Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 8 из 78 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
В аудитории раздался смех. Профессор Аддамс приоткрыл рот, а его щеки стали розовыми, как оперение у фламинго. Он приходил в себя еще целую минуту. – Назовите хоть одну причину, почему я должен спустить эти слова вам с рук. – Потому что вас перевели сюда из университета Лиги плюща при загадочных обстоятельствах, до которых никому не было дела. И знаете что? – я с пафосом развел руками. – Времени у меня навалом. Вас устраивает выразительность этой фразы, профессор Аддамс? – Пфф. – Рейн поднял руку и раскрыл ладонь, делая вид, будто уронил микрофон. – Дикарь, – хохотнул Ист. – Считаете себя самым умным, Уэст Сент-Клер? – обиженно засопел Аддамс. – Либо назначайте дисциплинарное взыскание, либо прекращайте тему. Вы только тянете время, – зевнул я. Качая головой, он отвернулся обратно к своим слайдам. Идиот. Через полчаса я вылетел с лекции. Рейн закинул руку на плечи безымянной цыпочки, а Ист не отрывался от телефона – наверное, отбирал девушку на сегодняшний вечер. Я решил сообщить свою грандиозную новость. Время неподходящее, но лучше сейчас, чем никогда. – Завтра я начинаю работать в «Фургоне с тако». В принципе, первый рабочий день – сегодня. Та девчонка, Карли, предложила днем научить меня управляться с грилем. Сначала друзья никак не отреагировали. Когда я не стал развивать эту тему, потому что все было и так, мать их, ясно, Рейн принялся ржать и похрюкивать. – Эм, на хрена оно тебе надо? – Напряг с деньгами. – Тебе процентов мало с боев? – Он наморщил нос. У Рейна вообще не было проблем с деньгами. Когда он не играл в футбол, то таскался за девчонками. Колледж для Рейна – цепочка вечеринок, игр, случайных перепихов, а между делом полные мандража перерывы, что от него залетит какая-нибудь девчонка. Я же занимался оплатой родительских долгов, своей учебы и копил деньги, чтобы после окончания колледжа в этом году не пришлось возвращаться домой. Безымянная девка охнула: – В чем смысл? Все говорят, что у тебя денег как грязи. Я не ответил. То, что она трахается с одним из моих лучших друзей, не делает ее дипломированным бухгалтером. – Поступай, как считаешь нужным, чувак. Дай знать, если понадобится помощь. – Ист закинул на плечо спортивную сумку, закрывая тему. – Может, он запал на Греночку, – задумался Рейн. – И ищет варианты, как подкатить. Не, она, конечно, горячая цыпочка, если надеть ей пакет на голову. – Девушка с ожогами? – Безымянная девчонка приложила к груди ладошку. – Такая трагедия. Одна моя подруга из сестринства знакома с ней со школы. Слышала, она выступала в группе поддержки и играла в театре. А еще реально была красоткой. Я не сомневался, что однажды выбью Рейну все зубы. Этот гнусный недоносок постоянно ко всем цеплялся. Лишь бы только повеселить своих тупых подружек. Юмор у него такой же убогий, как и выбор спутниц. Рейн хихикнул. – Серьезно, чувак, заткнись. – Истон схватил его за шиворот и развернул так, что тот чуть не врезался в стену. Мы подошли к двойным дверям и разошлись. У Рейна и Иста начиналась тренировка, а случайная телка ушла – видимо, по своим случайным делам. Я уже собирался на улицу, как вдруг из приоткрытой двери возле выхода услышал крик. – Пожар! Пожар! Он доносился из временного театрального зала, где сейчас шли репетиции у факультета театрального искусства, пока им строили новый театр на территории кампуса. Я ворвался внутрь. Они репетировали. Уф. Дверь была приоткрыта и буквально манила меня посмотреть. Да и дел поинтереснее у меня не осталось. Могу поторчать тут полчаса до встречи с Карли в кафе-фургоне. Я прислонился плечом к дверному косяку, скрестив на груди руки. На сцене в ночнушке, из-под которой торчал беременный живот, металась Тесс. Ее волосы были заколоты наверху, она бросилась к другому концу сцены, издавая вопли, которыми можно оглушить и кита. За ней гонялся одетый в майку придурок из театра, с его поджатого рта свисала сигарета. Он пытался говорить с южным акцентом, но выходило так, словно у него на языке волдыри размером с мои яйца. Я ничего не понимал в театральном искусстве, но мог распознать дерьмовую игру, когда меня в нее тыкали носом. Не в обиду Тесс будет сказано: она недурна в постели, но я скорее куплюсь на сговор, что Гитлер еще жив и живет с Тупаком (к черту логику и математику), чем поверю в их игру. Я окинул взглядом актовый зал. Здесь сидела и блондинка из фургона. Грир, Гейл или как там ее. Греночка. Я узнал ее по затылку. Она сидела на задних рядах. Девушка закинула ноги в белых кроссовках на спинку впереди стоящего кресла. Длинные ноги были обтянуты выцветшими узкими джинсами. Она снова оделась в ту же розовую толстовку и серую кепку, в которых я видел ее у фургона. Длинные золотистые волосы рассыпались по спине и плечам, придавая ей сходство с готическим ангелом. Рейн был таким же догадливым, как банка тушенки, но он оказался недалек от истины. Грир-Гейл реально сексуальна. Хотя я уж точно не собирался ее лапать. Но мое нежелание никак не связано с ее лицом. Шрамы меня не напрягали: мое сердце на сто процентов соткано из таких же. Но девчонка обладала высокомерием размером с Миссисипи, а у меня существовали строгие принципы – не трахать стерв. Я оставил ей балетные туфли в качестве эдакого «пошла ты». Если честно, понятия не имею, что пытался выразить этим поступком. Я чувствовал себя идиотом, пока покупал их, и еще большим придурком, когда оставил на ступеньках фургона. Да черт с ними. Тупо было их там ставить, но кому какое дело? Я же не собирался ее клеить.
