– Ты когда-нибудь расскажешь, что с тобой случилось? И нет, я спрашиваю не потому, что сегодня увидел твои шрамы. Я спрашиваю, потому что ты ведешь себя так, словно ничего не случилось, но все равно позволяешь этому влиять на твое будущее. Каждый. Божий. День. У меня перехватило дыхание. Ну вот, началось. Вот почему после случившегося я ни с кем не сближалась. Избегала вопросов, признаний, уродливой правды, скрывающейся за еще более уродливыми шрамами. Но разве Уэст не заслужил немного искренности после всего, что между нами произошло? Он дал мне обещание, хотя клялся никогда этого не делать. Я открыла рот, не зная, с чего начать. – Никто толком и не знает, что произошло в ночь пожара. Его грудь под моей головой колыхнулась, словно я выбила из него дух. – Слухи по городу разлетелись со скоростью ветра, но точных подтверждений не было, и я хотела все так и оставить. Вот почему не предавала случившееся гласности. К тому же проживать заново худшую ночь в своей жизни не самое любимое занятие. Я покрутила кольцо с пламенем на пальце, внимательно на него глядя и внезапно страстно возненавидев. Возненавидев Кортни за то, что так и не отдала мне его лично. За то, что не была рядом, когда сняли бинты. За то, что не взяла ответственность за свое творение – меня. Уэст гладил меня по волосам. Мои золотисто-желтые волосы хорошо смотрелись на его загорелой коже. Красиво. Напоминало о закате. Ему стоит жениться на блондинке. Эта мысль пришла внезапно, и у меня перехватило дыхание. На ком? На тебе, что ли? – Я не видел никаких заметок и подтверждений о том, что случилось. Я знаком с тобой несколько месяцев, а ты ни разу не упомянула, – сказал Уэст. Я закрыла глаза. – Что ты хочешь узнать? – Все. Я хочу знать все, Техас. Еще один крошечный вздох. Последний поцелуй в его грудь. И я нырнула в прорубь, рассказав ему то, что знали только Карли и Марла. – Это была самая обычная ночь. Если точнее, вторник. Меня до сих пор удивляет, как обычные, самые непримечательные дни могут навсегда перекроить и изменить нашу жизнь. В то время бабушка работала на двух работах. Днем она трудилась в столовой средней школы в центре города, а в полдень помогала в местном продуктовом магазине. Но она всегда готовила мне домашнюю еду и приходила на выступления команды поддержки и мои спектакли. Она падала с ног от усталости. И стала забывчивой. Все это чертово время. Я сделала глубокий вдох, пробираясь сквозь детали прошлого. Я словно поднималась по холмам в снежный шторм. – Тогда у меня был парень. Его звали Такер. Футболист. Популярный, привлекательный, родом из хорошей, известной в Шеридане семьи. В тот день он остался на ночь. Он частенько ночевал у меня, но когда бабушка возвращалась домой, выскальзывал через окно моей спальни, чтобы, когда утром она придет будить меня вафлями, он не лежал, облепив меня своим телом. Бабушка называла его осьминогом, – вспоминала я с легкой улыбкой на губах. – Мы сплелись руками-ногами, когда она впервые застала его в моей постели. – Мы можем пропустить ту часть, в которой тебя касаются другие парни, – заворчал Уэст. – Окно заржавело и поскрипывало, и я уже привыкла к этому звуку. Я почувствовала, как Уэст кивнул, но ничего не сказал. Сердце ныло. Каждое слово давалось с трудом, словно я жевала и пыталась проглотить стекло. – Я спала, когда все случилось. Бабушка пришла домой – наверное, поздно. Налила себе джин-тоник, зажгла сигарету и села в гостиной. Допила и поднялась к себе в комнату. – Хуже всего, что я слышала потрескивание после того, как загорелся тлеющий окурок, который завалился за диван, но была очень уставшей и решила, что это скрипит окно после ухода Такера. Но я не знала, что он ушел за час до того, как бабушка вернулась домой. Воспоминание казалось таким свежим и реальным, что я почуяла запах огня, а легкие наполнились черным дымом. Даже с закрытыми глазами я отчетливо видела ту картину. Я открыла глаза, лежа в темноте, а мое сердце бешено колотилось напротив груди Уэста. Он положил руку мне на спину и с такой силой прижал к себе, что я утонула в его теле. – Я поняла, что происходит, только когда начала кашлять. Я села в кровати и огляделась. Что-то не так. Из-под двери валил дым. В комнате не было задымления, как за дверью – там было темно и жарко. Я вскочила с кровати и позвала бабушку. Ее комната располагалась в конце коридора. Я вышла из комнаты и увидела, что огонь добрался до второго этажа. Пламя уже охватило лестницу. Клянусь, огонь словно надо мной издевался, Уэст, – сбивчиво заговорила я. По щеке скатилась крупная слеза и приземлилась на голую грудь Уэста. Как только она коснулась его кожи, Уэст простонал, будто высосал из меня боль и почувствовал ее всем своим естеством. Он прикоснулся губами к моей макушке. – Ты не обязана продолжать. Но я хотела. Впервые я хотела избавиться от этого груза на сердце. Отмыться от бремени правды, которую скрываю от