир, называвший себя «Тарантулом», и разобрал на винтики всю швейцарскую банковскую систему, с ее многолетней секретностью и коррупцией. Хейг написал, что у него не было возможности проверить самые болезненные детали, однако его значительный опыт в финансовых вопросах привел его к убеждению, что слова «Тарантула» заслуживали внимания. К следующему утру тему подхватили все газеты, и это вызвало серьезное волнение во всех банках — от Цюриха до Лугано. Тем временем мои юридические птички принялись обрывать телефонные линии, пытаясь обеспечить мне иммунитет от налоговой службы и комиссии по ценным бумагам, а также «дружественную повестку» от постоянного подкомитета Сената по расследованиям. Я подумал, что теперь, когда все эти фигуры уже в игре, а жалкий заговор министерства юстиции разоблачен, Даунинг и его подручные не захотят выкидывать новых фортелей. Однако моя вера в целебную силу логического мышления была недолгой. Через пару дней мне позвонил Джеймс Вудс, который все еще работал в UBS, хотя и перешел по моему совету в южноафриканский отдел. — Брэдли, слушай меня внимательно. — Я слушаю, Джеймс. — Один из наших друзей, работающий в юридическом отделе, вчера немного перебрал. Он рассказал, что министерство юстиции США отправило некое «адресное письмо» в юридическую службу UBS, возможно, что и самому Петеру Куреру. По всей видимости, письмо предупреждает UBS о том, что банк находится под формальным уголовным расследованием со стороны американских властей! — О, это интересно! — сказал я максимально равнодушным тоном, хотя я чуть не выскочил из кресла. — Черт возьми, Брэд! — воскликнул Джеймс. — Ты был прав! — Рано или поздно это должно было случиться, — ответил я. — Просто береги задницу, Джеймс. — И ты тоже, — сказал Джеймс. — Не беспокойся, — я выдавил из себя смешок. — Это мой любимый объект недвижимости. Твою мать! Я был вне себя от злости. Какая, к черту, секретность! Министерство юстиции почти открытым текстом говорило швейцарцам: «Мы собираемся обшарить ваши шкафчики. Спрячьте свою порнушку подальше!» Какие бы цели они ни преследовали, я понимал, что это никоим образом не связано с поисками справедливости в интересах американского налогоплательщика. Это было последней каплей. Я устал иметь дело с клоунами из министерства юстиции, поэтому позвонил Гектору и Морану, поделился с ними новостями, а затем сказал: — Пошло это министерство на хер! Я больше не буду иметь дела с этими засранцами. Я беру билет на самолет, а вам, ребята, лучше поскорее найти тех, к кому можно пойти. * * * 31 августа 2007 года Гектор и Моран впервые связались с Сенатом США. Я объяснил им, что говорить и к кому обращаться, но я знал, что это будет непросто. Сенатор Карл Левин, влиятельный председатель постоянного подкомитета Сената по расследованиям, был убежденным сторонником демократической партии и противником администрации Буша, включая министерство юстиции. Я подумал, что он заинтересуется моим предложением, ведь никто до меня еще не предлагал прижать швейцарские банки, рассказав, как они обманывали американских налогоплательщиков в течение десятилетий. Но нельзя просто взять телефонный справочник Капитолийского холма и позвонить Карлу Левину. Поэтому мои адвокаты нашли какого-то из его подчиненных и сказали ему: «У нас есть американский клиент, который также является швейцарским банкиром, и он хотел бы рассказать обо всех гнусных швейцарских банковских делишках». Ответ на это был довольно прохладным в стиле: «Это здорово. А у меня есть мост в Бруклине, который я готов продать по реально низкой цене». Дело оказалось непростым. Требовалось нечто большее, чем несколько телефонных звонков и писем. Однако я сохранял хладнокровие и попросил адвокатов подождать пару недель, позволить ситуации успокоиться, а затем снова нанести удар. В середине сентября я сообщил своим адвокатам, что мы прекращаем работать с министерством юстиции и должны вновь обратиться в налоговую службу, в частности к двум ее специальным агентам, прикомандированным к Сенатскому комитету — Джону Ривзу и Джону Макдугаллу. Я хотел, чтобы налоговая служба знала, что я все еще готов к сотрудничеству, однако, поскольку министерство юстиции оказалось таким же дружелюбным, как пес на помойке, мы решили пойти на более высокий уровень. Я придумал двухуровневую тактику. Налоговая служба должна