Чуть позже Музычко с одним из инструкторов демонстрировал гостю учебную подготовку. Одни курсанты, сидя в специально оборудованном классе, осваивали взрывное дело; другие — в тени под навесом занимались сборкой и разборкой автоматов с карабинами; из дальнего карьера за лагерем доносилась едва слышная пальба — там шла стрелковая подготовка. После обеда, состоявшего из наваристого борща с пампушками, котлет и абрикосового компота, Музычко пригласил Деркача в сауну, расположенную за главным корпусом. Хорошенько напарившись с березовыми вениками и освежившись в бассейне с холодной водой, они перешли в гостевую комнату, с висящей на стене кабаньей головой и стильной мебелью, где их уже ждала четверть горилки с закусью и холодная «Оболонь» в бутылках. Первые тосты, как водится, были «за нэньку Украины и ее гэроив», затем пили за все прочее. — Хочэшь, розповим як я воював в Чечни з комуняками? — набравшись, заявил Музычко собутыльнику. — Эгэ ж, — пьяно икнул тот. — Хо́чу. И началось повествование о том, как храбрый «вояк» десятками жег на Кавказе русские танки с бэтээрами, лично разгонял батальоны москалей и сбивал из «стингеров» их самолеты. — За цэ мэнэ сам Джохар, — поднял Сашко вверх палец, — нагородыв ордэном «Чэсть нации», та назвав моим имъям вулыцю у Грозном. — Дай я тэбэ розцилую, дружэ, — расчувствовался Деркач, потянувшись к нему сальными губами. — А щэ я там показав, хто таки бандэривци, — утер щеку Музычко. — Торощыв полонэным москалям пальци плоскогубцямы, выколював очи штыком и видризав головы. — А головы навищо? — мутно уставился на него идеолог. — Щоб граты у футбол, — подмигнул ему Музычко и хрипло рассмеялся. — Ото гэрой! — восхищенно поцокал языком Деркач и набулькал в стаканы горилки. — Будьмо! Глава 7 Крестник Хрясь! — врезался Сереге в челюсть кулак и смел его со стула, привинченного к полу «допросного» кабинета. — Вставай, братан, — цапнула за ворот рубашки крепкая рука, снова водружая на место. — Ну, так что, Ионаш, так и будем играть в молчанку? — последовал вопрос из-за слепящей глаза стоящей на столе лампы. — Мне нечего сказать, — просипел Серега. Хэк! — рубанул его сбоку ребром ладони по шее сопящий сзади опер, в глазах поплыли радужные круги, и парень отключился. Сидевший за столом следователь давнул кнопку под столешницей, через секунду железная дверь с лязгом отворилась, и в ее проеме возник хмурый сержант в камуфляже. — В пятую его, — ткнул пальцем в валяющегося на полу Серегу следователь. — Пусть на досуге подумает. — Слухаюсь, — пробубнил сержант, и они вместе с опером выволокли бесчувственное тело из допросной. Очнулся Серега на холодном бетоне камеры и со стоном вполз на деревянный настил — шконку. Пощупал пальцами зубы (те ныли, но были целы), высморкнул из ноздрей на пол студенистую кровь, осмотрелся. Судя по виду, это была одиночка. Размером примерно два метра на три, с бетонным очком параши в углу, жестяной раковиной с медным краном рядом, забранным сеткой тускло горящим плафоном на низком потолке и небольшим, с решеткой, окошком. Кряхтя, Серега встал, прошаркал кроссовками без шнурков к раковине и, отвернув кран, долго пил холодную, воняющую хлоркой воду. Потом ополоснул распухшее лицо, утерев его рукавом, вернулся назад, улегся на бок и забылся тяжелым сном, подтянув ноги к подбородку. Где-то загремел гром, и Серега проснулся. — Завтрак! — гавкнули из окошка откинутой внутрь из двери кормушки, и на нее брякнула алюминиевая кружка с пайкой черняшки. Сиделец, морщась, встал, взял завтрак, — кормушка закрылась. Хлеб он есть не стал (тупо ныла челюсть), а пахнущий соломой горячий чай выхлебал с удовольствием. Где-то за дверью в коридоре СИЗО чуть слышалась музыка, за пыльным окошком камеры просматривался пятачок неба. Сереге стало тоскливо, и его взгляд заблуждал по стенам, а потом остановился. Они все были в надписях, и довольно