целого мира. Я перевела дыхание и собралась с духом. – Я побежала к бабушке в комнату и вытащила ее оттуда. Выпрыгнуть мы не могли. Под ее окном росли кусты роз, а у бабушки было больное бедро. К тому же она крепко спала. Я прикрыла ее своим телом, обняла, как будто завернула в одеяло, а потом бросилась обратно в коридор. Когда мы выбрались из ее комнаты, второй этаж начал рушиться, как карточный домик. Часть левой стены накренилась и зажала меня. Несколько секунд я не могла пошевелиться. Нас придавило к деревянной планке, а планка была объята огнем. Я почувствовала, как тлеют мое лицо, плечо и рука, и была уверена, что мне настал конец. Что я уже умерла. Еще одна слеза упала ему на грудь. Я вспомнила свои мысли о том, что даже в смерти есть толика жизни. Я еще могла слышать и осязать боль. – Я потеряла сознание. Наверное, от переизбытка эмоций и боли. Меня разбудила бабушка. Она пришла в себя и кричала как сумасшедшая, корчилась подо мной, но была в моих надежных объятиях. Ее голос привел меня в чувство. Я хотела спасти ее любой ценой, как она спасла меня, когда моя мама… Оставила меня на пороге ее дома. Сбежала без оглядки со своими друзьями-торчками. – Из последних сил я схватила бабушку и вытащила нас из дома. Когда мы наконец выбрались, я как сейчас помню свои дальнейшие действия. Дом начал складываться, как в кино, а в небе плясали языки пламени. Я каталась на траве и кричала. Она была влажной от росы и приглушала боль обожженной кожи. К тому времени перед нашим двором уже стояли несколько машин «Скорой помощи» и пожарные грузовики. За моим крахом наблюдали зрители. Все соседи вышли из своих домов, чтобы посмотреть. А миссис Дрейтон держала на руках трехлетнего сына Лиама. Он тогда громко спросил у нее: «Мамочка, почему от Грейс пахнет греночками?» Я снова закрыла глаза. Уэст задвигался подо мной. Греночка. Вот так и прилипло ко мне это прозвище. Эден Маркович услышала, как меня так назвал Лиам, и передала Люку Макдональду, который рассказал всем своим друзьям, те – своим родителям, а те – всем в церкви. В лицо меня так никогда не называли, только за спиной. Я знала, что каждый житель Шеридана слышал историю, как я каталась по траве подобно суке в период течки и выла как умалишенная, когда плавилось мое лицо на глазах у соседей. Неловкое падение Грейс Шоу, которая почти выскользнула из смертельных когтей паршивого будущего, которое уготовила ей ее мать. Почти. – Техас… – боль в голосе Уэста вернула меня в реальность. Я покачала головой. Это не конец. – Хочешь узнать самое ужасное? – Я слизала соленые слезы с губ. – Думал, уже знаю. Я с горечью усмехнулась. Он даже не подозревает. – Очнувшись в больнице, бабушка была очень растерянной. Она ничего не помнила. Даже те минуты, когда я вытаскивала ее из огня. Сомневаюсь, что уже тогда у нее началась деменция. Думаю, она просто отключилась, или, может, это было лишь начало беды. В общем, я лежала в реанимации без сознания, когда у нее спросили, что случилось… – Я замолчала, заставляя себя не падать духом. Не кричать. Меня не было рядом, когда она рассказывала им свою версию этой истории. Я сражалась за жизнь, когда через несколько палат у меня отказали внутренние органы. – У бабушки спросили, что случилось, и она ответила, что ее внучка пыталась выкурить одну из ее сигарет и оставила окурок внизу. Бабушка не помнила причину пожара. До сих пор не помнит. Она думает, что это моя вина. И… я позволила ей так думать, потому что это неважно. Когда я очнулась, все уже все решили, и страховая компания приняла ее версию событий. Дело решенное. Пожар случился по моей вине. Такую историю поведала бабушка в Шеридане, и горожане дружно ее схавали. Грейс Шоу, дочь Кортни Шоу, известной погибшей наркоши, играла с огнем и обгорела. Оказывается, она все же унаследовала от матери тягу к неприятностям. «На самом деле она виновата за то, что пробовала сигареты бабушки. Ну какой ребенок так поступает?». «Самый безответственный. И пожар лишил ее главного достоинства – ее красоты!». «Да уж, это ее единственное достоинство. Бедная Саванна Шоу, как ей не везет. Сначала дочь. Теперь внучка. Саванна просто святая, но они обе пустились во все тяжкие». Я все это слышала лично. Надев кепку, безразмерную одежду и пригнув голову, я стала почти неузнаваемой. Настоящей невидимкой. А в городе, жадном до сплетен, сложно не заметить, когда становишься парией. Я жила в ненавистном городе среди людей, которые относились ко мне с подозрением. У меня не было возможности убежать отсюда, потому как я заботилась о бабушке, которая устроила пожар и вину за него возложила на меня. Уэст обхватил ладонями мои щеки – даже попорченную – и заставил взглянуть ему в глаза. Я смотрела на него сквозь слезы, задержав дыхание и дожидаясь вердикта. Он поцеловал меня в лоб и, задержав губы на моей коже, произнес самые глупые, невероятные, прекрасные, ужасные и трогательные слова.