Тут из кухни появился Руслан и пригласил Наташу. И та, немножко поломавшись для приличия, пошла с ним танцевать. Андрей выскочил в коридор, спрятался в маленькой комнатке, где валялись журналы мод, которые Руслан привез матери из поездки, потом, не прощаясь ни с кем, ушел. Проходя по коридору, он заметил, как Наташа, затащив Руслана на кухню, дарила ему свою фотографию. Тот небрежно повертел подарок в руках и засунул в нагрудный карман, где лежало фото девчонки из Сочи. 16 До конца отпуска Руслан так больше и не зашел. Один раз, правда, звонил, приглашал в кино смотреть кинокомедию «Не упускай из виду», но Андрей, зная, что третьей будет Наташа, отказался. Начались занятия. Жизнь завертелась, потекла своим чередом. Однажды, в конце сентября, когда Андрей дежурил по классу, к нему, тяжело дыша, ворвался Васюта: — Андрюха, тебя там какой-то мужик ищет. Из цирка. — Сейчас кто-то получит! — Андрей схватил тряпку, намереваясь запустить ею в Васю-ту. Он решил, что Васюта смеется над ним, пытается разыграть… — Я серьезно, — пятясь к двери, пропыхтел Васюта. — Он в шляпе и с чемоданом, в окно посмотри… Андрей подошел к окну. По дорожке перед школой прогуливался Слава. — А что ему надо? — Не знаю. Он не сказал. Андрей положил на место тряпку, вымыл руки, все еще раздумывая, спускаться вниз или нет. Если бы Слава пришел к нему домой, а встречаться тут на глазах у всего класса… Тут прозвенел звонок. После уроков, выйдя из школы, Андрей столкнулся со Славой. — Привет! Что это ты от меня бегаешь? В окно выглянул, а не вышел. — Я не мог, я дежурил, а потом — звонок… — А я вот за тобой специально приехал. У меня теперь свой номер будет — батут с «Икарийскими». Андрей опустил голову. — Ну что молчишь? Хочешь со мной работать? Андрей вяло помотал головой и медленно пошел к автобусной остановке. — Это почему? — удивился Слава. — Ты же так рвался в цирк. — Теперь не хочу, — вздохнув, сказал Андрей. — Нет уж, друг, так не пойдет, — огорчился Слава, — объясни все по-человечески. Давай-ка в столовую зайдем, я с утра ничего не ел — прямо с поезда к тебе. Андрей поплелся за Славой в столовую, стараясь держаться от него чуть поодаль, чтобы потом в классе не было расспросов. — Займи столик, — попросил Слава, — а я пока что-нибудь там возьму. Андрей высмотрел свободный столик, опустился на стул, но тут же вскочил и пересел в другое место, подальше от окна. На улице возле столовой торчал Васюта, делая вид, что читает наклеенную на щит газету. Он, видно, заметил, как Андрей ушел из школы с циркачом, и теперь хотел знать, что же будет дальше. Слава принес на подносе два обеда: первое, второе, третье, потом снял плащ и, повесив его на спинку стула, сказал: — Ну, давай, подкрепляйся… — Я не хочу, я дома поем. — Тогда хоть киселя попей. Что тут у тебя стряслось? Я сперва думал, что ты у Зайцева. Он уже на тебя документы в главк заслал, а потом вдруг дал отбой. — Он другого взял, Вадика. — А ты откуда знаешь? Зайцев написал? — Никто мне не писал! Я сам догадался, когда фотографию увидел. Руслан матери прислал. — Да, нехорошо получилось. — А вы всегда так делаете? Зовете двоих, а берете одного. — Ну я, положим, в эти игры не играю. Зачем людей обманывать. — А Пал Палыч документы с запасом собирает, мне Руслан сказал. И вообще, почему он злой, противный?.. Я думал, в цирке таких нет. — Человек он, конечно, сложный, — вздохнув, сказал Слава. — Но не такой уж он плохой. Злодеи то в природе редко встречаются. Гадости в основном друг другу хорошие люди делают. Только дай волю страстям. Андрей посмотрел в окно. Васюта, сгорая от любопытства, продолжал наблюдение. — А вы Васюте сказали, зачем я вам нужен? — Нет, а что? — Вы уедете, а надо мной снова