Злость, стыд, желание оправдаться перед собой и утереть нос выскочке маркизу. Плюс у виконта имелось множество, пусть и напрочь теоритических, знаний о войне и способах ее ведения. Поэтому он считал, что справится и без пресловутого боевого духа. Чье значение, он полагал, здорово переоценивают. Он еще раз прошелся глазами по строю. Точнее по его подобию. Никто не пытался тянуться во фрунт, заметив его взгляд, как было совсем недавно, никто уже не суетился. Просто стояли, смотрели на него и ждали его приказа. С решительным выражениям на деревенских рожах. Это было так внове для капитана, что он некоторое время не знал что ему им говорить. Его солдаты, те что выжили, уже стали практически ветеранами. Для полноты этого звания им еще требовалось закончить битву победой. Но — они видели атаку рыцарской конницы! Стояли против стального тарана — и выжили! А потом победили в себе труса и встали в строй! Что он мог им сказать? Вчерашним пахарям с разом ставшими жесткими лицами? Кондотьерам-наемникам, которых старались брать в ополченческие полки на должности младших командиров? Вдохновляющую речь? Сперва он хотел обратится к ним с речью, но потом передумал. Со многими он и так уже говорил — и они здесь. Это — уже много! А что изменят фразы, вроде: "Враги сильны и многочисленны, но мы сражаемся за правое дело!" Ха! Какое же оно, к демонам, правое? С точки зрения законов Империи — они самые что ни на есть мятежники! И аристократы-вдохновители, и мужичье, привычно идущее за своими господами. Или: "Единый ведет нас!" Так ведь — еще большая чушь! Единому, Творцу вещного мира и победителю демонов, Создателю Врат и Запоров, Вечно Сущему много ли дел до очередной драчки своих творений? Поэтому он решил речь произносить не вдохновляющую, а разъяснительную. Касательно своего плана действий. План у него был. Пользуясь тем, что данный участок фронта все считали прорванным, и никакой опасности отсюда никто не ждал, виконт намеревался, по возможности не привлекая к себе внимания, приблизится к противнику с фланга, сделать один залп и бросится в рукопашную. Разумеется, противник этот должен быть в момент их атаки быть скован боем по фронту, иначе толку с его флангового маневра будет немного. Этот нехитрый замысел он и изложил своим солдатам. А в качестве подходящего противника указал на центр фронта метрах в пятиста, где только что сошлись две полные баталии — фрейская и имперская. И ни одна из них, как это часто бывает при лобовом столкновении пикинеров, не могла другую продавить. К плану своему Джулиано присовокупил и личную свою идею. А именно — полностью изменить порядок строя мушкетеров и пикинеров. Строй классический, оборонительный или наступательный, выглядел так: три ряда мушкетеров, каждый из которых стреляет в свой черед, за ними ряд пикинеров, а за теми уже солдаты с оружием поплоше, в его случае — кто с чем. Он же предложил построить остатки своего полка по другому. Вперед выдвинуть линию лучших и самых опытных стрелков (туда, считай, всех кондотьеров и поставить), а за ними разместить два ряда заряжающих, а уж потом и пикинеров и разносортицу. Такой строй, по его мнению, больше подходил для быстрого движения по полю боя и удара во фланг. Стрелки в первой линии будут отстреливать мелкие отряды противника, не подпуская их к полку, заряжающие же — нести по два-три мушкета каждый (после бегства их осталось предостаточно), передавать вперед заряженные и заряжать пустые. Остальным же доставалась извечная солдатская работа — бежать на врага, когда командир прокричит "Вперед!" Повторил про построение это и связанные с ними маневры, раз пять, не меньше. Первый раз говорил и в пустые глаза солдатов смотрел — не понимали они. На втором-третьем — мелькнуло что-то мужицких буркалах. А под конец один из сержантов предложил еще и команду ввести — ложись! Чтобы не разворачивать это построение при атаке противника с тыла. Все падают, а первый строй — кругом и поверх голов своих товарищей пару-тройку залпов делает. — Толково! — похвалил наемника виконт. С тем и пошли. Как и намеревались — к левому, никем не