интересных. «Федорков — козел» выцарапал кто-то твердой рукой. «Здесь сидел Пистон» — сообщала другая, выполненная крупными каракулями, «Смерть активу и ментам!» — гласила третья. Начальника стахановского угрозыска майора Федоркова Серега видел пару раз, братва дала ему кличку Гнус, поскольку брал взятки, крышевал и беспредельничал. Пистон был известный в округе вор и наркоман, не так давно убитый донецкой бригадой в Алчевске. Еще на стене был неприличный стишок и искусно выполненный рисунок голой девки, а справа от окошка полоснула по сердцу надпись «Прости, мама», выполненная затейливой вязью. В этой жизни Серега Ионаш мало кого любил. Разве что мать и дядю. Через пару лет после его рождения великая страна канула в Лету, а когда мальчишке исполнилось семь лет, при обвале в шахте погиб отец, и их семья, в которой была младшая сестренка, стала бедствовать. Зарплаты, которую получала работающая бухгалтером гороно мать, не хватало. Родня помогала как могла, но у самих тоже было негусто. Выручал дядя. В один из своих приездов спустя несколько месяцев после гибели отца он устроил мать экономистом на фабрику, а крестника определил в городскую ДЮСШ — в секцию бокса. А еще подарил пневматическую винтовку и преподал первый урок стрельбы, сказав при этом: — Хорошо учись и занимайся спортом, Сергей. В этой жизни надо быть мужчиной и бойцом. Что мальчишка хорошо запомнил. В боксе он особых успехов не достиг, хотя к окончанию школы имел первый разряд, а вот стрелять из винтовки научился отменно, и это впоследствии здорово пригодилось. Тогда дядя уже служил в Клеве и обещал племяннику помочь поступить в Высшую школу милиции. — А меня возьмут? — с надеждой спросил Серега. — Все в твоих руках. Но нужно пройти армию. После года службы в бригаде ВДВ под Днепропетровском сержант Ионаш стал классным снайпером и утвердился в желании поступить в спецназ, как дядя, но после демобилизации крупно «влип», что в корне изменило жизнь парня. Тем майским вечером, спустя сутки после возвращения домой, друзья уговорили десантника отметить это событие в одном из городских ресторанов с традиционным названием «Донбасс». Заняв столик в главном зале и сделав заказ, для начала выпили за Серегино возвращение, потом за дружбу, — и потек душевный разговор: парни все были серьезные. Тем временем посетителей в заведении становилось все больше, они приходили парами и компаниями, над столами потек сигаретный дым, бодрее забегали официанты. В углу зала на таблетке эстрады возникла тройка лабухов с электроинструментами, выдав для поднятия тонуса гостей пару заводных песен. Они были встречены на ура, воодушевленные музыканты заиграли ламбаду, и несколько молодых пар заколыхались в бодром танце. — Хорошо сидим! — проорал сквозь гром эстрады самый старший из Серегиных друзей, Юрка Шабельник, в очередной раз наполняя бокалы. Примерно через час, когда музыканты сделали перерыв, в зале появилась еще одна компания из трех вальяжных парней с девицами, броско одетых и самоуверенных. Встреченная самим директором, группка продефилировала к соседнему с ребятами столу. — Золотая молодежь, — бросил Юрка на вопросительный взгляд Сереги. — У всех предки нехилые бизнесмены. — Ясно, — ответил Ионаш. Прибывшие шумно расположились за столом, быстро накрытым официантами, и стали весело отмечать какое-то событие. То и дело кто-нибудь из парней громко оглашал тост, а девицы весело хохотали. Когда вернулись музыканты, один из компании — рыжий — помахал старшему ансамбля рукой, и тот быстро возник рядом. — Давай «Владимирский централ»! — последовал заказ, сопроводившийся вручением лабуху радужной бумажки. С эстрады загремел блатной романс, а здоровенный амбал, приятель рыжего, стал фальшиво подтягивать. — Слышь, малый, сбавь обороты! — обернулся к нему Коля Лесик. — Тут тебе не зона. Люди культурно отдыхают. — Ты чего