Он оглядел их по очереди. – У себя дома. Незадолго до этого уехала его жена вместе с детьми… – И это случилось через несколько месяцев после двойного убийства возле туннеля? Он бросил на нее острый, цепкий взгляд. – Да. Но у меня нет возможности что-то вам рассказать. Это произошло задолго до того, как я начал здесь работать. Лусия не уловила в его голосе признаков колебания. Мысль была ясна: его это не касается. Наступила тишина, и капитан принялся что-то писать на самоклеящемся листочке. – Но ведь вы наверняка что-то слышали – какие-нибудь рассказы, слухи… – настаивала она. Он взглянул на нее и, протянув листочек с адресом, заметил: – В этих местах живет мало народу. В Граусе и окрестных деревнях все друг друга знают. Представьте себе, сколько подозрений, слухов и паранойи всколыхнуло в свое время такое событие… В коллективной памяти оно оставило неизгладимый след. Эту историю никто не забыл. И уж тем более никто не забыл об исчезнувшем мальчике. О маленьком девятилетнем мальчике, поймите это… Лусия вдруг почувствовала, что задыхается. Стены кабинета словно сошлись над ее головой. Начинался приступ клаустрофобии. Она встала, поспешно поблагодарила капитана и ринулась в коридор. Уже на улице, на ступеньках крыльца, полной грудью вдохнула холодный влажный воздух, ловя открытым ртом живительный кислород. – Ну как? Лучше? – спросил Борхес, догнав ее на крыльце. – Да-да… уже лучше… – Она глубоко дышала. – «А потом в очередной раз все кануло в ничто», – продекламировал криминолог, подняв глаза к небу в облаках, и его пышную шевелюру всколыхнул ветер. – Что? – Да так, ничего. Это цитата из Эдгара Аллана По. – Пойдем, – сухо отозвалась Лусия, спускаясь по ступеням. 26 Суббота, после полудня Они остановились на улице, которая, вероятно, была главной в городе: на Калле Барранко. Широкую изогнутую улицу, плавно поднимающуюся к скале, обрамляли террасы, автомобильные стоянки и бутики. Миновав портик, они проехали по узкой и темной улочке, похожей на ущелье, и вдруг попали в совсем другое время, в средневековый островок в двадцать первом веке: на площадь, окруженную аркадами, где на фасадах красовались фрески на религиозные сюжеты, а козырьки и деревянные коньки крыш были резные. – Вот это да! – воскликнул Саломон. – Можно подумать, что мы в Италии, на какой-нибудь пьяцце в Тоскане или в Эмилии! – Нам надо еще выше, на улицу Приор, – сказала Лусия, заглянув в навигатор. Они проехали чуть покатую площадь, мощенную плиткой. Редкие тени, попадавшиеся по дороге, спешили как можно скорее дойти по темным боковым улочкам до своих теплых домов. Было уже около пяти часов, и на городок спускался ранний ноябрьский вечер. Жилищем отставного гвардейца оказался довольно мрачного вида дом, стиснутый соседними фасадами на пересечении двух улочек, в нескольких метрах от Пласа Майор. Рядом с дверью виднелся интерфон. Лусия позвонила и увидела над ним камеру. Раздался щелчок, и дверь открылась в маленький вестибюль с узкой лестницей и крошечным лифтом. Кто-то явно предупредил хозяина об их визите. Наверх они решили идти пешком. – Сюда! – раздался голос, когда они вышли на площадку второго этажа. Коридор был просто ледяной, гораздо холоднее и теснее лестницы. «Надо же, в такой дом, как этот, где на счету каждый квадратный сантиметр, смогли даже втиснуть лифт», – подумала Лусия. Они вошли в гостиную, и Саломон отметил, что, хотя места здесь намного меньше, чем у него дома, книг примерно столько же. Их были сотни, если не тысячи, они лежали повсюду: на полках книжных шкафов, на полу, на креслах и на низеньких прикроватных столиках. Вощеный паркет поскрипывал под ногами; вся комната тонула в полумраке, словно на нее набросили серую вуаль. – Сесар Болкан, – представился хозяин. – Я тот, кого вы разыскиваете. Его низкий, глубокий голос дробил каждый слог, словно раскусывал орех. А рука, длинная, бледная, с пальцами, изуродованными артрозом, оказалась такой нежной и легкой, что ее пожатие больше смахивало на ласку. Лусия опустила глаза и поняла, для чего нужен лифт. – Результат погони за нарушителями, – сказал хозяин, положив руки на подлокотники инвалидного кресла. – Они меня протаранили. Пришлось досрочно уйти в отставку. Но это было так давно, что у меня теперь такое ощущение, будто я всю жизнь прожил в этом кресле. Лусия вздрогнула. Не из-за кресла, нет. Ее поразило его лицо. Облысевший череп покрывали старческие пятна, но с затылка опускались в беспорядке седые волосы. Кожа костистого лица была исполосована глубокими морщинами, из вязаного воротника полосатого домашнего халата выглядывала складчатая шея. Но вовсе не из-за этого у Лусии по спине пробежала дрожь. Левую половину его лица, от лба до подбородка, полностью закрывало огромное