Глава 17 Небеса над Моратом начали светлеть, приобретая гнилостно-серый оттенок. Наступало утро – последнее в жизни Астерины. В эту ночь Манона Черноклювая даже не пыталась уснуть. Она забыла о еде и питье. Поднявшись в насквозь продуваемое драконье гнездо, она снова и снова точила Рассекатель Ветра. Прислонившись к теплому боку Аброхаса, водила кромкой лезвия по точильному камню, пока ее пальцы окончательно не застыли, перестав сгибаться. Бабушка приказала запереть Астерину на самом нижнем ярусе подземной моратской тюрьмы. Многочисленная охрана исключала всякую возможность побега и спасения. Эти мысли Манона крутила в мозгу первые несколько часов после приговора. Но вызволить Астерину означало бы предать бабушку и клан. Это ведь не Астерина, а она допустила ошибку, отвратительную ошибку, расплачиваться за которую теперь предстояло ее заместительнице. Маноне показали, чем отныне чревато нарушение правил. Если она снова дерзнет переступить черту, это будет стоить жизни еще кому-то из отряда Тринадцати. Повезло, что ее не лишили звания главнокомандующей. Ей по-прежнему доверено вести и защищать ведьм всех трех кланов. Уж лучше она будет командовать воздушной армией, чем такая, как Искара. Налет на Рафтхол, устроенный наследницей Желтоногих, был осуществлен небрежно, хаотично. Если бы дело поручили Маноне, она бы продумала все до мелочей. Впрочем, сейчас это уже не имело значения. Город был порядком разрушен, а главное – промахи в овладении Рафтхолом не могли изменить судьбу Астерины. Маноне не оставалось иного, как точить древний меч и вспоминать слова Прошения. Их надлежало произнести в нужный момент. Последняя милость, которую она сможет оказать двоюродной сестре. Последняя и единственная. В противном случае Астерину ожидали долгие мучительные пытки и лишь потом – обезглавливание. Меч Маноны был способен даровать Астерине быструю, милосердную смерть. За спиной послышались шаги. Гулкие, где сапоги ступали по камню, хрустящие, если под ногами оказывалось сено. Манона знала, кто это. Шаги Соррели она различала на слух, как и шаги Астерины. – Что тебе? – не оборачиваясь, спросила Манона. – Светает, – ответила вторая заместительница. Вскоре Соррель станет первой, а ее титул перейдет к Васте. Быть может, Астерина наконец… встретится со своим охотником и мертворожденной дочерью. Трудно сказать. Оттуда еще никто никогда не возвращался. Но в этом мире Астерина никогда уже не полетит наперегонки с ветрами и никто не увидит ее восседающей на небесно-голубой драконихе. Манона повернулась туда, где беспокойно ворочалась эта дракониха. Все остальные драконы спали. Чует, наверное, что над хозяйкой нависла беда. Кто будет летать на ней, когда Астерины не станет? Манона встала. Морда Аброхаса уткнулась ей в бок. Манона рассеянно погладила чешуйчатую голову. Она не знала, кто кого утешает. Манона так и не переоделась после Рафтхола. На ее плечах по-прежнему был красный плащ, грязный и заляпанный кровью. Впрочем, и доспехи были не чище. Сегодня в отряде Тринадцати станет одной ведьмой меньше. Соррель смотрела не столько на Манону, сколько на Рассекатель Ветра. – Ты намерена произнести Прошение? Манона попыталась ответить, но рот не открывался. Она кивнула. Соррель перевела взгляд на арку, через которую драконы вылетали из гнезда: – Жаль, что она не увидит Западный край. Хотя бы разочек… Манона с усилием подняла голову. – Мы не сожалеем и не надеемся, – сказала она своей будущей первой заместительнице. В глазах Соррели мелькнула боль. Манона почувствовала, будто ее ударила. Не впервой. – Мы будем сражаться дальше. Мы приспособимся. – Она пойдет на смерть, чтобы сохранить твои тайны, – тихо, но с неожиданной силой сказала Соррель. Никогда еще вторая заместительница не осмеливалась бросать ей вызов. И не только вызов. В словах Соррели улавливалось негодование. Манона вернула меч в ножны и направилась к лестнице, избегая настороженного взгляда Аброхаса. – В таком случае она сослужит мне хорошую и верную службу, и я всегда буду это помнить. Соррель ничего не ответила. Манона направилась вниз, в сумрак моратских подземелий, чтобы своей рукой оборвать жизнь двоюродной сестры. Но казни не суждено было совершиться в подземелье. Местом ее проведения бабушка Маноны избрала широкую площадку