– Так и что Вы думаете, он сделал с выигрышем? – ухмыльнулся Александр, резко остановился, повернулся и уставился на меня в ожидании ответа. – С этой барышней? Я боюсь, это будет звучать слишком непристойно, – произнесла я с легкой долей иронии. – И мы так думали! Но Константин Николаевич изумил нас всех. Он отдал даму обратно Равнину. А все из-за той девицы, которую он не может забыть. Я осмотрела на Александра взглядом, полным изумления. – У Константина есть барышня, которую он не может забыть? – Ну я бы не сказал, что это барышня. Примерно полгода назад он был в одном борделе в городе и там наткнулся на немую танцовщицу, – в эту секунду я оцепенела, потому что осознала, что речь шла обо мне. Он ничего не забыл и все это время вел поиски! – Как я понял, она задела его эго, а потом исчезла. И он никак не может ее найти. – Может не стоит ее искать? – неуверенно пролепетала я. – Вы не знаете Константина Николаевича? Он скорее навечно откажется от своей насыщенной жизни, чем отступится от того, на что потратил уже двести тысяч рублей, – князь явно не придавал значения своим словам, но меня все больше начинало штормить от фактов, которые я слышала. – На что можно потратить двести тысяч? – Ну как? На тайную полицию, сбор местных сплетен, свидетелей, которые готовы за рубль раздобыть для него информацию о ком угодно. На мой взгляд брата забавляет процесс поисков. – И как успехи? Нашли кого-нибудь? – Пока нет. Но меня и не особо интересуют танцовщицы, если они не танцуют для меня, – в свойственной ему манере, усмехнулся мужчина. Слова Александра ненадолго успокоили меня. В конце концов, он не сказал мне ничего нового. Все, что я сейчас слышала от князя, уже успела сообщить мне Фаня на прошлом балу: Константин пока не знал ничего, но упорно продолжал лезть не в свое дело. Там временем мы достигли нужной двери. Охрана у кабинета даже не смотрела в нашу сторону, синхронно расступившись и пропуская внутрь. Я была в этом кабинете десятки раз, но даже подумать не могла, что когда-нибудь он станет для меня практически родным. Могла ли я знать, тогда, в первый раз, когда приносила Александру пригласительные свитки, что я проведу с ним столько вечеров? И что он, в конце концов, окажется моим другом. Дверь за нами закрылась, и мы остались вдвоем. Едва я поняла это на меня накатила волна необъяснимой тревоги. Я присела на кресло, на которое Александр позволял мне сесть, когда мы работали над переводами. Казалось, я должна была чувствовать себя спокойно, находясь рядом с ним в хорошо знакомом помещении. Но мне было невероятно страшно и робко. И самым удивительным была то, что я никак не могла понять отчего же мне страшно. Неужели я так боялась своих желаний? Боялась не совладать с ними? Или напротив? Я боялась, что он не увидит, как много значит для меня? Несомненно, я радовалась, что, вопреки всему, я смогла стать ему другом. Но разве может фрейлина дружить с сыном Императора? Может ли вообще женщина дружить с мужчиной? Хочу ли я быть ему подругой? И главное, кем он сам считает меня? Александр сел напротив меня, как всегда, развалившись на высоком стуле, словно это было кресло в гостиной. – Вы хотели обсудить со мной перевод, кажется, – начала я, хотя, конечно, надеялась, что он позвал меня не только для этого. – Да, сейчас, – Александр неспеша порыскал в верхнем ящике стола, но видимо ничего там не нашел, поскольку через пару секунд поднял на меня глаза и серьезно произнес: – Я не знал, что он скажет об этом вчера на премьере, – Александр словно оправдывался передо мной. – Я знал, что он планировал, но не знал когда. Я замерла, не сразу сообразив, что он говорит о шокирующем заявлении Константина. – Я помню, вы говорили мне об этом, когда мы ездили к Жуковским. Все в этой комнате заставляло меня возвращаться воспоминаниями в прошлое. Огнь в камине, плутоватый взгляд Александра, даже запах смолы и грубая, шероховатая обивка кресла – все было таким же, как и тогда, в ночь после бурана. Я исподволь оглядела князя. Он был спокоен и расслаблен, явно готовясь взять на себя роль инициатора диалога. Мне оставалось только наслаждаться видом, того, как шаловливые тени