Я сглотнула пересохшим горлом и чуть отступила. От круга света. От надвигающегося шторма… Ильх снова уставился в свою кружку. – Я слышал, ты отказалась платить за свою жизнь, дева, – сурово произнес конухм. – Не захотела плавать с тем, кто спас тебя, рискуя шкурой. Кто сунулся ради тебя в Белый Ёрмун. Оскорбила хёгга и нас всех. Ильхи беспокойно заворочались. Со всех сторон на меня смотрели с осуждением и неприязнью. Да что это такое? Подумаешь, отказала их приятелю! В конце концов, я не обязана! Ну что за варварство такое? И главное, смотрят так, словно я действительно виновата. Ох, не понять мне этих ильхов. Даже Нана заворчала осуждающе. – Я благодарна за спасение! – вскричала я растерянно. – Я согласна заплатить! – Чем? Ты умелая охотница? Я? Да я в жизни не смогу убить живое существо! Мотнула головой. – Умеешь сражаться? Конечно, я могу за себя постоять и дать сдачи, но можно ли это назвать умением сражаться? Да еще и против вооруженных топорами и мечами людей? Сомневаюсь. Снова нет. Конухм недовольно цыкнул. Мой мозг заработал с удвоенной скоростью. Какие умения жительницы прогрессивной Конфедерации могут пригодиться здесь, среди скал и воды? Что я вообще умею? Тыкать пальцем по кнопкам артфона? Выбирать еду по меню? Водить автомобиль? Единый! Это все не поможет спасти мою жизнь! Надо назвать что-то другое. Что-то уникальное, что-то ценное. Вот только что? – Я умею читать и писать! – почти выкрикнула я. Конухм презрительно выдохнул и повел рукой. Остальные рассмеялись. – А ты думаешь, что попала в звенящие башни Варисфольда, дева? Видишь здесь свитки и письмена? Чем это умение пригодится Последнему Берегу? Что еще ты умеешь? Можешь сладко петь и услаждать наш слух? Или наши взоры – изящными танцами? Может, ты владеешь ценным мастерством? Я почти с отчаянием помотала головой. Нет, нет и снова нет! Я хорошо двигаюсь, но вряд ли смогу танцевать на потеху публике. А от моего пения и вороны разлетятся, музыкальных талантов Единый мне не отсыпал. – Может, ты умеешь сочинять истории, словно скальды? – с надеждой подсказала Нана. Увы, нет. – Знаешь, где спрятаны несметные сокровища? Я толком не знаю даже, где спрятана нынче я сама. – Бесполезная дева! – громко заключил конухм. – Гладкое личико, а толку никакого! После того, как ты оскорбила хёгга, никто не возьмет тебя в свою постель и не предложит за тебя даже щепоть пепла. А это значит… – В море! Да что там за гад такой крикливый? Все в море и в море! Я тяжело втянула воздух, собирая расползающиеся мысли. Я должна что-то придумать! Хоть что-нибудь! Найти в себе что-то ценное! То, что я могу выгодно продать! Ну неужели вся моя жизнь оказалась совершенно бесполезной? Настолько никчемной, что мне нечего предложить варварам за Туманом? За Туманом… Мысль пронеслась внутри вспышкой, почти обожгла. А что если… – В море деву! – Зачем в море, продадим в Железный лес, там ее… – Я не боюсь проклятия Саленгварда! – выкрикнула я. И стало тихо. Краем глаза заметила, как тревожно переглянулись ильхи. Внутри меня забилась паника. Может, зря я сказала про Саленгвард? Почему я вообще это ляпнула? Повиновалась смутной интуиции и логике, которая связала воедино мертвый город и наибольшую ценность этого места – пепел. Именно за ним сюда приплывают контрабандисты и пираты фьордов! Но из чего его делают? Вряд ли из того, что можно легко добыть. Значит, добывать его трудно и опасно. А чего опасаются жители Последнего Берега? Верно. Саленгварда. В лодке-таверне повисла настолько густая тишина, что шипение котла показалось паровозным гудком. И в этой тишине резко прозвучали слова Шторма: – Дева ударилась головой и говорит ерунду. Не слушайте ее. – Я в своем уме! – возмутилась я. – И могу войти в Саленгвард! Кто-то хмыкнул, а кто-то выкрикнул: – Врешь! – Я не вру, – резко обернулась, сжимая кулаки и высматривая обидчика. Еще