– Я не одна, со мной профессор Борхес. – Ага, профессор Борхес, который не является членом нашего объединения, у которого нет соответствующей подготовки… Он просто университетский профессор, оторванный от реальности и не знающий, что такое работать на земле. И не забывай, что вести расследование он просто не умеет. – Пенья, без профессора Борхеса и его студентов мы так и застряли бы, не сдвинувшись с места! Нам надо сейчас резюмировать все, что мы знаем и куда это нас приведет, а не размышлять, кому и что надо было делать! – Герреро, ты не должна заниматься таким расследованием в одиночку, – ответил шеф, и в голосе его прозвучала холодная ярость. – На самом деле ты вообще не должна заниматься им, учитывая твои связи с жертвой. – Я всего лишь разговаривала с людьми, задавала вопросы. И это все. – Ты только что обнаружила труп, черт возьми! Что мы скажем судье? Что ты там делала? – И слава богу, что труп найден. Иначе зверье успело бы сожрать его раньше, чем кому-нибудь пришло в голову туда заглянуть. Лусия еще раз задала себе вопрос, куда делся Анхель. – У Болкана был помощник по дому, – прибавила она. – Парень по имени Анхель. Мелкий дилер, приторговывает всякой гадостью: кокаин, анаболики… Мерзкий тип. Он куда-то исчез. Его надо найти, и как можно скорее. Гражданская гвардия Грауса, конечно же, его знает. – Отлично, – сказал Пенья, – я с ними свяжусь. Она подумала, что было бы хорошо, если б кто-нибудь из ЦОПа предупредил об опасности, которая может грозить детям. Она сообщит Бустаманте, как только будет как следует и до конца прочесана вся эта лавочка. Тогда она лично пригласит его присоединиться к отделению. – Лусия? – снова раздался в трубке голос Пеньи. – Ладно, продолжай, раз уж начала. Ты со своим профессором, я с Ариасом и командой. Но я хочу быть в курсе всего, с самого начала вашего расследования. Ты ежедневно отчитываешься перед Ариасом, а твой профессор – только наблюдатель, это ясно? – Ясно, патрон. – Ты готова встретиться послезавтра? Она напряглась: – Как, по-твоему? У Лусии вдруг кровь застучала в висках. Она вспомнила Франсиско Мануэля Мелендеса, переодетого женщиной, в туалете на автозаправке: эта «блондинка» с ярко-красными губами и в платье под цвет губ тогда бросилась на нее, как змея, готовая ужалить. Она знала, что Мелендес в камере с нетерпением ожидает сейчас суда в первой инстанции. Его адвокат обещал ее «разоблачить» и сделает все, чтобы замарать ее репутацию и выставить ее персоной нестабильной, неконтролируемой и жадной до рекламы. Это она напала на его клиента, а не наоборот. Она на его месте поступила бы точно так же. Тут другой стратегии не было. Нет, она пока не готова… И ей в голову вдруг пришла неожиданная и необычная мысль: она была бы рада, если б рядом с ней оказался брат… Действительно, странная мысль… Но Лусия вдруг увидела Рафаэля, сидящего за ее спиной в зале суда. Высокий, сосредоточенный, он сидел на скамейке, нахмурившись. Потом нагнулся и прошептал ей на ухо: «Не бери в голову, сестренка, все обойдется». Она знала, что именно о нем должна подумать, чтобы найти в себе силы. Часть V «Метаморфозы» 38 Утро вторника Утром, сидя на кухне своей квартиры на последнем этаже «Дания Палас», Саломон Борхес завтракал и просматривал газету. Кухня выходила на просторную террасу с прекрасным видом на крыши и колокольни Саламанки. Весной, летом и осенью он обычно пил кофе на террасе, но сейчас на улице было слишком холодно. Он помешивал ложечкой в чашке и по обыкновению обмакивал в утренний кофе «амаретти морбиди», маленькие итальянские печенюшки с миндалем, которые выписывал из Абруццо, – исключительно потому, что ему очень нравилось слово «морбиди». По-итальянски оно означает «мягкие», «нежные», но в испанском к этому прибавляется иной оттенок: патологический, нездоровый. Саломон спокойно