знать, что я готов выступать в роли изобличителя. Я был уверен, что они умирают от желания услышать мою историю, но я смог бы рассказать ее, только если бы у меня была повестка, защищающая меня от швейцарцев. Налоговая служба не могла ее предоставить, но это мог сделать Сенат. Сразу после этого я заставил Гектора и Морана снова постучать в двери Сената. На этот раз кое-что изменилось, возможно, из-за статьи Хейга Симоняна, на которую обратили внимание все основные финансовые издания и веб-сайты. Мои адвокаты еще раз повторили мое предложение дать детальные показания лично и на условиях, удобных комитету. При этом они четко описали необходимое условие: «Наш клиент должен иметь на руках повестку, иначе он не сможет дать показания, не рискуя своей свободой. Мы считаем это довольно выгодными условиями с учетом того, насколько серьезными будут разоблачения». По сути, они говорили: «Привлеките нас к разбирательству, и у вас будет все, что вам нужно». 9 октября Гектор и Моран позвонили мне в Женеву. Было слышно, как они отталкивают друг друга от телефона. — Мы все получили, Брэд! Комитет только что выписал для тебя повестку! — Прекрасно. Отправьте мне копию по факсу, — сказал я, думая при этом: «Как нельзя кстати. Если бы вы, парни, сразу пошли по этому пути, на меня не лаял бы этот бешеный пес, Даунинг». Однако вслух я добавил лишь: — Собираю вещи. Тем не менее я был взволнован и испытал хоть какой-то оптимизм. Наконец-то меня согласились выслушать, и это была не парочка бюрократов, общение с которыми зашло бы в тупик. Пришло время Большого Шоу, и теперь я пущу в ход все, что у меня есть. Я также понимал, что мои показания перед комитетом Левина могут вызвать совершенно непредсказуемые последствия. Я даже не представлял, сколько времени проведу в Штатах. Я заплатил уборщице за три месяца вперед и попросил ее поливать цветы. Затем я направился в аэропорт, немного нервничая, поскольку не исключал, что у выхода на посадку меня могла ждать швейцарская полиция с ордером. Однако, черт побери, я всегда предпочитал играть по-крупному, и начиналась новая партия. * * * Вашингтон в октябре выглядит намного лучше, чем в июне. Было прохладно и ветрено, и листья уже начали желтеть, правда, вокруг меня все только накалялось. Я устроил себе «бункер» у Дуга в Веймуте, неподалеку от Бостона. С учетом того, сколько я за последнее время налетал на рейсах Delta Airlines, мне стоило подумать о покупке акций компании. Дуг, как я уже упоминал выше, — это дотошный и талантливый судебный адвокат. Пока я все ему рассказывал, он составлял подборку свидетельств, которые позволили бы мне сохранить мою шкуру. Он полностью поддержал мое стремление рассказать о деятельности банка и, так же как и я сам, был зол и расстроен от того, что министерство юстиции относилось ко мне как к Лаки Лучано[65]. Дуг относился к своим обязанностям адвоката, примерно как врач — к клятве Гиппократа. Он был ошеломлен, узнав, что министерство юстиции считает свои обещания «гибкими», а со временем он разозлился на чиновников еще пуще моего. Весь следующий месяц я работал с Гектором и Мораном над подготовкой своих показаний в Сенате, а также над тем, чтобы мой статус изобличителя был должным образом подтвержден налоговой службой. 12 октября мы устроили в офисе моих юристов собрание с участием пары агентов налоговой службы, работавших в юридическом отделе. Я дал им еще больше документов и показаний, делавших картину масштабного скандала еще более яркой и красочной, и пояснил, что собирался раскрыть всю информацию комитету Карла Левина, и вот тогда-то они получат все материалы. Агенты были очень вежливыми, заботливыми и благодарными. В конечном счете именно Конгресс финансирует налоговую службу. А министерство юстиции всегда держало свою деятельность в секрете, вокруг него было много скандалов, а толку от него было как от сетчатой двери на подводной лодке. В последние дни октября мы начали передавать в Сенат предварительные свидетельства. Я хотел, чтобы члены комитета ознакомились с ними, хотя и знал, что они не поймут сути материалов без моего «перевода». Но если бы я просто пришел туда с кипой бумаг высотой в полметра, у них взорвались бы головы. Одновременно Гектор и Моран продолжали теребить министерство юстиции и просить Даунинга об иммунитете, скармливая ему понемногу улики. Я знал, что этот ублюдок будет и дальше насмехаться над нами (что он и сделал), но это помогло сбить его со следа и не дать ему разнюхать, чем я в действительности занимаюсь — ставлю крест на его карьере. Также Рик и Пол связались с Комиссией по ценным бумагам и предупредили о грядущих событиях. Никто не смог бы сказать, что Биркенфельд отказывался от сотрудничества. 