сказал, быдло? — пьяно выпучил глаза рыжий, встал, отпихнув стул, и ухватил Лесика за ворот. — Быдло? — прошипел Серега и, вскочив, саданул рыжему кулаком в челюсть. Тот рухнул на завизжавших позади девиц, Юрка вырубил второго, ринувшегося на помощь, — завязалась драка. Прибыл вызванный на место наряд милиции, пускавшего сопли рыжего отправили в травмпункт, остальных участников доставили в милицию. Там, после короткого разбирательства, «золотую молодежь» отпустили, а на Серегу с его друзьями составили протокол за мелкое хулиганство. — Но они же начали первыми, — возмутились парни. — Это несправедливо! — Справедливости захотели, — хмыкнул толстый капитан, дав им подписать бумагу. — Можете быть свободны. Пока. — И многозначительно поднял палец. А спустя еще три дня Ионаша опять вызвали в горотдел, теперь к следователю, который сообщил, что в отношении его возбуждено уголовное дело. — За что? Я преступлений не совершал. Тут какая-то ошибка. — В ресторане накануне кто учинил дебош? — вперил в него взгляд правоохранитель. — Сынки местных барыг, — набычился Серега. — Хотя протокол составили на нас, в административном порядке. — Ты причинил одному из них — Будьку — средней тяжести телесные повреждения, — никак не прореагировал на Серегину реплику следователь. — На вот, ознакомься. — И, вынув из лежащей на столе папки, протянул Шубину бумагу. То было заключение судебно-медицинской экспертизы, подтверждающее его слова. У Будька был сложный перелом челюсти. — Это не считая выбитых зубов, — отобрал бумагу старший лейтенант. — Неплохо вас там, в десантуре, учат. — Учат как надо, — нахмурился Серега. — И что мне за это светит? — Статья 122 часть 1 УКУ До трех лет лишения свободы. После этого колеса Фемиды завертелись. Родитель Будька, владеющий тремя шахтами в округе, напряг все свои правоохранительные связи, но в места «столь отдаленные» Серега не попал, помог дядя. И поскольку путь в спецназ племяннику теперь был заказан, предложил устроить того в одну из охранных структур в Клеве. Серега отказался. Новых «хозяев жизни» он не жаловал. Сказались воспитание, окружающая жизнь и армия. Теперь это чувство усилилось. Заодно Серега «охладел» к правоохранителям. В родном городе у Сереги оставались два пути: ехать на заработки в Россию или оставаться дома, спиваясь и превращаясь в люмпена. Он выбрал третий, пошел в братки по протекции Юрки Шабельника. Друг детства, в прошлом двоечник и хулиган, подвизался среди братвы второй год и нарисовал весьма заманчивую картину. — Мы крышуем бизнес, — сказал он на одной из встреч, пригласив Серегу в пивной бар. — У нас в Стаханове, Алчевске и Первомайске точки. — Это что, как в «Бригаде»? — имея в виду известный фильм, спросил Серега. — Вроде того, — отхлебнул из кружки друг. — Только без романтики и понтов, по-деловому. — Это как? — Каждый рубит капусту, а потом сам по себе. Я, к примеру, хочу после свалить в Крым и заняться гостиничным бизнесом. Ну и другие примерно так. Заработать первичный капитал, а после раскрутиться. Если тебе это подходит, — наклонился к приятелю, — могу сделать протекцию у нашего бригадира. Засиделись они тогда допоздна, многое обсудили, и Серега согласился. Все закрутилось, как в том самом кино, только без романтики, как и предупреждал Юрка. Бригада из полутора десятка «бойцов», замыкавшаяся на Донецк, обеспечивала безопасность плативших им коммерсантов и вступала в стычки с другими — залетными, желавшими поживиться; выполняла заказы по отъему бизнеса у конкурентов или прессовала их, за что неплохо платили. Таких бригад в Донбассе был не один десяток, и они успешно окучивали капитал. В розницу и оптом. Осложняли работу правоохранители, в первую очередь менты, занимавшиеся примерно тем же. Когда интересы тех и других пересекались, начинались разборки, в которых всегда выигрывали люди в погонах, ибо за ними стояло государство.