На следующий день Андрей ушел с последнего урока, сказав классной, что ему надо к врачу. По дороге в цирк Андрей заглянул в зал, чтобы предупредить тренера. Тренировка начиналась в три, значит, без опоздания было не обойтись, что Виктор Петрович не любил. К тому же на прошлой неделе, когда началась эта обидная кутерьма с цирком, он и так пропустил две тренировки, больше, чем за три года своей не слишком счастливой спортивной жизни. В зале было светло и тихо. У окна, где борцы хранили свернутыми в трубочку ковры, стоял на боку самый старый в секции батут. Виктор Петрович с иголкой и спичками в руках сосредоточенно чинил сетку, латал ее нити — белую нейлоновую ленту шириной с лейкопластырь — в местах разрывов, а узелки, оставшиеся после починки, уничтожал огнем… — Ты чего так рано? — удивился тренер. — Раздевайся, помогать будешь. Андрей сбросил куртку, подумав, что следовало бы сразу сказать, что сегодня он не будет на тренировке. Для того и пришел пораньше, чтобы отпроситься. Но врать, придумывать причину было стыдно, а признаться, что ему нужно в цирк, после того что вышло с Русланом, казалось еще страшней. — Бери иголку и чини, с другого конца. — Хорошо, только я долго не могу… — Что, и на тренировке не будешь? — Ага, мне сегодня на дополнительные надо… — Двойку получил? — Нет, у меня за неделю только одна тройка… Тренер помолчал, видно прикидывая, зачем ехать через весь город в зал с одной-единственной целью — сообщить, что не сможешь быть на тренировке… Никогда раньше Андрей такого не делал, да и другие ребята тоже. — Ну, а Руслан как там? Взяли его циркачи? — Репетирует, четыре раза в неделю… Говорит, что нагрузочка там побольше, чем у нас, а батута там никакого нет, его взрослые ногами подбрасывают. — Видел я такой номер в Тбилиси, когда циркачи Татьяну мою сманить пытались… Девчонка у меня в секции была — на первенстве Союза в тройку стабильно входила. Тренер говорил о цирке, об этой пусть трудной, но праздничной профессии с какой-то скрытой завистью. Таким Андрей никогда прежде его не видел, не знал. — А Руслан твой дурак. Подрастет — локти кусать будет. У икарийцев это дело поставлено: отработал малец годика три-четыре, до армии, и гуляй на все четыре стороны… ни куска хлеба, ни профессии. А ты здесь на мастера вытянешь, тренером будешь. Вид новый, может, скоро олимпийским станет. Батут всем нужен, и гимнастам, и прыгунам в воду, и шестовикам — без работы не останешься. Андрей давно уже бросил шить, тесьма, бежавшая перед его глазами, двоилась. Тренер говорил с ним обыденно и приземленно, для него цирк вовсе не был прекрасным миром красоты, ловкости, риска, он почему-то не понимал, что значит хотя бы раз выйти на залитый светом манеж, поклониться зрителям, которые ждут от тебя сногсшибательных чудес, готовы восхищаться каждым твоим движением, трюком. Да и про спорт он говорил не так, как прежде. Пьедестал почета, медали, интервью по телевизору, все, о чем мечтал, бывало, Андрей по вечерам, возвращаясь домой после тренировок, — все вдруг исчезло как мираж, теперь тренер ставил перед ним совсем другую цель, легкую, непыльную работу, жирную зарплату… Думай он иначе — слова «вытянешь» на мастера никогда бы не сорвались с его уст. — Ну, да ладно, что я тебе тут азбуку повторяю, — нахмурился Виктор Петрович, по гримасе отчаяния на лице Андрея увидев, что речи его производят совсем не тот эффект, на который были рассчитаны. — Иди разминайся, сейчас начнем работать. — Я же сказал, что сегодня не могу. Мне в три часа уходить надо. — Ах да, в школу… — Нет, меня в цирк позвали, тот парень, который Руслана взял, — неожиданно для самого себя признался Андрей и, резко повернувшись, бросился из зала. 8 Слава встретил Андрея возле рекламной тумбы: то ли специально ждал его, то ли случайно выглянул на улицу. — Форму взял? — спросил он, крепко пожав Андрею руку. — Нет. Вы ж не сказали. — Надо было догадаться. Я же не для болтовни тебя позвал. Андрей приуныл. Эх! Если бы он знал, что Слава собирается устроить ему пробу. Они вошли в цирк. Вахтерша, увидев, что Андрей идет со Славой, улыбнулась ему как своему. Прошли по узкому, переставшему вдруг быть недоступным, коридору, оказались в гардеробной. — Не вешай носа, сейчас что-нибудь придумаем. Померяй-ка вот эти