— А накануне вечером к нему никто не приходил? — помолчав мгновение, спросил Емельянов. — Да, приходили. Откуда вы знаете? — удивилась женщина. — Двое мужчин с его работы. Сидели у него около часа. Потом ушли. А ночью ему стало плохо. Она еще что-то говорила, но так как в ее информации больше не было смысла, Емельянов повесил трубку. «Двое мужчин с работы». Больше сомнений у него никаких не было: к взрыву дома приложил руку КГБ. Это означает, что игра в саботаж была серьезной и страшной. И смертельной. А у Емельянова оставался только один вопрос: зачем? Ну зачем? Глава 15 Опираясь на кулаки, Жовтый приподнялся над столом, возвышаясь над ним, как айсберг. Да, его хмурое лицо сразу же вызывало устойчивую ассоциацию с ледяным айсбергом — опасным, топящим корабли. Слишком понятную ассоциацию. Емельянов изо всех сил сдерживал улыбку, точно зная, что подобного Жовтый точно никогда ему не простит. В кабинете они были вдвоем. Емельянов добрался туда лишь под вечер. День выдался тяжелым, и от этого ожидания нервы у него стали сдавать. А потому он переступил порог кабинета начальника не с самыми лучшими чувствами. Его раздражало абсолютно все. Он старательно прикрыл за собой дверь — не хотелось, чтобы их разговор слышали окружающие. И вовремя. Едва Константин подошел к столу, Жовтый уже возрос над ним глыбой. И произнес как-то вкрадчиво, будто даже спокойно: — Скажи, дорогой, ты совсем дебил? Опер моргнул, выдохнул и постарался ответить сдержанно: — Не понял? — Сейчас объясню, — Жовтый сжал кулаки. — Скажи, ты давно работаешь? — Да вроде как давно, — кивнул Емельянов, которого этот разговор не встревожил — ему действительно было все равно. — Почему же ты ведешь себя как Емеля? Где ты видел, чтобы по важному делу опер допрашивал свидетелей всех скопом? Скажи, Емельянов, ты дурак? А, вот оно что! Ну конечно, санаторий и взрыв дома. Да, Жовтый в чем-то был прав. Он действительно допустил большую ошибку. На такое способен только желторотый мальчишка, салага. Но Емельянов прекрасно понимал, почему так поступил. Беспечность, раздражение от того, что его погнали заниматься пустым делом, бравада — хотели? Нате вам, получите и выкусите! И потом, переступая порог того злополучного санатория, он даже в страшном сне не предполагал, что из этого выйдет. — Главврач настучала? — поморщился Емельянов. — Я могу объяснить. — Она самая, — кивнул Жовтый. — Объясняй. И в этот самый момент у Константина гора свалилась с плеч. Он понял, что здесь нечего бояться. Пустота. Ничего страшного не произошло. А потому, расслабившись, слегка улыбнувшись, он сказал: — Дело было не важным. Меня послали туда для галочки, только для того, чтобы получить отметку в протоколе, — и получили работу такую же, для галочки. Так уж произошло. — Ты, Емеля, первый день в уголовном розыске работаешь? Разве ты не знаешь, что с ходу нельзя определить, какое дело будет важным, а какое — нет? — Тут я согласен, — кивнул Емельянов, — и даже готов признать, что совершил ошибку. Дело казалось мне пустяковым. Я же не предполагал, что наткнусь на теракт с горой трупов. — Что ты сказал? — От лица Жовтого отхлынула вся кровь. Не ожидая подобного ответа, он буквально рухнул обратно за стол. Несчастное кресло заскрипело под его весом. И Емельянову подумалось, что когда-то он начальника точно доведет. — Я сказал правду, — опер тоже сел напротив. — Да, я готов признать, что совершил ошибку. Опрашивать всех скопом было непрофессионально и глупо. Но я не знал, сколько трупов в этом теракте. А кстати, сколько трупов? — Что ты несешь? — Жовтый почти взревел. — Какой теракт? — Вообще-то я сказал про трупы, — Емельянов вздохнул. — Ты видел все документы по делу, — Жовтый сразу ушел в сторону. — И сколько трупов, ты знаешь. О чем же ты говоришь? — Один сумасшедший преподаватель? Это ложь. Я хочу понять, почему меня послали на это задание, информацию о котором так тщательно скрывают. По какой причине не говорят правду о том, сколько людей погибло в доме от взрыва? Почему это скрывается? — Емельянов, хватит! — Жовтый снова сжал кулаки. — Ты несешь чушь! Как всегда. И я понимаю, почему ты ее несешь — чтобы оправдать свое собственное головотяпство. — Может быть, — улыбнулся Емельянов, — и моя ошибка заключалась в том, что я принял это дело за ерунду. А теперь у меня по нему еще два трупа. — Что? — Жовтый закашлялся. Коротко и четко Емельянов доложил о смерти портнихи из ателье и инженера. Жовтый