возле одного из многочисленных обрывов. Внизу темнело ущелье, окаймлявшее скалу, на которой стояла крепость. Ведьмы столпились на балконе. Чувствовалось, им не терпится увидеть кровавое зрелище. Впереди стояли предводительницы. Но наследниц было только две. Манона и отряд Тринадцати должны были выйти из крепостных ворот. Сейчас все смотрели в ту сторону. Манона не слышала ни перешептываний ведьм, ни завываний ветра между высокими башнями, ни даже неумолчного стука кузнечных молотов снизу. Все внимание Маноны было устремлено на Астерину. Приговоренная стояла на коленях. Ей даже не дали переодеться. Астерина по-прежнему была в пыльных доспехах. Растрепавшиеся золотистые волосы висели слипшимися клочьями. В них мелькала засохшая кровь. Потом Астерина подняла голову. – Отмщение должно быть полным, – растягивая слова, произнесла бабушка. – Как известно, по твоему недосмотру, Манона, были убиты четыре ведьмы из другого шабаша Желтоногих. И потому накануне казни Искаре Желтоногой было позволено нанести приговоренной по три удара за каждую. Всего двенадцать ударов. Но царапины и ссадины на лице Астерины, рассеченная губа и то, как сейчас она придерживала ладонями голову… Нет, Искара не ограничилась двенадцатью ударами. Манона перевела взгляд на Искару. У той были в кровь содраны костяшки пальцев. Наглядное доказательство усердия, проявленного наследницей Желтоногих в подземелье. А Манона в это время находилась в гнезде, предаваясь мрачным раздумьям. Ее захлестнула ярость, воспламенившая кровь. Она уже была готова выразить свое негодование вслух, но Астерина заговорила первой. – Манона, думаю, тебя обрадует, что я не принимала удары покорно и безропотно, – хрипло проговорила Астерина, улыбаясь одними губами. – Ей вначале пришлось меня приковать. Глаза Искары вспыхнули. – Зато как ты кричала, сука, когда я хлестала тебя плетью. – Молчать! – сердито взмахнула рукой бабушка. Манона едва слышала бабушкин приказ. Ее непосредственную заместительницу, которая сама ни в чем не провинилась, отхлестали плетью как самую последнюю, никчемную ведьму. Как смертную скотину. Справа кто-то тихо и злобно зарычал. Повернувшись, Манона увидела Соррель. Соррель, неподвижная и бесчувственная, как скала. Сейчас она стояла, будто зверь, с оскаленными зубами, глядя на Искару и на ведьм, жаждавших крови. Бабушка шагнула вперед. Лицо предводительницы Черноклювых было полно недовольства. За спиной Маноны безмолвной стеной замерли ведьмы ее отряда. Астерина вглядывалась в лица боевых подруг. В последний раз. От этой мысли Маноне стало больно. – Кровь взывает к крови, – нараспев затянули предводительницы трех кланов. Это были слова одного из древнейших ритуалов. Манона внутренне сжалась, ожидая его окончания. – Пусть каждая ведьма, желающая пролить кровь ради отмщения Зелты Желтоногой, выйдет вперед. Желали все Желтоногие. Их железные ногти зловеще блестели, готовые впиться в Астерину. Астерина смотрела только на отряд Тринадцати. Ее окровавленное лицо оставалось неподвижным, а глаза – ясными. – Встаньте в очередь, – потребовала предводительница Желтоногих. Пора! – Я заявляю о праве на казнь, – выкрикнула Манона. Собравшиеся замерли. Лицо бабушки побелело от гнева. Остальные предводительницы ждали дальнейшего развития событий. – Я заявляю о своем праве на голову моей первой заместительницы, – продолжала Манона. – Пролитая кровь может быть оплачена только другой кровью, но от моего меча. Астерина – моя, а потому и смерть должна принять от моей руки. Первой из трех предводительниц заговорила Крессэда: – За спасение жизни моей дочери твое право, главнокомандующая, должно быть удовлетворено. Предводительница Желтоногих резко повернулась к Крессэде, собираясь возразить, но было слишком поздно. Слова прозвучали, и попытка что-то изменить означала бы неслыханное нарушение древнего обычая. Ветер развевал полы красного крошанского плаща. Манона смотрела на бабушку: глаза той были полны ненависти. Чувствовалось, предводительница Черноклювых довольна, что жизнь Астерины наконец-то оборвется. Не один десяток лет она корила Манону за негодный выбор первой заместительницы. Главное, ей не отказали в праве самой убить Астерину. Из-за восточной цепи гор медленно поднималось солнце, похожее на круг расплавленного золота.