черное родимое пятно. И на этом пятне сверкал алмазным блеском ярко-голубой, цепкий, как у орла, глаз. Правая половина лица оставалась бледной, что нормально для этого времени года. Линия раздела между обеими половинами лица шла примерно по левому крылу носа и под носогубной складкой. В полумраке казалось, что эта странная двуцветная маска глядит пристально-вопрошающе. Сесар Болкан развернул свою коляску, и колесики скрипнули по паркету. – Заходите, – сказал он. – Снимайте книги, кладите их на пол и садитесь. Глаза Лусии скользнули по обложке. «Метаморфозы» Овидия. Эта книга с вложенной закладкой лежала сверху в стопке, которую она сняла с кресла, чтобы сесть. За дверью послышались тяжелые шаги. Лусия обернулась и увидела, что дверь открылась и на пороге появился мужчина гораздо моложе хозяина, лет тридцати пяти, по всей видимости, большой поклонник культуризма. Несмотря на температуру в доме, которая не поднималась выше 19 градусов, на нем была тенниска с короткими рукавами, плотно облегавшими мощные, как у Арнольда Шварценеггера, мышцы. Вопреки возрасту, на лице у него цвели прыщи, а руки покрывала «гусиная кожа», что говорило об употреблении стероидов. Видимо, он считал для себя долгом чести поднимать немалый груз, чтобы развить мускулатуру, поскольку считал мускулы каноном мужской красоты. Лусия знала, какие побочные эффекты вызывают инъекции стероидных анаболиков: бесплодие, съеживание яичек, гипертонию, к тому же раздражительность, агрессивность и зависимость… – Вам что-нибудь нужно, Сесар? – спросил этот Мистер Вселенная, бросив в их сторону недобрый взгляд. – Нет, спасибо, Анхель. – Тогда я пойду прогуляюсь. Перед тем как удалиться, он смерил всех пристальным и каким-то въедливым взглядом. «Странный взгляд», – подумала Лусия. К тому же он даже не удосужился поздороваться. Интересно, что это за прогулка такая… Годы богатого опыта научили ее разбираться в людях лучше, чем множество психиатров. И она сразу же поняла, что Анхель входил в категорию «грязных типов». – Анхель по справедливости носит такое имя, – сказал им Болкан. – Он действительно ангел. Помогает мне во всех повседневных делах. Лусия кивнула, но без особой убежденности. Об ангелах у нее было другое представление. – Я редко выхожу из дома, зато много путешествую с книгами, – продолжил старик, махнув рукой в сторону своей богатой библиотеки. – Мне все интересно: наука, история, философия и поэзия, социология и мифология, религия и Античность… – Такие люди мне по сердцу, – прокомментировал Саломон. – А вы тоже из Гражданской гвардии? – скептически поинтересовался Болкан. – Нет, я криминолог из Университета Саламанки. – И вы тоже интересуетесь тем старым делом? – Это долгая история, – ответил Саломон. – Скажем так, мы совсем недавно ее откопали. – «Мы»? – Я руковожу небольшой группой студентов, которая занимается такими «висяками», – пояснил криминолог. – Об этом деле мы узнали совсем недавно. Сесар Болкан покачал головой, обласкал Борхеса взглядом своих прозрачных голубых глаз и переключил все внимание на Лусию. – Не удивляйтесь, что я в курсе, – капитан Бустаманте позвонил мне и сообщил, что вы интересуетесь этим делом тридцатилетней давности. – Вам это неприятно? – Вовсе нет. Времени у меня здесь более чем достаточно. А это способ себя чем-то занять. Кстати, можешь говорить мне «ты» – мы же, прежде всего, коллеги. Его тонкие губы сложились в улыбку, которая так и осталась на губах, не осветив всего лица. – Это ты дежурил в тот день, когда Гражданская гвардия получила вызов? – начала Лусия. – Я и мой напарник. – Тот, что покончил с собой? – Он самый. Я думаю, вы хотите, чтобы я вам все рассказал. Он выдержал паузу, собираясь с мыслями. – Как и всегда, есть такие вещи, которые в рапорт не включишь… * * * – В мое время не было рабочих графиков, – начал Болкан. – Когда происходили такие серьезные случаи, а твое дежурство уже подходило к концу, ты оставался еще на сутки, только и всего. Если тебе не удалось поспать, тоже не страшно: приходилось смириться. Сегодня, когда происходят подобные вещи, дежурный патруль вызывает своих сменщиков, а сам отправляется домой как ни в чем не бывало: их смена закончилась, а что дальше, их уже не интересует. Ты же ведь знаешь, у нас нет профсоюза, зато профессиональное объединение Гражданской гвардии очень сильно. Как поступать, решает начальство. В результате поскольку штат, в сравнении с прошлыми временами, сокращен, то и работа делается с меньшей отдачей, чем раньше. Не говоря уже об автомобилях, у которых намотано по триста тысяч километров пробега и они могут в любой момент выйти из строя. Я очень доволен, что вышел на пенсию: от такого спятить можно. – Но ты в курсе всего, что происходит, – заметила Лусия.