Александр вернулся в свою среду и знакомое, изученное окружение бандитского рынка России девяностых годов, когда именно криминальный талант был главным путем к успеху, к большим и невероятно большим деньгам для мелких советских воришек, для отсидевших хулиганов и налетчиков. Сейчас все эти урки стали уважаемыми олигархами, депутатами, владельцами государственных корпораций. Они пришли во власть и в структуры, охраняющие власть. Не факт, конечно, что они легко примут беглого и в свое время кем-то списанного, возможно, приговоренного претендента на кусок пирога. Но, кажется, именно предстоящая борьба возбуждала и пьянила Александра. Он был постоянно напряжен, как натянутая тетива, и больше не глушил спиртное ведрами. Он явно не хотел быть застигнутым врасплох. Однажды в воскресенье я приехала днем, чтобы увезти детей на пароходную прогулку по Москве-реке. Складывала на кухне в корзинку-холодильник лотки с едой для перекуса. Не даю детям в дороге то, что продается в палатках. Василиса еще спала: она раньше часа-двух не встает с постели. Александр вошел, сел за стол, на котором я разложила продукты и фрукты. Какое-то время молча наблюдал. Потом вдруг произнес: – Ксения, в нашей жизни многое изменилось. Ты больше не няня за пятьсот баксов. Ты стала настоящим другом после того, что случилось на ранчо. Хотел сказать, что я это вижу и ценю. – Внесу ясность, Александр. В этом доме я друг – только мальчикам. Все остальное меня по-прежнему не касается. – Не скажи, – возразил Александр, – Василиса совсем поплыла, только ты ее и держишь в сносных рамках. – И это ради детей. – Понимаю. Ты – порядочный, последовательный, ответственный и добрый человек. – У нас производственное совещание? – рассмеялась я. – На повестке раздача завалявшихся под флагом знаков почета? – Типа того. Я рассмотрел тебя в деле и пришел к выводу, что ты могла бы помогать иногда и мне. Ты скажешь, что у меня есть свои исполнители, и ты их наверняка глубоко презираешь. Они есть. Но и презираешь ты мое окружение за дело. Нет ни в ком ни порядочности, ни большого ума. О приличном образовании вообще речи нет. – Александр, неужели все настолько изменилось, что ты собираешься вкладываться в прогресс? В проект, требующий кандидата матнаук на подхвате? – Прогресс – понятие очень растяжимое. – Александр встал и плеснул себе в стакан виски. – И вообще. Большое видится на расстоянии. Я не светоч, но человек, который знает, как делать деньги из того, что другие не рассмотрели, такой человек – не куль муки по дороге в прогресс. Нищего прогресса не бывает. – Смешно. Твое новое дело как раз и есть куль с мукой. – Вот именно. Как говорится, начнем с истоков. С исконного, посконного, святого хлебушка. А там и соль к нему найдется. – И воздух этой кухни вдруг пропитался духом одного мракобесного партнера, – радостно заметила я. – Ну да. Игнат, конечно, здорово перебарщивает, когда косит под невменяемого. Но когда-то это спасло его свободу и жизнь. У него, кстати, высшее экономическое образование и был серьезный, поставленный бизнес. Отобрали, на него объявили охоту. Отсиделся в психушке, вышел с неплохой идеей особо патриотической пекарни. Я вижу в этом перспективу. – Отмывать деньги через его посконные булки? – Немного грубо, но близко к сути. Так ты согласна мне помогать иногда? Я не Василиса, услуги дружеские, но с вознаграждением. – А что нужно делать? – Держать с Игнатом связь по небольшим вопросам, которые, кроме нас, никого не касаются. Время от времени ездить в его поместье в Домодедово с небольшой сумкой-тележкой, как обычная москвичка едет на дачу к себе или друзьям. Дело в том, что моя, скажем так, охрана прослушивает все мои телефонные переговоры, просматривает все мои перевозки и поездки. У нас общее дело, но кое о чем им знать не стоит. Как тебе предложение? Вознаграждение – от двух до десяти тысяч баксов за поездку. – Немножко кинуть партнеров, – задумчиво проговорила я. – И меня же уложат, как Григория, в случае чего. – Никаких оснований тебя в чем-то подозревать, во-первых. И