1 Мужчина и мальчик Сначала я слышу их и только потом вижу. Если не следишь за тем, что происходит у тебя за спиной, и смотришь только вперед, десять тысяч километров не пройти. Звук негромкий – просто хруст сломанной ветки. Двух сломанных веток. А здесь полно веток. Тысячи веток, тысячи сучьев, целый склон горы с буреломом. И все-таки я слышу эти два негромких щелчка. Вернее, слышу паузу после них. Слышу тишину. Эта тишина наступает, когда кто-то прислушивается к звуку собственных шагов. К собственному дыханию. Слышит писк воздуха у себя в груди при вдохе. Я знаю это, потому что сама прислушиваюсь к своим шагам и стараюсь пресечь этот внезапный писк в легких. Поворачиваюсь. Этому я тоже уже давно научилась. Поворачиваться лицом к тому, что тебя ждет. Не важно, что с этим чаще всего удается как-то разобраться, а если нет, ты можешь послать это в Замок. Их двое, и это не солдаты. Не солдаты! Просто мужчина и мальчик. Стоят на месте и не пытаются спрятаться. Может, у них просто нет на это сил? Быстро их осматриваю. Мальчик совсем маленький – лет пяти. Если потребуется, я смогу убить его голыми руками, поэтому переключаю внимание на мужчину. Он старый и худой, но это ничего не значит – сейчас все худые. Одет в тряпье. Его одежда, как и моя, возможно, когда-то была яркого цвета, а теперь посерела от грязи дорог. Эта грязь забивается между волокнами и остается там даже после стирки в реке. Теперь человек и его одежда одного цвета. Цвета грязи. Мужчина сутулится, будто несет на плечах невидимый груз. Примечаю вспухшие вены на руках и босые ноги. Тот, кто хочет выжить, должен заботиться о своей обуви. Мужчина стоит, наклонив голову, но глаза не отводит. Его глаза из-под серых от грязи век смотрят прямо на меня. Достаю из-за пояса револьвер и направляю его на мужчину. Револьвер я раздобыла во время бунта в распределительном центре Хитроу – пятьсот километров и двадцать один день назад. Я слишком близко к дому, чтобы позволить себя остановить. Дом. Револьвер не заряжен, патронов у меня нет. Я об этом знаю, но мужчина с мальчиком – нет. С их стороны было бы разумно предположить, что он заряжен. Я, когда сталкиваюсь с вооруженными людьми, думаю именно так. – Ни с места, – говорю я. «Ни с места» – хорошая команда. Просто отличная. Люди многих национальностей понимают ее гораздо лучше, чем команду «стоять». Вероятно, потому, что эту команду используют солдаты. Ни с места. Ни с места. НИ С МЕСТА! Руки на голову! Мужчина медлит. Затем кладет руки на голову. Вернее, одну руку, потому что второй придерживает ребенка. Направляю ствол на ребенка. Глазами следую за стволом и теперь уже позволяю себе посмотреть на мальчика. Он тоже худой и темнокожий, пожалуй, даже темнее мужчины. И глаза у него, как чаши. «Глаза, как чаши». Это сравнение застает меня врасплох, как будто бы его произносит голос папы. Фраза из суданских сказок, которые он мне рассказывал, когда мы жили в Хартуме. Это было до пустыни, до солдат, до… До ЗАМКА. «Помни, – сказал папа, – несмотря ни на что, мир прекрасен». Да, папа. Это мальчик прекрасен. Голод не смог повлиять на нежную кожу ребенка. Форма головы овальная, а губы, как лепестки темно-красной розы. Нос блестит на солнце. Глубокие, как чаши, глаза хранят свою тайну. – Отпусти мальчика, – говорю я. Мужчина тут же подчиняется и кладет вторую руку на голову. Это хорошо. Это значит, он понимает по-английски. Такие ситуации всегда усложняются, если приходится говорить на языке жестов. А еще это хорошо потому, что я – девчонка, а многие считают, что с девчонками легче справиться. – Разойдитесь, – командую я и стволом револьвера показываю, на какое расстояние. Мужчина отходит от мальчика на пару шагов, а мальчик стоит неподвижно, даже не пытаясь снова придвинуться к нему. Он не пошевелился, когда мужчина отпустил его руку, не стал за него цепляться, не заплакал. Вообще не издал ни звука. – Хорошо, – говорю я, – хорошо. А потом добавляю: – Документы. 2 Документы Документы есть у всех. Паспорт. Passeport! Passaporto. Baasaboorka. Проходи. Ни с места. Проходи. Ни с места. НИ С МЕСТА!!! Виза. Fisa! Visa. Visum. Visa. Visa. В моих документах указано: «Гражданин мира». «Граждане мира, – сказал папа, – какая прекрасная идея». «Вот только малоосуществимая», – заметила бабушка. В глобальном паспорте много страниц. Некоторые пугают больше других. На первых – факты, и в моем случае – правда. Имя: Мари Энн Бейн. М. Э. Б. Мэб – для друзей. Вот только у меня больше нет друзей. Друзья остались в Прошлом. Там есть и моя фотография. Естественно, только лицо. Кожа чистая и бледная, темные волосы причесаны, голубые глаза блестят. Эта фотография тоже из Прошлого. Я не знаю, как выгляжу сейчас, но точно знаю, что не так, как на этой фотографии. Возраст: четырнадцать лет. Это важно. Если тебе четырнадцать – ты в безопасности. Вот почему многие – особенно те, кто на границе, – оспаривают мой возраст. «Ты не выглядишь на четырнадцать», – говорят они. И это вполне вероятно. После того как пройдешь тысячу километров, твое тело изменяется. Лицо меняется. Ты вся меняешься. «На вид тебе пятнадцать, – говорят они. – Или даже шестнадцать». Пятнадцать – возраст согласия. В пятнадцать ты можешь отдать часть своей жизни другому человеку. Один год, два, десять лет. Ты можешь отказаться от них. Можешь пообещать умереть. Расплачивайся раньше, в семьдесят четыре они тебя все равно убьют. Сейчас я знаю: планета перенаселена. Я не глупа и понимаю – температура на Земле повышается и люди мигрируют. Они идут. Идут и идут. Идут на север. И я знаю, что север не справится. Но есть один момент – я хочу жить. Моя мама сказала: «Мари, ты должна выжить. Обещай, что бы ни случилось, ты будешь жить». Да, мама. «Вас никто не принуждает, – говорят представители властей. – Это – вопрос выбора. На линии экватора выбирает планета. Она убивает, ее оружие: жара, засуха, голод, война. Но здесь, на севере, выбираем мы. Это – цивилизация». Место рождения: остров Арран. Шотландия. Вообще-то, предполагалось, что я появлюсь на свет в Глазго, где тогда жили мои родители. Но они каждый год навещали мою будущую бабушку, которая и жила на Арране, а я родилась раньше срока. Весила я один килограмм семьсот граммов и была совсем слабенькой. Это тоже было в Прошлом. Следующие четыре страницы в моем паспорте обозначены как «Глобальный гражданин: кредит». Они пока пустые. Но до пятнадцати лет я должна внести туда записи, характеризующие меня как гражданина и свидетельствующие о том, что я могу предложить обществу. Эти данные (если их удастся как-то подтвердить) могут спасти мне жизнь. Последние страницы, их шесть, оставлены под «Глобальный гражданин: дебет». Они тоже должны быть заполнены, но не мной. На них стоит штамп: «Только для служебных отметок». Если бы их заполняла я, наверное, написала бы: Убийца. А потом могла бы добавить: Убийца. Потому что именно столько раз я убивала. До сегодняшнего дня. 3 Падение