6 ноября на канале CBS News вышел сюжет, который подхватили все финансовые издания, включая Wall Street Journal. Частный банкир UBS из цюрихского офиса был внезапно арестован в бразильском городе Сан-Паулу вместе с 19 бразильцами. Их обвинили в создании схем, помогавших бразильским компаниям уклоняться от налогов. Деньги отмывались через UBS и Credit Suisse, две мои альма-матер. Бразильская полиция провела «Операцию «Швейцария»» — совершила рейд по 44 местам и захватила 4 миллиона долларов в бразильской и американской валюте. По их мнению, эти компании отмывали через черный рынок по 4,1 миллиона долларов в месяц и прятали эти средства в швейцарских банках! Быстро, как Флэш Гордон[66], я сделал копии этих потрясающих новостей и заставил адвокатов отправить их экспресс-почтой вместе с сопроводительными письмами в Сенат, налоговую службу, комиссию по ценным бумагам и министерство юстиции. По сути, в письмах было сказано: «Ребятки, я же вам говорил!» — но между строк читалось: «Даже чертовы бразильцы умнее вас, тупиц!» Придуманная бразильцами молниеносная операция, направленная против UBS и Credit Suisse, была очень похожа по своей тактике на то, что я предлагал сделать в США министерству юстиции (видимо, бразильцы тоже слишком много смотрят телевизор). Через пять дней после этого я уже поднимался по ступеням Капитолия. 13 ноября сенатор Карл Левин был занят — в том смысле, что он не собирался сам присутствовать на моих показаниях, его сотрудники должны были составить для него краткое резюме. Сенаторы чаще всего председательствуют лишь на публичных слушаниях, потому что их обычно транслируют через C-SPAN[67], иначе они вообще ничем больше не смогут заниматься — хотя в целом вопрос о том, занимаются ли они хоть чем-нибудь, остается, конечно, открытым. Мои слушания должны были происходить в большой переговорной комнате наискосок от офиса Левина. Я шел по освященным традицией залам рядом с Полом — мы оба были в деловых костюмах, галстуках и с кучей бумаг со швейцарскими секретами — и чувствовал, что попал наконец в Изумрудный город, чтобы встретиться с Волшебником. Два года назад я впервые увидел трехстраничный меморандум и поклялся взорвать изнутри этот зловещий швейцарский замок — и вот я уже близок к цели. Конечно, я не мог не думать о том, что ко мне будут относиться как к скользкой «крысе» — как это делали люди из министерства юстиции. Совсем скоро мне предстояло это узнать. Двое молодых практикантов у входа поприветствовали нас и вежливо сопроводили внутрь. Переговорная была большой, примерно 6 на 9 метров, со столом, длинным, как морской катер. На обитых зеленым сукном стенах висели портреты хмурых сенаторов. Там была стенографистка, и ее полированные ногти уже были занесены над клавишами стенографической машинки. В середине стола сидел Роберт «Боб» Л. Роуч, советник сенатора Левина и руководитель расследования — лет 45, с большой квадратной челюстью, римским носом, в очках со стальной оправой и жесткими, начинавшими понемногу седеть, волосами. По одну руку от Роуча сидели два представителя «большинства» партии демократов, по другую — двое от «меньшинства», партии республиканцев. Стулья с нашей стороны стола были пустыми, но не успели мы сесть, как Роуч встал, а стенографистка принялась печатать. — Мистер Биркенфельд, — нараспев произнес он, — прошу вас поднять правую руку. Так я и сделал, а он спросил: — Клянетесь ли вы говорить правду, одну только правду и ничего, кроме правды? Я хотел сказать: «Не то, блин, слово!», но ограничился простым «Да». Мое настроение было приподнятым. Наконец-то я дам настоящие показания. А этому дебилу Кевину Даунингу придется выпрашивать себе копию стенограммы. Боб Роуч был вежливым и любезным, хотя и не склонным к юмору. Я ни разу не видел, чтобы он улыбнулся. Он поблагодарил меня за присутствие, и собравшиеся закивали головами в знак подтверждения. Копии документов, представленных моими адвокатами, все еще лежали в пачках перед сотрудниками