защищенному флангу имперской баталии, бодавшейся безуспешно с пикинерами фреев. На первой же сотне шагов построение показало себя во всей красе. Какие-то карфенакцы, сосредоточенно избавляющие трупы фрейских латников от лишнего имущества, завидев их, пытались бежать — числом их было не более человек пятидесяти. Видимо имперские солдаты решили, что на этом участке фронта им уже ничего не грозит. Три полных залпа первой линии, проведенных в пятнадцать-двадцать ударов сердца, уложили их в грязь. Всех до одного. Последним, перепуганным стремительной такой расправой, стреляли уже в спину. Пришлось немного подождать, пока все мушкеты снова будут заряжены и двигаться дальше. Вскоре на небольшой, но слаженно действующий отряд, обратили внимание. Легкая кавалерия противника, вероятно, двигалась по пустому пространству, чтобы выйти в тыл фреям. И там от души повеселиться, добавив хаоса в и так то не слишком упорядоченное сражение. Развернув животных, всадники стали забирать левее, явно рассчитывая обогнуть строй Четвертого торугского, а то и с тыла. Знали, драть их демонам, о неповоротливости пехоты. Но вместо мощного удара и последующего преследования бегущих солдат, получили столько свинца, что удрать удалось не больше чем половине. Не ждали, стрелять будет только один ряд, да еще и через головы своих товарищей! Ха! Виконт вошел во вкус и сыпал приказами, а вчерашние земледельцы удивительно споро их выполняли. Своей слаженностью действий, которой от них не могли добиться и на учебном поле, они словно бы отскребали с себя клеймо трусов. По крайней мере, так казалось их командиру. Так, не быстро, но и не особенно медленно, его солдаты вышли во фланг имперской пехоте. Остановились на короткое время, проверили заряд мушкетов и еще раз прогнав план боя. Командиры сцепившихся баталий на них не смотрели, рядовым пикинерам было вовсе не до этого. И они атаковали. Был бы такой трактат о военной науке, за авторством, например, Арчибальда фон Грова, то пример маневра остатков Четвертого торугского был бы там использован, как образец для подражания. Подготовленный и проведенный идеально, чего в вещном мире, конечно же не случается. Но трактата такого не было, а появится ли подобный в будущем, ни капитану мушкетеров, ни самим ополченцам в грязно-зеленых шарфах поверх кирас и дублетов, было неинтересно. Они мстили за свой страх, за свое поражение и всеми силами почти трехста душ желали, чтобы их теперешний противник, до дна испил чашу, из которой совсем недавно хлебали они сами. Как это выглядело? Виконт Джулиано да Вэнни видел все. И с жадностью запоминал каждую деталь атаки своего полка. Менее чем с полусотни шагов первая линия дала залп. Отбросила пустые мушкеты, приняла у заряжающих следующие и тут же выстрелила вновь. Сново разряженное оружие упало на землю, а второй ряд уже вкладывал в руки стрелков новое. И еще залп. Пороховой дым не дал рассмотреть результаты стрельбы, но Джулиано, отчего-то, не сомневался в высокой точности стрельбы своих стрелков. — Вперед! — заорал он, когда все снаряженные мушкеты отстрелялись и стало слышно как орут невидимые за клубами дыма враги. Так сильно заорал, что моментально сорвал себе уже надсаженное постоянным криком горло. И пришпорил каурую, управляя ею одними лишь бедрами, а в руках держа по пистоли. Он ни на миг не усомнился, что его ополченцы побегут за ним. И они не обманули ожидания своего командира. Многоголосый рев заставил небеса содрогнуться, а сердце виконта забиться на пределе своих возможностей. За стеной пороховой гари царили Преисподнии. Фланг баталии Дорнато был выгрызен в глубину шеренг на пять, не меньше. В этот самый провал да Вэнни и направил лошадь дружинника Фрейланга. Разрядив его же пистоли шагов с трех в перекошенные от ужаса лица солдатов. Третьего он сбил с ног грудью каурой, а дальше вытащил шпагу и принялся колоть и рубить направо и налево. Затем его подперли его ополченцы, стремительно расширяя рану на теле баталии. Меньше трехсот человек вооруженных как попало не смогли бы обескровить баталию из полутора тысяч человек. Их бы смяли и довольно