И сегодня ночью все двери Замка остаются запертыми. 10 Слезы Обычно я просыпаюсь на рассвете, но сегодня проспала дольше. Я окоченела от сырости. С трудом принимаю сидячее положение и вижу, что мальчик уже не спит. Он сидит, скрестив ноги, и пьет из моей фляги. Никто не пьет из моей фляги без разрешения. Никто. Я хватаю флягу, хотя еще не протерла глаза и не четко вижу. Металлическое горлышко ударяется о зубы мальчика, но он не выпускает флягу и смотрит мне в глаза. – Отдай, – говорю я. Мальчик отпускает флягу, но делает это слишком быстро, фляга подпрыгивает между нами, и вода фонтаном выплескивается из горлышка. Земля темнеет от влаги и мгновенно впитывает воду. Воды больше нет. Я вскакиваю на ноги. Мальчик совсем маленький, я возвышаюсь над ним, как башня. – Больше никогда так не делай! – ору я и отвешиваю ему оплеуху. Мальчик прижимает ладонь к покрасневшей щеке и удивленно смотрит на меня. – Ты что, идиот? – продолжаю орать я. – Вообще ничего не понимаешь? От злости я начинаю подпрыгивать на месте. Я чувствую, как она бежит по моим венам. Но злюсь я не из-за того, что мальчик взял флягу без разрешения. Нет, конечно не из-за этого. Это из-за воды. Земля впитывает воду. Вода… Воды больше нет. И тут я снова оказываюсь в пустыне в тот день, когда сидела на корточках и старалась выдавить и собрать хотя бы каплю собственной мочи. Потому что больше было нечего пить. Только моя собственная горькая моча. – Иди и набери воды! Я сую флягу мальчику и показываю пальцем в сторону ручья, где текут и текут бесконечные галлоны воды. Потом наблюдаю, как он идет по склону, перешагивая через небольшие ветки и обходя крупные. Становится на колени возле ручья и опускает флягу в воду. Он не спешит, ждет, когда фляга наполнится по самое горлышко. Я вижу, как он плотно закручивает крышку, и начинаю понемногу успокаиваться. Мальчик встает и поворачивается, чтобы подняться обратно на холм, но тут замечает тело своего спутника. Мельком смотрит на меня и меняет направление движения – идет к телу, до которого всего десять метров. Потом замирает на месте, смотрит пару секунд на тело и встает на колени. Я спускаюсь по склону. Иду быстро. Я всегда хожу быстро. Когда подхожу, мальчик все еще стоит на коленях рядом с головой мертвого мужчины. Глаза мертвеца, как чаши. Красные чаши. Собаки ночью не приходили, зато прилетали вороны. Ночные вороны выклевали глаза мертвеца. Мальчик стоит на коленях и льет чистую воду в пустые глазницы старика. Воды так много, что она переливается через края глазниц. Мальчик не плачет, но получается, что плачет мертвец. Плачет кровавыми слезами. Я забираю у мальчика флягу, беру его за руку и ставлю на ноги: – Хватит. Нам пора идти. 11 Люди Поднимаюсь на холм, перед этим заново набрав воды во флягу. Мальчик идет следом. Он спотыкается, обдирает щиколотки о ветви упавшего дерева, но все равно идет. Останавливаюсь, только когда добираюсь до вершины. Перед нами – целый день пути. Сорок километров по холмистой местности под свинцовым небом. Редкие жилища, никаких животных, только одна дорога. Здесь, на севере Англии, почти нет городов. Это хорошо. Жители городов защищают то, что имеют: свою еду, свою безопасность, свои нанонеты и системы жизнеобеспечения. И это – нормально. Дорога проходит на западе, слева от нас. Далеко впереди вижу людей, они маленькие, как муравьи. Сто, может, двести человек. Может, даже три сотни. Двигаются группами на север. У меня есть опыт передвижения группами. Ты знакомишься с людьми и сталкиваешься с угрозами. Я покидала такие группы и присоединялась к ним снова, встречала людей, которых уже не рассчитывала встретить в этой жизни, и приветствовала их как братьев, только потому, что мы были знакомы. Но сейчас не лучшее время для путешествия в группе. Граница слишком близко, я даже отсюда слышу дроны-наблюдатели. У нас будет больше шансов, если мы пойдем сами по себе. Или, вернее, это у меня будет больше шансов. Я смотрю на мальчика. Он смотрит на муравьев. Возможно, он знает кого-то из этих муравьев. Не в том смысле, что он познакомился с ними в дороге, просто эти люди могут быть из его краев. Настоящие друзья. Настоящая родня. – Ты мог бы их догнать, – говорю я. Это неправда. Даже если он сможет самостоятельно найти дорогу, они слишком далеко. – Я пойду туда, – показываю на северо-восток. Мальчик смотрит на муравьев, а потом поворачивается ко мне и улыбается. Озорно так, как будто я сказала что-то смешное. Я уже и не помню, когда мне в последний раз кто-то улыбался. Я вижу его зубы. Один передний сколот. – Ты что, слабоумный? – удивляюсь я. Так про меня говорили, вернее, шептались у меня за спиной когда-то давно на Арране. Люди спрашивали бабушку: «Вы уверены, что с вашей внучкой все в порядке? Ну… она, часом, не слабоумная?» «Скорее слишком умная», – отвечала им бабушка. А папа мне говорил: «Иногда люди считают, что ты слабоумная, только потому, что ты думаешь и ведешь себя не как они». Я не знаю, что у мальчика в голове. Мне со своей-то не просто разобраться. Но я уверена в том, что вижу. А вижу я его зубы, и мне становится интересно, потому что у меня тоже сколот передний зуб. Правда, у меня зуб постоянный, а у него – молочный. Я улыбаюсь в ответ. Хотя наверняка моя улыбка больше похожа на гримасу – мышцы смеха давно не практиковались. Мальчик показывает на мой зуб. Показывает на свой. А потом смеется. Ха-ха-ха-ха-ха. Звучит очень необычно, но действует заразительно. И я тоже смеюсь. – Почему он у тебя такой? – со смехом спрашиваю я. – Твой зуб? Мальчик достает из кармана свой голыш. Показывает, как жует его и грызет. Ха-ха-ха-ха-ха. – А я свой заработала, когда в пустыне размозжила одному типу голову, – смеюсь я. Ха-ха-ха-ха.