Выйдя к автобусной остановке на Белореченской, Валентин немного погулял по улице и вернулся под заветные окна. Никаких перемен в них не случилось. Тогда он решил сделать круг побольше и уже двинулся в сторону улицы Ясной, когда его окликнула какая-то женщина: — Дядечка, можно вас на минутку? Он остановился. — Вы, конечно, извините меня, — сказала женщина, сильно смущаясь, — но я такая трусиха: пришла навестить подругу, а в подъезде почему-то нет света… — Вас покараулить? — догадался Валентин. — Пойдемте! Ее подруга жила в соседнем корпусе, на четвертом этаже. — Услышите, как откроется дверь, и можете уходить, — сказала женщина, когда они вошли в темный подъезд. — Ой, как только люди тут ходят и не боятся! — Может, и боятся, а лампочки не ввинчивают, — усмехнулся Валентин. После того, как шаги ее затихли, больше никаких звуков сверху не доносилось. Подождав минуты три, Валентин собрался уже выйти из подъезда, как вдруг услышал сбегающие по лестнице шаги. — Нету где-то Надьки, — огорченно сообщила женщина. — Ну что за подружка у меня! Ведь сама зазвала, я нисколько не напрашивалась! Вчера говорит: ну приходи, мой во вторую — посидим, хоть наговоримся досыта. А я в общаге живу, так что меня не надо долго уговаривать, хоть каждый день готова по гостям ходить, а Нинка еще и готовит классно, и графинчик уж непременно выставит. Люблю ее, толстомясую, а она вон как сегодня… Вы, извините, тоже кого-то ждете? Я смотрю, вокруг дома обошли, на окна поглядели… — Приятель должен был еще утром из командировки вернуться, да что-то нет его, — соврал Валентин. — Видать, он вам позарез нужен, раз вы толчетесь тут. — Да, позарез. — Может, вот-вот подъедет. Подождите. Валентин промолчал. — Я бы тогда тоже подождала Нинку, а то одной боязно тут торчать, — сказала женщина. Валентин подумал, что сам Бог, видно, послал ему эту «тетечку»: глядишь, за разговором и время быстро пройдет. — Давайте, немного подождем, — сказал он. Прогулялись пару раз взад-вперед по дорожке вдоль дома и, не сговариваясь, направились дворами в сторону Посадской улицы. Когда проходили мимо дома Орлинковых, площадка перед которым освещалась лампами дневного света, Валентин смог рассмотреть свою спутницу. На вид ей было лет двадцать восемь. Серое драповое пальто с небольшим черным воротничком туго обтягивало ее рослую фигуру. Серая круглая меховая шапка. Рыжие, до плеч, прямые волосы. Ничем не примечательное лицо. Мимоходом глянул на окна квартиры Орлинковых. Свет горел только в спальне, в которую Валентин так ни разу и не зашел, но видел через отворенную дверь стоящие рядом широкие кровати с овальными резными спинками. Вспомнился пронзительный прощальный взгляд Иды. Никак не мог он представить себя ее вторым мужем в ее большой квартире. В ее большой спальне с двумя кроватями. И себя — на кровати Андрея…. «Почему Изольда-то не возвращается? Сегодня уже одиннадцатый день. Не случилось ли чего?..» — …у меня день рождения, так? А ты мне подарил хоть один-разъединственный цветочек?.. — А? Что?.. Его спутница стыдливо примолкла. — У вас день рождения? — спросил Валентин. — Я болтаю, а вы меня и не слушаете! — обиделась она. — Как вас зовут? — Ларисой. Валентин назвал себя, и Лариса опять принялась что-то ему рассказывать, а он все думал об Изольде. Вскоре они очутились на Посадской улице, прошли ее до конца и по Ясной вернулись на улицу Шаумяна. Валентин с тяжелым сердцем поглядел на темные Изольдины окна, Лариса еще раз безрезультатно в соседнем доме поднялась на четвертый этаж. — Еще кружок сделаем? — предложила она. — Доскажу, как я замуж выходила. В общежитие было рано возвращаться. — Конечно, досказывай, — и отключился — … или женатый? — Что?.. — Валентин огляделся, они шли вверх по Ясной, в сторону улицы Бардина. Слева, за проезжей частью, темнели сосны, за их стволами просматривались железные гаражи, еще дальше, за гаражами, стояли трехэтажные кирпичные особняки, а справа, за железной оградой, раскинулась территория медгородка. — Я спрашиваю: ты холостой или женатый? — Женатый, конечно. — И дети есть? — Четверо. Лариса круто остановилась: — Погляди-ка на меня! А глаза-то лживые-лживые! — Взяла за руку, потянула к уличному фонарю и стала рассматривать его ладонь. — Вообще не вижу у тебя тут никакой семейной линии! Валентин рассмеялся: — А что ты видишь? — Одни душевные страдания и разлуку. Познакомился ты с ней недавно, и уже все кончилось: то ли она тебе изменила, то ли куда-то насовсем уехала. Вот же она, твоя любовь, была и сплыла, — Лариса черкнула ногтем в том месте, где обрывалась линия. — Врешь ты все! — Валентин сердито отдернул руку. — Пошли обратно. — Она красивая? — нагнав его, спросила Лариса. Валентин не ответил, и Лариса больше ни о чем его не спрашивала. Немного погодя она опять принялась что-то рассказывать, но Валентин, обуреваемый мрачными предчувствиями, опять не слушал ее. Поднявшись в очередной раз по темной лестнице к квартире своей Нинки, Лариса сказала: — Все, с меня хватит, — и посмотрела Валентину в глаза: — Не сердись. — Я не сержусь, — сказал Валентин. — Тогда проводи до автобуса. Посадив Ларису в автобус, Валентин вернулся к Изольдиному дому и глянул на ее окна. Увы, чуда не случилось, однако он еще сколько-то покружил по улицам, и еще раз поглядел на ее окна… Когда он вернулся в общежитие, Олег спал без задних ног, и в воздухе ощущался легкий спиртовой запашок, а на столе лежало надкусанное яблоко и стоял один пустой стакан. На этот раз аутотренинг не помог: уснул Валентин нескоро, все думал об Изольде, и на душе было невыносимо тревожно. 36. Новая версия Брянцев и в этот раз вежливо принял у Савиной и повесил в шкаф ее мутоновую шубку. — Благодарю, — сухо бросила она через плечо и, поджав губы, прошла к столу. На Филиппа, который сидел сбоку стола и готовился писать протокол, поглядела как на пустое место. Присев на предложенный Брянцевым стул, открыла сумочку, нервно порылась в ней и, видимо, не найдя того, что искала, сердито защелкнула замочек. В этот момент в дверь кабинета просунулась голова Игоря Ускова. — Филя! — воззвал он громким хриплым голосом. — Ну, чего тебе? — недовольно отозвался Филипп. — Дай сигарету! — Ты только чужие, что ли, куришь? — ворчливо спросил Филипп и показал кивком: — Вон на столе пачка. Игорь, словно только сейчас увидев, что происходит в кабинете, прошел к столу на цыпочках, а по пути извинился перед следователем и Савиной за вторжение, при этом даже приложил руку к груди. Взяв сигарету, все так же на цыпочках подошел к Филиппу, благодарно похлопал его по плечу и шепнул: — Она самая, голубка! Филипп, в свою очередь, прикрыв за Игорем дверь, выразительно кивнул Брянцеву из-за спины Савиной, которая все это время не сводила со следователя нетерпеливо ожидающего, напряженного взгляда.