слушал внимательно, не перебил ни одним словом. — Ну, портниха могла наглотаться наркотиков где угодно, с любым своим хахалем, — резюмировал он, выслушав рассказ, — а инженер — действительно умереть от инфаркта. Это естественная смерть, и уголовный розыск подобным заниматься не должен. — Если это естественная смерть, а не доведение до смерти, — не удержался Емельянов. — Это еще надо доказать, — пожал плечами Жовтый, — а доказывать должен не ты. — Почему ты так отреагировал на это дело? — перебил начальника Константин, впрочем, не испытывая чувства вины. — Почему главврач санатория тебе стучит и почему ты взъелся на мою работу со свидетелями? Ну подумаешь… — Потому, что когда мой лучший оперативник демонстрирует такую тупость, я просто не могу это вынести! — вспыхнул Жовтый. — Чушь, — Емельянов пожал плечами, — ты отреагировал так потому, что это спецоперация, а я в нее влез. В воздухе повисло такое плотное, напряженное молчание, что казалось, его можно было резать ножом. Первый не выдержал Жовтый: — В общем, так, Емельянов. С этого дела я тебя снимаю, и этим ты больше не занимаешься. Вообще. Совсем. Ни под каким видом! — Это приказ сверху? — Константин прищурился. — Считай как хочешь! — отрезало начальство. Емельянов видел, что Жовтый даже вспотел. И все время, как нервная женщина, хрустел пальцами. Невозможно было на это смотреть. — Значит, спецоперация, — вздохнул он, — ты бы хоть признался… — Нарвешься, Емельянов, — процедил сквозь зубы Жовтый. — Хорошо, допустим, я не занимаюсь. А другой влезет и все это откроет. Что тогда? — Не влезет, — Жовтый прищурился, — этим делом никто больше заниматься не будет. Сказано все свернуть и отдать в другое ведомство. — Значит, расследование будет под эгидой КГБ, — Емельянов хохотнул. — Ну вот ты мне скажи, между нами… На фига они взорвали дом? Жовтый выскочил из-за стола, как игрушечный чертик из коробочки, и принялся расхаживать по кабинету. — Не знаю, Костя, — как-то нехотя огрызнулся он, — и даже знать не хочу. От таких дел надо держаться подальше. И не вникать в подробности. — Скажи правду — тебе поручили отстранить меня от этого расследования? — спросил Емельянов. — Из КГБ лично тебе позвонили? — Ну, в общем… да. — Я уже все понял. Значит, прав был инженер, когда сказал, что это теракт. — Ох, молчи! Молчи как рыба! Ты же всех нас погубишь? Зачем все это? — Я понимаю, — Емельянов поднялся с места. — Обещаю тебе не лезть на рожон. Но остановиться я уже не смогу. — Учти — один твой промах, и я больше не буду тебя прикрывать, — Жовтый стал очень серьезным. — Мне не дадут. — Это я уже понял, — Емельянов направился к двери. Он ждал, что Жовтый окликнет, остановит его. Но он не остановил. Сжав кулаки, Константин выскочил из кабинета. К себе он забежал ровно на пять минут. Поднял телефонную трубку и позвонил своему школьному другу Диме Мацкуру, который работал журналистом и часто получал информацию прямиком из Москвы. Конечно, это не означало, что он ее печатал. Цензура в газетах была железной. Но в курсе всех происходящих событий Дима был всегда. После этого Емельянов снова поехал на Пролетарский бульвар, в санаторий Чкалова. Стоило немного побродить по санаторию, поговорить с разными людьми, как он вычислил медсестру, которая проводила двух мужчин в комнату к инженеру. Она оказалась молоденькой и хорошенькой. Звали ее Аля. Дождавшись окончания рабочего дня, Емельянов повел ее в кафе. Пустив в ход все свое очарование, а Константин умел обаять свидетельницу, когда это было нужно, он узнал следующее. К инженеру в тот роковой вечер пришли двое коллег по работе. По словам Али, они сказали, что работают вместе с ним на одном заводе. — Они были похожи на инженеров? — Емельянов всегда поражался наивности людей, готовых поверить во все что угодно. — Да, очень приличные, вежливые. Хорошо были одеты, — очевидно, наивная Аля оценивала людей исключительно по одежде. — Ой, я совсем забыла! Один же из них представился, сказал мне свою фамилию, чтобы я инженеру передала. — Как, как его фамилия? — загорелся Емельянов. — Печерский, — невозмутимо глядя ему в глаза, сказала Аля. — Он назвал мне свою фамилию — Печерский. Я еще так хорошо ее запомнила, такая красивая… Емельянов просто подавился белым вином… Аля явно рассчитывала на большее, но Емельянов даже не собирался проводить ее домой. Разом потеряв к ней всяческий интерес, он расплатился по счету, выбежал из кафе и тут же забыл о ее существовании.