быстро, едва прошел бы шок от флангового удара. Все-таки это были ветераны многих компаний на Востоке. Но, увидев помощь, командир фрейских пикинеров, быстро сообразил, что успех его неожиданных помощников недолговечен, и приказал усилить натиск. Раздалось характерное для наступающей баталии уханье, такой слитный выдох сотен глоток на каждый шаг вперед. И противник не выдержал натиска с двух сторон. Сжатая в единый кулак баталия распалась на множество отрядов, а как только побежал один из таких, к нему вскоре присоединились и остальные. Виконт Джулиано да Вэнни, молодой аристократ в грязном, некогда вишневого цвета камзоле, восседал на своей каурой и смотрел вслед улепетывающим имперцам. Он не чувствовал удовлетворения, только полную опустошенность. Будто вычерпал до дна весь колодец своих чувств и эмоций. Но, наверное, это можно было назвать покоем. Его солдаты, остатки Четвертого торугского, орали и потрясали оружием. На ногах осталось около полутора сотен, но они — победили! Краем глаза Джулиано видел протискивающегося к нему сквозь толпу пехотного офицера в шлеме украшенном разноцветными перьями. И понимал — зачем он к нему спешит. И тот не разочаровал виконта, выпалив сердито и восхищенно: — Вы кто такие? — Четвертый торугский полк. — сипло сообщил ему дворянин. — Остатки Четвертого торугского. О, как ему хотелось сказать именно эту фразу и именно таким тоном Фрейлангу. Но где его искать в этом бедламе, он просто не представлял. А еще он наконец вспомнил, как называлась деревенька, близ которой он за один день умудрился стать и трусом и гером. Игус. После битвы Войска Фрейвелинга проиграли битву при Игусе. Численное превосходство противника нивелировало и героизм и в некоторых местах — тактический гений фреев. Барон Сантьяга да Гора, вдохновитель восстания, после битвы вручил свой меч командующему имперской армией — Иезикии Дорнато. Впоследствии он уехал в небольшое имение и навсегда оставил занятие большой политикой. На следующем Магистерии провинцию представлял мало кому известный маркиз Йан Фрейланг. Дорнато выполнил свою часть уговора, и карательные войска не пошли в глубь провинции, удовлетворившись капитуляцией дворянства и весьма умеренной контрибуцией. Порядок в Империи, нарушенный низложением и убийством императора, был восстановлен. Трон перешел старшей дочери Патрика — Лиане, но фактически правил ее дедушка по матери — ланд-граф Аорон Фурко. А точнее — стоящий за ним Отец Доминатор Карфенака. В битве при Игусе был уничтожен цвет дворянства провинции. Множество наследников множества дворянских родов нашли свою смерть неподалеку от крохотной деревеньки. Никто, естественно, не мог предположить, что именно их героическая и безвременная кончина даст начало такому явлению, как сентарии. Маркиз Фрейланг после битвы в пару лет сумеет сплотить вокруг себя дворянство провинции, и демонстративно отстранится от внутриполитической грызни умирающей Империи. Многие будут думать, что боковая ветвь рода удовлетворится этим — из безвестности в лидеры провинции. Но эти многие ошибутся — как это довольно часто случается. Просто маркиз будет действовать умнее, что бы больше не допустить карательные походы на свою землю. У него уйдет восемь лет на то, чтобы из опального и униженного, сделать Фрейвелинг богатым и влиятельным. За это время он опутает прочие имперские дома паутиной договоров, займов и взаимных услуг. А в начале 783 года, решив, что время пришло, толкнет с горы маленький камешек. Который вызовет лавину и похоронит под собой Империю. Что касается виконта Джулиано да Вэнни, то он встретится с Фрейлангом после битвы. Но разговора у них не получится. Виконт будет шипеть и по-мальчишески обвинять маркиза во всех грехах, а тот будет молчать и смотреть на него своими невыразительными глазами. В результате в душе молодого виконта, а после смерти отца — графа, — поселится ядовитая змея обиды. Которая будет расти и ждать своего часа. А потом, наконец укусит, поставит под угрозу все результаты трудов Фрейланга и чуть не погубит все герцогство. Но это другая история. * * * notes Примечания