— А еще я слышал, что второй твой друг замешан в делах уличных банд, в воровстве… Это так? — Нет, — Стекло отвел глаза в сторону. — А этот Сема… Кто его родители? — Мама — учительница музыки. А папа у него умер. — Как печально. Понимаю, почему вы сдружились. Конечно, и я заступился бы за своего лучшего друга, если б кто-то его обижал. — Сему никто не обидел. У него нет времени по улицам ходить. Он в музыкальной школе при консерватории учится. У него концерты все время. — А почему не в школе Столярского? Его не приняли? — Еще как приняли! Только Сема не захотел, из-за мамы. Оставить ее одну не захотел. Они же вдвоем живут. — Я понимаю. Что ж, если услышишь что про Филина, ты мне сообщи. У мамы есть мой номер телефона. — Хорошо. — Удачи тебе, будущий милиционер! Мужчина вышел, неловко сильно стукнув дверью. Но Стекло услышал другой звук, который доносился через окно. Было понятно, что Сема начал заниматься. Это был тонкий, печальный и пронзительный звук скрипки. Глава 4 2 мая 1966 года, Одесса, парк Шевченко Из кустов доносились раскаты смеха. Парк опустел после десяти часов вечера, как только закончился концерт. Но часов до одиннадцати оставались все еще влюбленные парочки, бродящие по полутемным аллеям и пользовавшиеся отличной погодой и тем, что завтра выходной. Настроение у всех было праздничное, и даже обычно сердитый сторож, собиравший мусор на главной аллее, не ворчал на вечных нарушителей спокойствия и порядка, сохраняя на губах нечто вроде улыбки. Впрочем, до тех пор, пока… В кустах за эстрадой слышался громкий смех и разговоры. Группа молодежи, вся яркая, необычная, допивала портвейн. Место было выбрано отличное: спрятавшись в некотором отдалении от эстрадной площадки, молодые люди могли разговаривать и смеяться более свободно, чем если бы сидели у всех на виду, на одной из многочисленных скамеек, которые были добавлены в парк в еще большем количестве, чем их было раньше. Центром этого места была эстрадная площадка «Ракушка», известная всем без исключения жителям города, — знаменитая эстрадная площадка в центре парка Шевченко, сделанная в форме раковины, а потому получившая в народе такое название. Она была построена в 1936 году. Здесь проходили концерты, выступления коллективов художественной самодеятельности, музыкальных ансамблей. А по выходным часто устраивались танцы. Словом, это место любили все без исключения, но особым успехом оно пользовалось у молодежи. На лавках перед эстрадой можно было посидеть, послушать концерт, а отойдя от них — потанцевать, места для этого было достаточно. Ну а стоило зайти чуть поглубже, обогнуть знаменитую «Ракушку» с тыльной стороны, как открывались просто-таки отличные, густые и достаточно темные кусты, ставшие местом не одной молодежной тайны, а главное свободы… В этих кустах очень часто продолжалось веселье, начатое в официальной части парка, происходили ссоры, даже драки, но главное — спокойствие всегда восстанавливалось очень быстро. Этому способствовали и сердитые сторожа парка, ну и близость дежурного участка милиции на улице Энгельса, бывшей Маразлиевской. До участка было рукой подать, поэтому если и происходило какое-нибудь веселье в кустах, в любом случае сделать его пытались негромким и, по возможности, без криминальных последствий. Концерты в «Ракушке» всегда заканчивались непоздно, часов в восемь, максимум — девять вечера. Но в этот вечер выступление задержалось до десяти часов. И артисты, и зрители воспользовались тем, что на многих предприятиях продлили выходные после двух официальных праздников — 1 и 2 мая. А многие горожане к тому же взяли отгулы, чтобы провести майские праздники как можно дольше — и либо уехать из города, либо просто побыть с семьей. В общем, был тот редкий случай, когда администрация позволила провести концерт до такого позднего часа. Впрочем, даже когда музыканты из народного ансамбля зачехлили свои инструменты и покинули эстраду, веселье в парке не закончилось, там оставалось достаточно много людей — и влюбленных парочек, и просто веселых компаний, которые продолжали шумно праздновать. И вот было уже за полночь, а из кустов все еще доносился шум. Веселье там было в самом разгаре, поэтому молодежь почти не отреагировала на встревоженную физиономию сторожа, вдруг появившуюся из-за кустов. Несмотря на то что он выглянул внезапно, никто из компании не испугался, тем более, что бесстрашие подогревалось портвейном, пустые бутылки из-под которого валялись прямо на земле. Веселившихся было пять человек — две девицы и трое парней, по виду все студенты. Одеты они были очень ярко, красочно, по всему — в заграничные вещи, явно купленные у фарцовщиков. Было понятно, что они выпили достаточно, впрочем, были не пьяные, скорее, веселые. Выглянув из кустов, сторож увидел, что две девицы, обнявшись, пытаются танцевать, какой-то парень бубнит непонятную мелодию, другой откровенно смеется над девицами, а третий безуспешно пытается раскурить длинную сигарету, по-пижонски оттопыривая пальцы. Словом, ничего интересного и нового — веселая и пьяная кутерьма, в которой никто особо не заморачивался тем, что делать и как говорить. Сторож посмотрел еще раз на веселую компанию и глухо рявкнул: — А ну катитесь отсюда, придурки! — Таких компаний он повидал немало и знал, как себя с ними вести. В этот раз на него обратили внимание. Девицы