ты мне стала дорога, во-вторых и в-главных. Это значит, что твоя безопасность – моя забота. Последнее заявление, конечно, самое циничное и где-то смешное в свете того, что мне лучше всех известны подробности кончины его последнего дорогого друга Григория. Но я взяла и согласилась. По разным причинам. Деньги мне понадобятся, в этом нет сомнений, а я сейчас рядом с ними живу. Опасность, связанная с моей близостью к этому криминальному семейству, достанет меня в любом случае. Я понимаю, что застывшей такая ситуация быть не может. Так лучше же участвовать и пытаться управлять ее развитием. Да еще мое жгучее любопытство требовало рассмотреть всю эту смертельную бодягу изнутри. А вдруг именно мне будет принадлежать открытие по спасению. Не себя, у меня нет ни одной причины чего-то хотеть и о чем-то мечтать. Кроме: пусть узнают покой и счастье дети, которых судьба зачем-то поставила на моем странном, ставшем совсем одиноком пути. Игнат Архипов В свою первую поездку я отправилась на метро и электричке. Клетчатая сумка на колесах была набита с верхом. С двух сторон закрытой мягкой крышки торчали буханки хлеба, длинные пучки зеленого лука, толстые батоны колбасы. Это было украшение. Под ним плотно лежали пачки долларов – по количеству и весу не меньше трех миллионов. Потому и электричка. Я подумала, что, если попаду в машине по дороге в какое-то ДТП, – все закончится, не успев начаться. Дом Игната Архипова находился примерно в сорока минутах ходьбы от станции. Дорога нормальная, между старыми, могучими деревьями, которые защищали от палящего солнца. В тот день было больше тридцати пяти градусов на солнце. Теплынь, как в Калифорнии. Между добротными домами не меньше трех этажей – большие расстояния. Жилище Игната я бы нашла и без адреса. Видно, сам проектировал. И нашел таких же чокнутых исполнителей. Из современных материалов они соорудили дикое, мрачное подобие допотопной избы с обшивкой из целых, состаренных, якобы подгнивших бревен, с крошечными подслеповатыми окнами, в которых блестели пуленепробиваемые стекла. Даже крыша была покрыта имитацией мокрой соломы, и торчали такие же черные дымоходы с синтетическими пузырями дыма. Огромный ржавый амбарный замок на воротах прятал в себе современное электронное устройство. Я набрала на нем сообщенный мне по смс код (он всякий раз будет новым), и ворота немного разъехались, дав мне для прохода небольшую щель. Когда я вошла, они вновь сомкнулись, почти проехав по моей спине. Игнат встретил меня у крыльца, пристально глядя своими сумасшедшими глазками под кустами неопрятных бровей. Он был в серой косоворотке и сапогах до колен. Буркнул: «Пошли», – подхватил мою сумку и вошел в дом. Шли по темным коридорам, освещенным небольшими светильниками, стилизованными под свечки и лампады, вошли в довольно просторную комнату, которая, вероятно, была его кабинетом. Огромный неструганый стол, деревянные стулья с высокими прямыми спинками. Иконы в черных рамах на стенах из тех же якобы подгнивших бревен. А на столе ноутбук последней американской модели. Между иконами приличные такие мониторы. Игнат кивнул мне на стул, Потом зашел в какой-то захламленный закуток, повернулся ко мне спиной и стал доставать содержимое моей сумки. Считал, потом сложил в подобие огромного старинного сундука. И по движениям его рук я поняла, что он набирает шифр современного сейфа. В ту первую поездку я мало что увидела. На обратном пути он завел меня в кухню с чугунками и ухватами, липовыми печами, – все это оказывалось современной изуродованной техникой. Там стояла женщина в длинной черной юбке и белом платке, завязанном от бровей. Она поставила передо мной кружку с ледяным квасом, и, пока я его пила маленькими глотками, она пристально, остро и недобро разглядывала меня небольшими серыми глазами. Интересно то, что эти глаза смотрели с очень ухоженного лица, явно знающего дорогие аппаратные косметические процедуры и очень хорошие кремы. К выходу мы прошли через огромный угрюмый холл. По нему ползали с тряпками две