бегали по его лицу и примятой рубашке, до больного идеализируя его образ в моем сознании. – Александр Николаевич, что вы будете делать теперь? – спросила я серьезно, пока у меня был момент. – Вы знаете ответ, – произнес он с иронией, – я не знаю. Но, вероятно, мне придется скоро уехать. Я отправлюсь в путешествие по Европе. Слово «уехать», особенно резко отозвалось где-то в глубине. – Вы уезжаете? Надолго? – мой тон был безразличный и ровный, словно я интересовалась им исключительно из вежливости. Но в душе знала – он прекрасно понимает, что я всем сердцем хочу, чтобы он остался. – Этого я пока не знаю, – отрезал он, и я поспешила перевести тему, чтобы наш диалог не угасал. – Александр Николаевич, письмо. – Забудьте про этот перевод. Вам нужно отдохнуть. Я прикажу, и уже завтра к утру это письмо будет лежать у меня на столе, – воскликнул он с улыбкой, вскочил из-за стола, направляясь к книжным полкам. – Правда? И кто же при дворе такой мастер переводов чужих писем? – удивилась я. – Анна Георгиевна, таких особ не мало, поверьте мне. Вот хоть наша новая фрейлина при дворе. Я право не помню ее имени. Исключительно приятная особа. Она все последние письма мне писала, – произнес он, словно дразня меня своими словами. Словно пытался сказать: «Посмотрите на меня! У меня сотни девушек на коротком поводке, и все они готовы выполнить любую мою прихоть, любое мое желание и приказ. И вы, дорогая моя, Анна Георгиевна, ничем от них не отличаетесь, потому что, как и все остальные, вы уже влюблены в меня до беспамятства». Я изо всех сил старалась не подавать виду, что его слова хоть каплю задели меня. Но и терпения оставалось не так много. – Замечательно. В таком случае я, наверное, могу идти, у меня был тяжелый день, и уже поздно, – протянула я отрешенно. Да уже и не имело значения, что он прекрасно понимал – ни черта я не устала, поскольку сегодня у меня свободный день. Не глядя на мужчину, я потянулась за ридикюлем, но к моему удивлению, Александр резко перехватил маленькую сумочку, едва я коснулась атласной ткани. – Что вы делаете? – я не могла скрыть наплывов истеричного смеха. Он раздражал меня и одновременно безумно привлекал. Александр молчал, загадочно перебирая в руках дамский артефакт. Я предприняла еще одну попытку перехвата, но князь ловко уворачивался после каждой такой бессмысленной попытки. – Мне кажется, вы хотите задержаться, – в его глазах плясали демоны и сопротивляться ему было невозможно. Вместо ответа я рискнула еще раз завладеть своей вещью, неожиданно вскочив с кресла, и, сделав в сторону Александра резкий выпад. Но ему ничего не стоило просто поднять руку выше, и я уже не могла до него дотянуться. Еще пара бессмысленных прыжков, и вдруг я поняла, что стою практически вплотную к нему. Я смущенно посмотрела на Александра, чувствуя себя неловко, находясь так близко к нему, практически ощущая его дыхание. Оставалось всего ничего до точки невозврата. – А вы хотите, чтобы я задержалась? – не выдержав прошептала я. Вместо ответа Александр лишь улыбнулся, легонько задев меня рукой и заставив невольно вздрогнуть. Это было невыносимо! Я так надеялась, что он поцелует меня. Но он ничего не делал, словно нарочно испытывая мой предел или ждал, что я сама брошусь ему на шею. Проходили секунды. Застыв в одной позе, напряжение между нами лишь возрастало, и он был так близко. Сердце сбилось с ритма, хаотично воспроизводя новые удары. Нас продолжал стягивать невидимый узел странного и неподвластного чувства. И от этого у меня подкашивались ноги и темнело в глазах. А он все приближался. И его взгляд проникал в такие глубины, которые были недоступны даже мне. Признаться, иногда я хотела, чтобы он вел себя со мной также, как и с остальными девушками. Также обольстительно смеялся, непристойно шутил или сразу распускал руки. Но он вел себя совсем иначе! И я одновременно хотела, чтобы он уважал меня, а с другой стороны… Может уже легче было стать для него как все? Обычной и доступной. И тогда, возможно, мы даже могли провести вместе ночь. Пусть всего одну. Но зато она наверняка была бы волшебной. Нет. Решила я. Не будет этого. Пусть лучше он никогда не