враз прекратили плясать и расхохотались. Пижон от неожиданности сломал сигарету, а двое остальных парней сразу попытались взять ситуацию в свои руки. — Вот что, дедуля, — шатаясь, уперся руками в бока певун, — общественный порядок в парке мы не нарушаем, а за распитие спиртных напитков готовы уплатить положенный административный штраф… И, разумеется, поделиться незаконными напитками с администрацией, в вашем официальном лице, так сказать… Второй парень, продолжая смеяться, протянул сторожу купюру. Но… впервые в своей жизни сторож ее не взял. И вообще вел он себя довольно странно: начал совершать какие-то непонятные манипуляции, заламывая руки. А потом почти умоляюще хрипло произнес: — Бегите, дурни! Скорей бегите! Ну! Однако молодые люди, непонимающе переглянувшись и пожав плечами, продолжали хохотать. Предупреждение сторожа было оставлено без ответа — по той простой причине, что его никто и не понял, и не услышал. — Да спасайтесь же, тю… Бовдуры… бежите отсюда… Швыдше… — еще раз повторил старик. Впрочем, уже было поздно. Вслед за сторожем кусты просто разлетелись по сторонам, и появились двое милиционеров с винтовками и двое мужчин в штатском — высокий и низкий. Тот, что был на целую голову выше своего низкорослого спутника, скомандовал: — Всем стоять, не двигаться! Молодые люди тут же застыли на местах. Никто и слова не произнес, взвизгнула только одна из девиц, но винтовка, нацеленная на нее, быстро закрыла ей рот. — Попались, голубчики, прямо на горячем! — усмехнулся низкорослый, и все без исключения вдруг почувствовали, что он намного опаснее второго, высокого. По спинам молодых людей пробежался ледяной, трусливый холодок. — Что, хорошо поразвлекались? — продолжал ерничать низкорослый. — Праздник отмечаете? — Простите… — начал было умник. Но поумничать ему не удалось. Низкорослый повернулся к нему и произнес даже как-то ласково: — Заткнись, урод. Целее будешь, — а потом скомандовал: — Возьмем всех. Разберемся на месте. В тот же самый миг милиционеры принялись надевать на всех наручники. Девицы завизжали, подняли шум. Умник попытался вырваться: — За что?! — Как за что? — На лице низкорослого отразилось искреннее недоумение. — Хочу просто знать, за что вы его прибили! Ну вот убили человека по пьяни, а сами веселитесь, бухаете! Вот в отделении и разберемся. И вы мне всё расскажете. Абсолютно всё. Компанию потащили к выходу из кустов. Низкорослый обернулся к сторожу: — Чуть про тебя, старый хрыч, не забыл. Еще раз попытаешься кого предупредить, посажу на всю катушку! Ишь, милосердный! Эти твари убили человека, а ты их выгораживать пытался? — Я… не… нет… а… вы что… — затрясся старик. — Смотри мне! — и жестом велел ему следовать за собой: — Пойдем, еще раз расскажешь все, как было. С другой стороны кустов, почти под самой «Ракушкой», лежал на спине мужчина. Он лежал очень прямо, руки его были ровно вытянуты вдоль тела, а ноги были совершенно прямыми. Молодых людей проводили как раз мимо него. При виде трупа — а человек явно был мертв, об этом свидетельствовала восковая бледность лица, заметная даже в свете ночного фонаря, и закрытые глаза — у всех них разом выветрились остатки хмеля. Только теперь они поняли предупреждение сторожа, но было уже слишком поздно. Когда все поравнялись с трупом, низкорослый велел милиционерам, ведущим задержанных, остановиться. — Кто он? А ну быстро сказали! Ну, кто первый? Учтите, все это вам зачтется на суде! Кто первый? — выкрикнул он. — Мы его не знаем… — дрожащим голосом, полным слез, протянула одна из девиц. — Мы его в первый раз в жизни видим… Он не с нами был. И все заговорили одновременно, одно и то же: не знаем, не видели, к компании не подходил, ни с кем не общался… — Ладно, — поморщился низкорослый, — всех увезти. Там разберемся. Когда компанию увели, высокий обратился к низкорослому: — Зря ты, Сергей, этот цирк устроил! Не имеют они с ним ничего общего. — Во-первых, Сергей Ильич, — надулся низкорослый, — а во-вторых, тебе, салаге, откуда знать? Хочу вот тебя немного поучить! — Меня оперативной работе учить не надо. Я тебе не салага, а самый опытный опер во всем отделе, и ты прекрасно это знаешь. Так что язык придержи, — веско, с плохо скрытой злостью произнес высокий. — А твоя дебильная активность только мешает оперативно-розыскным мероприятиям! Смотри, как бы я сам тебя не поучил и не написал на тебя рапорт! Ты мне уже давно поперек горла стоишь. — Да ты чего, Емеля? Я же помочь хотел! Тебе же жизнь облегчить, — сразу изменил тон низкорослый. — Кто, как не они? Напились, случайно пришили мужика и продолжили гулять! Вот что алкоголь делает! Все просто как белый день. Пили вместе, чего-то не поделили, подрались и… — Не могли они его прибить. Эксперта ты сам слышал. И этот в их компании не был. Не был и не мог быть! Им лет по двадцать, ну двадцать три от силы, максимум! А ему сколько? По виду — лет сорок-сорок пять, судмедэксперт точно скажет. Что этот взрослый дядька будет делать в такой компании двадцатилетних сопляков? Пить с ними? Не смеши мои тапочки! — А девки? — разочарованно протянул Сергей Ильич. — Может, из-за девок? — С девками он один бы где-то уединился. В ресторан поехал бы, а не стал пить в кустах. В сорок уже можно себе такое позволить, а не по кустам таскаться. Ты одежду его видел? Судя по ней, у него куча денег! А ты говоришь…