и во вранье меня обвиняют! – Горячая дева, – хмыкнул худой кареглазый ильх, сидящий сбоку. На его висках и щеке тянулись линии-волны. – Но дурная. Сама себе смертный приговор подписала. Нет, не понять нам, что у этих дев в головах… Он сокрушенно поцокал языком, остальные подхватили. – Ты не знаешь, о чем говоришь, девочка, – проворчала Нана. – Саленгвард убивает детей фьордов. Это смерть для всех, глупая! – Я там была, – невежливо оборвала я кухарку. – Прогулялась сегодня. Прошлась по улицам, потрогала камни домов. Вот, смотрите! Я взяла это в Саленгварде. Я кинула на стол рыболовный крючок из заброшенного дома, который от испуга сунула в кармашек на платье. Бирон-Стервятник осторожно потянулся к крючку, но отдернул руку. В черных глазах разбойника мелькнул первобытный страх. – Тянет дохлятиной, я чую, – глухо сказал он. – Мертвое железо. Ильхи заволновались. Одни вытянули шеи, чтобы рассмотреть подношение, другие выглядели так, словно сейчас рванут прочь из таверны. Да что с ними со всеми? Словно я не крючок на стол положила, а разрывную гранату! И что значит – мертвое? Разве железо может быть каким-то еще? Конухм неожиданно захохотал, его смоляная борода подпрыгнула в такт раскатистым звукам. – Ого, кажется, на этот раз тебе действительно, повезло, а, Шторм? Ты вытащил из воды не деву, а жемчужину! Неужто Перворожденные тебя простили и все-таки услышали. Дали отсрочку? Брик-уголек весь как-то сжался на лавке, низко-низко опустив голову. На миг почудилось, что мальчик плачет. Но почему? Что случилось? Шторм со стуком поставил на стол кружку и поднялся. – Дева не понимает, что говорит, – хрипло произнес он, глядя на конухма. – Головой ударилась, я же сказал. Вот и несет всякий бред. Я думаю… – А вот и проверим. – Бирон-Стервятник тоже поднялся. Взгляды конухма и Шторма сцепились, едва не высекая искры. – Она погибнет, – зло бросил Шторм, но конухм лишь улыбнулся, показывая крепкие желтые зубы. – Это неизбежно. Но свою смерть она сама выбрала. Шторм тяжело втянул воздух. И отвернулся. На меня он не смотрел. Повеселевший Бирон снова рассмеялся. – Назначь цену, конухм, – бросила я. Волна снова с силой ударила в стену, лодка-таверна закачалась, кружки попадали на пол. Нана что-то пробормотала. Да что здесь происходит? – Я дам тебе то, что ты просишь. Цена за твою жизнь – тысяча щепотей пепла! – громко объявил конухм. – Заплатишь – и будешь свободна. Ильхи слаженно выдохнули, Нана выругалась. Получилось довольно забористо. Что? Проклятый Бирон-Стервятник назначил за мою свободу слишком много! Да какого демона? Но все, что я могла – это стоять, выпрямив спину, и казаться решительной. Я ведь сама спросила цену. Только не подумала, что разбойники Последнего Берега вряд ли отличаются благородством и милосердием! – Как прикажешь, конухм! – ответила я. – Тогда тебе стоит хорошо отдохнуть, дева. Утром отправишься в Саленгвард. И, поверь, силы тебе понадобятся. Ответив злым взглядом, я развернулась и пошла к дыре-двери. Со всех сторон на меня смотрели. Только теперь без улыбок и даже без злости. С жалостью. На меня смотрели с жалостью. Уже за стенами лодки-таверны меня догнала Нана и всучила узелок, от которого пахло выпечкой. – Возьми вот, девонька, поешь, – отводя взгляд, пробормотала великанша. И тяжело вздохнула. – Ты тут надолго, так что тебе стоит привыкнуть к моей стряпне… – Ничего не надолго, – возразила я, и великанша покровительственно погладила меня по голове. – Очень надолго, милая. Тысяча щепотей… Да чтобы их добыть, тебе придется работать годами… Только никто не выдержит Саленгвард так долго. Так что ты поешь, милая, поешь. У меня хорошие пироги, есть с требухой, есть с рыбой. А вот этот – с дикой ягодой, сладкой, как настоящий мед. Ты ешь! И Нана утопала обратно. Я же пошла по доскам к «Медузе», решив, что сейчас лучше скрыться от взглядов ильхов.