Круз Финли, режиссер постановки – еще один студент, считающий, что ношение берета и шарфа в техасскую жару придает ему особо артистичный вид, а не делает его полным дебилом, – попросил актеров начать сцену сначала. Я вошел в аудиторию, чтобы без помех посмотреть на Грир-Гейл – или как ее там. Столько разговоров вертелось вокруг ее шрама, а я его почти и не увидел. Она так его стеснялась, что я уже поверил, что это то еще зрелище. Я смог увидеть только правую сторону ее лица. Так называемую «нормальную» половину. Ее глаза следили за происходящим на сцене. Она шептала слова вместе с актерами – и реплики Тесс, и того чувака. Жесть какая – они читали по бумаге, а она знала слова наизусть. И без того понятно, что Грир-Гейл тащилась по актерству, но сомневаюсь, что она изберет его своей профессией. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что она совсем увязла в своей повести под названием «Я – жертва». – Я не хочу реализма. Я хочу магию! – повторила Грир-Гейл за третьей актрисой на сцене, и у меня возникло чувство, будто эта фраза больше относится к ней, чем к самой пьесе. Девчонку по-настоящему мучила ее собственная реальность. Меня так очаровало то, как Грир-Гейл повторила по памяти всю чертову пьесу, что я заметил окончание репетиции только через секунду. За все это время никто даже внимания не обратил на девчонку и не понял, что она здесь, в этом зале. – Первый прогон закончен, и это просто катастрофа. Завтра. На этом же месте. В то же время. Боже. – Финли вскинул руки и уставился в потолок, словно у Господа нашего всемогущего дел больше не было, как смотреть эту хрень. – Ниспошли мне настоящих актеров. «Или ниспошли ему по морде», – подумал я. Ты тоже можешь дать ему по морде, и никто тебя за это не упрекнет, даже его родители. – Уэст! – воскликнула Тесс и, спрыгнув со сцены, бросилась к дверям. Она на ходу кинула фальшивый живот на кресло. Я стоял в расслабленной, ленивой и невозмутимой позе. Все обратили внимание на меня. Тесс выкрикнула мое имя так, словно я только что вернулся из Ирака. Грир-Гейл повернула голову. Наши глаза встретились, когда Тесс обняла меня, осыпая поцелуями шею и щеки. Я говорил Тесс, что между нами возможен только одноразовый секс, и в прошлые выходные мы отгуляли в первый и последний раз. Она сказала, что все поняла, но женщины часто лукавят. Я отлепил ее от себя и мысленно сделал пометку напомнить Тесс, что ей ничего не светит. Грир-Гейл с невозмутимым лицом наблюдала за нами, но и пялиться не переставала. Ее лицо ничего не выражало. Глаза у девчонки были голубого оттенка, который я видел лишь на психоделических картинах. Светлые и ледяные, как снежинка. Похоже, она смотрела не стесняясь, поскольку не привыкла, что за ней тоже может кто-то наблюдать. Ну, а я наблюдал. И заметил, как она, черт подери, пялилась. Я спросил ее взглядом: «Ты нашла балетные туфли?» Она молча ответила: «Сдохни, придурок». Возможно, я перефразировал, но что бы ее взгляд ни выражал, в нем ясно читалась матерная лексика. Григ-Гейл отвернулась к опустевшей сцене и переставила ноги на впереди стоящее кресло. Я уже собирался подойти к ней и узнать, в чем ее, на хрен, проблема, как в кармане завибрировал телефон. Тесс тем временем пыталась утащить меня из аудитории и попутно молола языком о своей роли в постановке. Я вытащил из заднего кармана телефон. Мать. Серьезно? Дважды за день? Я скинул звонок, повернулся и молча бросился к своему байку. До Тесс дошло, что за мной лучше не идти. Я открыл банковское приложение и перевел оставшиеся деньги на счет родителей, а потом поехал на встречу с Карли. Поживу пару недель на японской лапше. Не в первый и не в последний раз. Всю дорогу я негодовал из-за родителей, Тесс, Рейна, профессора Аддамса и даже из-за Грир-Гейл-Женевьевы. И с каждым поворотом мне изъедало душу искушение наклониться вбок, броситься с байка, свернуть с обрыва. Отчасти я до сих пор хотел умереть. Прекратить это жалкое существование. Перестать обеспечивать родителей. Перестать притворяться, что колледж вообще меня интересует. Мне очень хорошо удавалось это скрывать. Даже если это стоило мне всего. Глава 4 Грейс – Грейс, дорогая, надо поговорить.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!