чешки. Андрей быстро стянул ботинки: чешки пришлись ему впору. — Вот и отлично, — обрадовался Слава, — раздевайся, и пойдем на манеж. Андрей остался в майке и в трусах. Его знобило, почти трясло от страха. Никогда, даже перед соревнованиями, он не волновался так, как теперь. Там вопрос стоял о разряде, и только, а здесь какие-то пять минут, несколько прыжков могли определить его судьбу чуть ли не на всю жизнь. На манеже было пусто и зябко. Сверху, с купола, стекал через плафон рассеянный дневной свет. — Рондат делать умеешь? — спросил Слава, присев на барьер. Андрей кивнул. — А флик-фляк? Вместо ответа Андрей разбежался, сделал рондат, заднее сальто, флик-фляк. — Смотри-ка, целая дорожка, — похвалил Слава и пощупал у Андрея мускулы, потом пресс, вытащил на манеж подушку. Андрей замер: на репетиции он не обратил внимания на главное: как Руслан попадал в «седло», ведь от ковра до Славиных ступней нужно было пролететь метра полтора. — Прыгай сюда, — лежа на подушке, Слава показал, что сперва нужно встать ногами на пьедестал. Андрей еще не догадывался, что произойдет дальше, встал на подушку, Слава, схватив его за лодыжки, приказал: — А сейчас прыжочек, ап! Прилетев наверх, Андрей покачнулся, сидеть на ступнях оказалось совсем не просто… — Разведи руки в стороны, держи равновесие, — командовал снизу Слава. Андрей изо всех сил тянул носки, стараясь не шевелиться и не смотреть вниз, Слава начал осторожно сгибать ноги. — А теперь падай на суплесс… Андрей прогнулся назад, словно выходя на мостик, Слава тотчас взял его руки в свои и толчком отпассировал на ковер. — Ну что же, данные у тебя есть, сидишь туго… — А почему вы сразу меня не проверили, тогда, в зале? Потому что я не такой красивый, как Руслан? — В манеже главное не красота, а обаяние, — немного смутившись, сказал Слава. — А ну-ка, улыбнись, пошире, пробеги вдоль барьера, вот так, за мной, левую руку отведи в сторону и вверх — это называется комплимент… Андрей двинулся следом за Славой, семеня ногами, стараясь улыбаться так же весело и легко, как выходило на представлении у мальчишек, Славы, у Зайцева… — Ну, ты просто гений. Если будешь улыбаться, как сейчас, считай, что Зайцеву ты уже понравился… — Как же вы меня возьмете? — печально вздохнув, спросил Андрей. — Леня и в армию не уходит. — А у нас будет три «верхних», как у Куликова… — Слава неожиданно повеселел, стал вдруг таким же игривым, похожим на мальчишку, каким Андрей узнал его в зале… Он провел Андрея обратно в гардеробную, где появились уже Володя с Леней. Они переодевались, готовились к репетиции и почему-то ничего не спросили. Андрей опустился на скамью, жадно оглядывая раздевалку, лаская взглядом каждый предмет: трюмо с тремя зеркалами и стоящие на нем коробочки с пудрой, румянами, ватой, разноцветные мячи, рассыпанные по тумбочке шахматы, чешки, стоящие на длинной, разбитой на ячейки полке, еще не решаясь поверить в то, что скоро, совсем скоро он может стать здесь своим человеком… В этот момент в гардеробную весомым, размашистым шагом вошел Зайцев, в халате, шлепанцах на босу ногу. Махровое полотенце, небрежно переброшенное через плечо, ниспадало почти до земли. Андрей тотчас вобрал голову в плечи, вспомнив, как его удалили из гардеробной в прошлый раз. Пал Палыч прошел к окну, сделал страшную гримасу, рассматривая в зеркале свою физиономию. Потом смочил одеколоном царапину, появившуюся на подбородке после бритья. — Пал Палыч, — тихо, нерешительно, будто стесняясь, заговорил Слава. — Я тут еще одного «верхнего» подыскал, мальчишка обкрученный, три года батутом занимался… Может, посмотрим? Пал Палыч бросил взгляд на Андрея. Тот снова, помимо своей воли съежился, но, вспомнив совет Славы, заставил себя улыбнуться. — А кто бросать его будет? — поинтересовался Зайцев, снова занявшись изучением собственного подбородка. — «Нижним» можно Виктора взять, униформиста… — предложил Слава. — Точно, — обрадовался Леня. — Я сам видел, как он ночью антипод бросал. Ничего получается… — Ноги у него сильные, координация неплохая, а главное — желание у человека есть… — Слава старался говорить как можно убедительней. Еще вчера, в буфете, к нему пришла эта спасительная мысль. Ведь если «нижних» будет трое, Зайцев в конце концов сможет, не ломая номера, его отпустить.