перелистывал страницы и вдруг увидел заголовок: ЗАВТРА НАЧИНАЕТСЯ ПРОЦЕСС НАД ФРАНСИСКО МАНУЭЛЕМ МЕЛЕНДЕСОМ, УБИЙЦЕЙ-С-МОЛОТКОМ Завтра, в среду 20 ноября, в помещении № 7 областного суда Мадрида по уголовным делам, ул. Сантьяго-де-Компостела, состоится заседание в первой инстанции по делу Франсиско Мануэля Мелендеса, известного более по прозвищам «Мясник с шоссе», «F2M» и «Убийца-с-молотком». Ожидается присутствие и дача показаний свидетельницы, лейтенанта ЦОП Лусии Герреро, которая стала знаменитой, расследуя это дело. В необычайно тяжелых и еще до конца не проясненных обстоятельствах именно она задержала Ф2М. Франсиско Мелендес рискует получить максимальное наказание, то есть пожизненное тюремное заключение с возможностью пересмотра приговора, введенное в Уголовный кодекс в 2015 году для особо тяжких преступлений, с минимальным сроком 25 лет. Каким бы ни был вердикт, он не будет окончательным, поскольку защита сможет ходатайствовать перед Верховным судом Мадрида, а в случае неудачи – перед Республиканским верховным судом. Адвокат защиты, господин Рубио, обещал какие-то разоблачения… «В необычайно тяжелых и еще до конца не проясненных обстоятельствах…» Саломону были хорошо известны эти коварные трюки журналистов, их манера дразнить публику перед процессом. «Что за разоблачения?» – спрашивал он себя. Беспокоит ли это Лусию? Несомненно. Только тот, кто никогда не имел дела с судом, может спокойно предстать перед трибуналом. Едва он закрыл газету с этой уткой, как услышал шаги в коридоре. – Привет, – сказала Лусия, входя в кухню. – Хорошо спалось? Они полночи проехали, не выпуская руля из рук. Когда же около трех ночи добрались до Саламанки, Саломон предложил ей остановиться у него. Лусия не ответила. На самом деле она почти не сомкнула глаз, разрываясь между тревогой в преддверии неминуемого процесса и смешанным чувством печали, ярости и отвращения, которое вызывало у нее воспоминание о детском дортуаре в имении. Не говоря уже о жгучем желании позвонить Альваро. Она сразу подошла к кофеварке. – Чашки наверху, – сказал Саломон. – Там еще рядом пачка печенья, а сахар на столе. Он наблюдал, как Лусия подошла к шкафу, достала чашку, уселась и положила себе в кофе две ложечки сахара. «Характер у нее жесткий, но сладкое она любит», – констатировал он. – Красивый вид, – сказала лейтенант, обернувшись к террасе. – Это меня знобит или здесь действительно нежарко? – Девятнадцать градусов. Я не люблю ставить обогреватель на максимум. Во-первых, жара расслабляет мозг, а во-вторых – губит планету. – Ну если ты так считаешь… Я собираюсь отдать на экспертизу письмо, которое мне вручили в отеле, – продолжала она. – Даже если я и сомневаюсь, что наш фигурант оставил следы, надо проверить все без исключения: тип бумаги, тип печатного устройства… И прежде всего: как ты думаешь, можно ли будет прояснить историю с цитатами? Саломон покачал головой. – Надо будет зайти в книжную лавку к одной моей знакомой. Может быть, она узнает, откуда эта фраза. – Ты думаешь, цитата малоизвестная? Он улыбнулся. – Я не учитель начальной школы, а преподаватель университета. * * * Книжный магазин «Галатея» открывался в 10:30. Было 10:21. Они дожидались на улице Книготорговцев, заледеневшей и мглистой, от холода притопывая ногами по уличным плиткам. Ровно в 10:29 к ним быстрым шагом подошла худощавая женщина лет пятидесяти. – Саломон? – сказала она, глядя на него над узкими очками для чтения. – Тебе так не терпится нынче утром что-нибудь у меня купить? – Мне нужна особенная книга, – ответил он. Женщина открыла дверь, они вошли в маленькую прихожую и повернули налево, собственно в магазин. – Что за книга? – «Метаморфозы» Овидия… Тебе это о чем-нибудь говорит? Женщина испепелила его взглядом поверх своих запотевших очков. Лицо у нее было сухощавое и чуть вытянутое.