притронется ко мне, не взглянет на меня, как на женщину, достойную обольщения. Но забрать и растоптать мое сердце, я ему не позволю. – Доброй ночи, Александр Николаевич. Устав от его игр, я развернулась к двери и резко направилась к выходу. Напрасно я надеялась на его решительность, он никогда не переступит невидимую черту дозволенного. Он никогда не позволит себе проиграть! Я сделала широкий шаг в сторону двери, желая поскорее закончить эту унизительную пытку, но вдруг почувствовала, как его пальцы скользят по моей руке, ловко сжимая запястье. Я не успела даже остановиться, чтобы осознать происходящее, потому что в следующий миг, он решительно развернул меня к себе и, рывком притянув к себе, поцеловал. Сколько раз? Просто сколько десятков, сотен, тысяч раз я представляла себя это мгновение?! Это невероятное, сладкое, волнительное мгновение. Эту секунду, когда все становиться очевидно. Когда все, что я чувствую, становится жаром на наших губах. Когда ощущение от его прикосновений больше не плод необузданных страстей, когда все это правда. Когда его дыхание сбивается, а пальцы зарываются в волосы, превращая прическу бог весть во что. Когда от мыслей не остается и следа, и когда каждый миг, словно оттиском вечных чернил, запечатлеется в моей памяти. Мне кажется, у смысла жизни всегда должна быть доля чего-то несбыточного. Чего-то, за чем можно гнаться всю жизнь, но никогда не достичь. Жизнь должна стать охотой на это абстрактное счастье, на этот смысл, на эту недосягаемую иллюзию. И моим смыслом стал Александр. Я знала, что все это закончится. Что он вновь уйдет. Что мой момент счастье, ускользнет словно весенний ручей, пересыхающий летом. Что я никогда не смогу насладиться им полностью, потому что он всегда будет утекать сквозь пальцы. Но пока мне удалось словить это мгновение, я буду держать его столько, сколько смогу. * * * Когда я выходила из его кабинета далеко за полночь, я чувствовала себя изнеможденной весьма сомнительной радостью. С одной стороны, мы провели вместе замечательный вечер, с другой, я еще больше перестала понимать его. Вопросов становилось куда больше, чем ответов. Кто я для него? Зачем ему я? Может ли он полюбить такую, как я? А может все, что произошло сегодня, его очередная игра? Я шла по темным коридорам в полном одиночестве, то и дело натыкаясь на бархатистые кресла или внезапно вырастающие из-под земли деревянные стеллажи. Вопросы. Вопросы. Вопросы не покидали меня. А потом, вдруг, стало так легко. Я не сомневалась – придет день, и я прокляну нашу встречу, и мне будет так больно, что смерть станет для меня выходом. Но пока, мне было невероятно хорошо, и я собиралась упиваться каждой секундой этой сумасшедшей эйфории. Глава 26 Разлепив наутро глаза, я отнюдь не ощутила уверенности в том, что произошедшее вчера в комнате Александра не просто очередной дурацкий сон, а вполне себе реальное событие недалекого прошлого. Горячее дыхание, жар на губах… Ах, я не могла вспоминать это без волнительной дрожи. Он был моим антидотом от всех недугов, и он же был моей смертельной лихорадкой. Я чувствовала необъяснимую легкость в теле и, казалось, что весь мир теперь принадлежит мне. И что теперь? – подумала я, глядя на часы, размеренно тикающее на прикроватной тумбе, – будет ли у меня когда-нибудь шанс вновь повторить тот сладкий миг? Или, быть может, это все было ошибкой? Радость мгновенно сменилась на волнение. Он не сказал мне ни слова, сделав вид, что ничего не было. Впрочем, а на что я рассчитывала? Я свесила ноги с кровати и, зарывшись руками в густую копну волос, начала обдумывать план дальнейших действий. Мне нужно было поговорить с ним. Я должна была, наконец, выяснить, что происходит в его голове. Но как? Я же не могла просто заявиться к великому князю с претензией. Тем более была еще Мария Павловна, в конкурентки которой, я явно не годилась. Он никогда не променял бы ее на какую-то фрейлину низшего ранга. Спустившись с кровати, я начала одеваться. Сегодня мне положено было явиться к герцогине лишь к вечеру, потому решила отправиться в сад, ведь вероятность встретить Его Высочество там была куда больше, чем где-либо еще.