девочки лет двенадцати и пятнадцати. Тоже в длинных юбках и платках. Я, наверное, слишком внимательно на них посмотрела, потому что Игнат счел необходимым объяснить: – Дочери. Прислугу мы не заводим. Из пояснения я сделала вывод, что он меня признал в качестве сотрудника. Решил прояснить, что не использует детский наемный труд. А своих может с кашей есть. Так это и Дума в России разрешила. На крыльце он вручил мне заклеенный конверт. – Тут расписка в получении. Александру – наилучшие пожелания. Мало я увидела в тот раз, но не было сомнений в том, что это мрачное царство лицемерия заполнено большими тайнами и маленькими секретами. Сумки у меня будут тоже разовыми, как и код доступа. Возвращалась я в Москву налегке, а ощущение было таким, как будто сбросила не сумку с деньгами, а платформу с кирпичами. На этот раз как-то уцелела. С Александром была договоренность, что по телефону ему не звоню. Приеду в пекарню. Я была в ней впервые. Слава богу, у Александра нормальный кабинет, в нем человеческая техника. И никакой садистской мебели, похожей на предметы для пыток. Я упала в мягкое кожаное кресло. Он положил мне на колени одну за другой двадцать зеленых бумажек по сто долларов. – Начинай делать сбережения. По поводу расходов обращайся сразу ко мне. Ты сегодня стала моим маленьким финансовым партнером. Учитывая секретность, незаменимым, – объяснил, как отец родной. – Не хочешь выпить, посмотреть наш ассортимент? Есть горячий хлеб, только что испекли. Я выпила виски, съела большой ломоть горячего хлеба. Ощутила лихую легкость. И даже свободу в совсем несвободных обстоятельствах. Но в тот миг как будто растаяли все опасности. И я могу бежать отсюда с концами. А могу продолжать стричь этих стремных ворюг, пока не придумаю возможность создать какой-то благополучный и защищенный мир. Какая глупость. Я сидела на кочке посреди ядовитого болота, которое не затянет на дно только в одном случае. Если его залить бензином и спалить. Но без передышки на глупость мне просто не дожить до завтра. На обратном пути мы проходили по отделу сопутствующих товаров. Я взглянула и ахнула: – Александр, что это?! Розги, плети, какие-то ремни, явно предметы истязаний. Ты связался с безумной скотиной, но сам-то соображаешь немного? Тебя посадят не за мошенничество, а за распространение предметов насилия. А эти плакаты! Вход запрещен нерусским, геям… Ты в своем уме? Это же гнусная дискриминация. Статья! – Не обращай внимания, Ксю, – он нежно обнял меня за плечи. – Это все бутафория, отвлечение внимания от серьезных вещей. Нет, здесь меня за дискриминацию точно не посадят. Это не Америка. А журналисты поболтают о нашем диком, несовременном и, стало быть, безопасном для продвинутых конкурентов бизнесе. Примерно так. Понимаешь? – Такая тупая мужицкая хитрость? И ты считаешь, это сработает? Да от этого всего несет протухшим товаром, немытыми людьми и гнилыми мозгами. Это реклама? – Нет. Пока просто защита. Насекомых отпугивают жидкостью с плохим запахом. Мед – это для другого. Это потом, не сейчас и не здесь. Как-то не подумал, что ты выдашь такую реакцию. Но я ее услышал, и она мне интересна. Обещаю подумать. Плакаты уберу наверняка. А у меня к тебе будет совсем другое предложение. Выход в свет. Один пробный элитный прием. Василису нам надо привести в порядок. Ты будешь вроде сама по себе. Встретимся на месте, и я представлю тебя одному очень нужному человеку. Вся организация и твое платье – моя забота. На прощание Александр коснулся губами моей щеки и шепнул: – Ты должна быть на приеме еще красивее и соблазнительнее, чем всегда. Дело именно в этом – обаять, поразить умом и образованностью. Там такие женщины бывают редко при всем обилии. И больше ничего, заметь. А цена – как за задание. И еще: мне так понравилась твоя забота обо мне. Хотя уверен на тысячу процентов: если спросить тебя об этом прямо, ты скажешь: «Пошел на хрен, козел и бандит». – Примерно так, – ответила я. Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Купить недорого с доставкой можно здесь