комитета, а нам с Полом предстояло раздать еще несколько томов. Это потребовало некоторого времени, а затем я в общих чертах рассказал о том, кто я такой, какую роль я играл в швейцарской банковской системе последние 10 лет и как я пришел к решению публично рассказать об этой секте, этом закрытом клубе, о котором никогда не рассказывал никакой «агент, вернувшийся с холода»[68]. Все присутствовавшие были очень внимательны, как будто я рассказывал им сказку, наполненную тайнами и интригами. Собственно, так оно и было, за исключением того, что каждое слово в моем рассказе было правдой. Перед ними лежали распечатки документов: многие были на английском, некоторые, включая меморандум UBS, на французском или немецком. Там были презентации PowerPoint, внутренние бухгалтерские послания и секретные электронные таблицы (документ 1). У меня были толковые слушатели, однако они почти ничего не знали о внутренних механизмах секретной работы швейцарского банка, потому что никто прежде не делился с ними столь мелкими деталями. Это был их первый день в школе, и мне предстояло сначала обучить их основам, а затем помочь им разобраться со всеми деталями. Первое заседание в Сенате заняло девять часов, с получасовым перерывом на обед. Уже после первого часа участники начали хмуриться и пучить глаза. Все эти парни были правительственными экспертами по налоговым вопросам, которые знали, что их обманывают уже многие годы, но не представляли, как именно. Представьте себе руководителей банка крови, из которого кто-то десятилетиями выкачивал эту драгоценную жидкость, пока я не пришел рассказать им подлинную историю Дракулы. Кое-кто потом заявлял, что на самом деле Брэдли Биркенфельд знает не так уж и много и что даже без моих разоблачений секреты швейцарского банковского дела разрушились бы сами собой. Что ж, Боб Роуч и Сенат с этим не соглашались. Они были чертовски внимательны, и я советую вам последовать их примеру, поскольку мы приближаемся к кульминации моей истории, взрыву, раздавшемуся после моих показаний. Я расскажу вам то, что рассказал им. Читайте внимательно и не думайте, что я — какой-то сплетник, у которого припасено лишь несколько захватывающих историй. Это было все, что я узнал, вся грязь, которую я собирал в течение многих лет. Я выдавал информацию — кусок за куском — а они сидели в таком шоке, будто я на их глазах разделывал гиппопотама, прямо на их девственно чистом и сверкающем столе из красного дерева. Мои показания многократно цитируются в отчетах Сената США от 17 и 25 июля 2008 г. Я отмечен как человек, передавший сенатскому комитету бесчисленное количество внутренних документов и описаний стратегий UBS. Прежде всего я рассказал им о том, чем занимался UBS, как он это делал и как долго скрывал свои делишки. Затем я детально описал местоположение и направления деятельности всех офисов UBS, занимавшихся частным банковским обслуживанием в Женеве, Лугано и Цюрихе. После этого я дал им список — длиной в руку — с указанием всех вовлеченных в эти процессы частных банкиров UBS — полные имена, номера телефонов, адреса электронной почты, их внутренние коды в UBS и перечень всех городов, в которых они работали. Вишенкой на торте стали имена всех высших руководителей UBS, вовлеченных в офшорный бизнес на территории США, а также внутренняя организационная схема UBS. Также я продемонстрировал связи между офисами UBS и сотрудниками в Соединенных Штатах, которые помогали развивать и укреплять эту огромную схему налогового мошенничества против правительства США. — Я бы хотел предложить следующее, — сказал я. — Точнее, я настаиваю на том, чтобы министерство юстиции, налоговая служба и комиссия по ценным бумагам поделились этими списками с министерством национальной безопасности. Фактически я предложил то же самое, что раньше уже предлагал министерству юстиции. — Зачем, мистер Биркенфельд? — спросил Боб Роуч. — Паспорта всех частных банкиров UBS проходили сканирование во время их предыдущих визитов в Штаты. Вы заметите ряд интересных совпадений. Члены подкомитета обменялись взглядами и что-то записали в своих блокнотах. Стенографистка продолжала барабанить по своим клавишам. — А теперь давайте немного поговорим об активах, — продолжил я, перелистнув свои бумаги. — Общее количество счетов американцев, открытых и управляемых UBS в Швейцарии, равно 19 000.