смеяться будут. — Ну теперь-то не будут. На тебя уже приказ есть. — Слава вытащил из кармана лист бумаги. Это был точно такой же приказ, какой Андрей видел когда-то у Руслана дома. — Ну что, доволен? — улыбнулся Слава. Андрей опустил голову и тихо сказал: — Я батут бросил. — Как бросил? — не поверил Слава. — Я уже год в секцию не хожу. Так вышло. Сперва тренер на меня обиделся, когда узнал, что я цирк больше люблю. А потом, когда Руслан уехал, ребята артистом дразнить стали. Я теперь карате занимаюсь. Меня один парень из пионерлагеря устроил. Он может кулаком три кирпича разбить. Я скоро уже на желтый пояс буду сдавать… — Желтый пояс? — переспросил Слава. — Да, это все равно что разряд в акробатике, нужно знать приемы, пятьдесят раз отжаться на кулаках и двенадцать раз подтянуться… После желтого идет красный пояс, синий, коричневый и черный! Потом начинаются даны… В Японии один человек имеет десятый дан, он может тигра побороть… — А ты кого же лупить собрался? — улыбнулся Слава. — Каратист первый в драку не лезет. Карате — для самозащиты. — От кого? — Мало ли кто полезет… — Целый год, целый год, — задумчиво проговорил Слава. — Ну хоть сальто ты сейчас сделать можешь?.. — Не знаю, — вздохнув, признался Андрей. — Почему вы мне не написали, я бы секцию не бросил. Слава ничего не сказал. Мог ли он написать раньше? Вся зима и весна пролетели в бесконечных хождениях по коридорам главка, по тем самым кабинетам, по которым перед этим прошуршала бумага, два листка папиросной бумаги с жирным штампом «входящий № 457», — письмо руководителя номера «Икарийские игры» Пал Палыча Зайцева, проще — телега, но составленная умно, тонко: «нашедший признание у зрителей номер, плод многолетних усилий по разработке новых оригинальных трюков… оказался на грани развала в результате…» На непосвященного вся эта писанина действовала безотказно. Только немногим было известно, что номер остался почти таким, каким Зайцев лет десять назад принял его у своего предшественника, ушедшего на пенсию артиста Чинкова. Что никаких оригинальных трюков Зайцев не искал и вводить не хотел… ссылаясь на то, что в главке этого все равно не оценят, ставку не прибавят, выполни ты хоть стойку на ушах — нет денег. Ему было непонятно, что кому-то может быть дорог номер, его сложность, зрелищность, безотносительно к зарплате… Его не смущало, что зрители могли понять, что им подсовывают халтуру, «дневной» облегченный вариант, который Зайцев постепенно перенес и на вечернее представление; все, что осталось в номере, — это два-три сложных трюка, которые другие группы делали «с колес» в комбинациях, не заостряя на них внимание зрителей. А настоящая работа шла один-два раза в году — перед комиссиями, оттого показывать ее становилось день ото дня труднее. Но акты выходят один распрекраснее другого, их писали люди, а с людьми Зайцев умел находить общий язык. Что же оставалось в этой ситуации ему? Спокойно сидеть за спиной Зайцева, ждать, пока он уйдет на пенсию? бороться за номер вопреки желанию руководителя? усложнять его за счет сольных трюков, не имея возможности сделать номер, который бы врезался в память цирка, как «Прометей» Волжанских? — Не мог я, Андрюша, написать, пока мне номер не разрешили. Сам висел между небом и землей. Если бы мне Захарыч, друг отца, не помог — не видеть мне номера как своих ушей… Они вышли на улицу… Васюта, скрываясь за спинами прохожих, шел следом. Андрей показал ему кулак… Завтра Васюта мог разболтать в классе про встречу с циркачом, которая, конечно же, кончится ничем. Эх, если бы он мог знать, хотя бы месяц назад, что Слава приедет опять!.. — Твоя тетя в зале по-прежнему работает? — Слава нарушил унылое, безысходное молчание. Андрей кивнул.