По лицу Селины катились слезы. – Если это и впрямь она… О Создатель, Бриа, мне так жаль! Я и представить не могла, что… Тебе нужно уйти. – Она вновь вытерла глаза и в смятении повертела блестевшее на пальце кольцо. – Если они найдут тебя, то убьют. Поторопись. – Куда? – Бриала в страхе отступила назад. И поскользнулась на струйке крови, которая доползла до нее. Чтобы не упасть, Бриала вцепилась в занавесь. – Госпожа, я всю жизнь прожила здесь. Куда мне идти? – К долийцам. В голосе Селины прозвучали твердые повелительные нотки. Та часть сознания Бриалы, что еще в состоянии была мыслить здраво, отметила, что этот тон Селина явно переняла у своей матери. – У тебя блестящий ум, и ты знаешь двор Орлея лучше, чем кто бы то ни было из ныне живущих эльфов. Глупцами будут они, если не примут тебя и не… используют твои знания. – Ты хочешь, чтобы я попыталась отыскать долийцев? Но, госпожа, я не могу даже… – Можешь. И сделаешь это. Ради меня, Бриа. Ты будешь жить ради меня, ясно? С этими словами Селина резко подалась к ней. Бриала невольно вздрогнула, и тогда Селина впилась жадным поцелуем в ее губы. На миг весь прочий мир перестал существовать. Осталось лишь жаркое тепло Селины, запах грима на ее лице, вкус ее губ. Селина притянула Бриалу еще ближе, крепко обвила ее руками… и резко оттолкнула. – Возьми мой плащ и старую маску, которую я носила прошлой осенью. Плащ скроет твои уши, и ты сможешь нанять экипаж. Держись так, как держалась бы я, и езжай как можно дальше. Потом… – Селина повозилась с волосами и яростно выдернула что-то из прически. – Потом продай вот это и оплати проезд до Долов. И она сунула в руку Бриалы драгоценную заколку, подаренную леди Мантильон, с такой силой, что порезала ей ладонь… День уже клонился к вечеру, когда осведомитель Бриалы появился в харчевне, где она его дожидалась. Они встречались каждый месяц и, как правило, просто обменивались сведениями, но сегодня, после безуспешных поисков сэра Мишеля, Бриала готова была молить об услуге. Лицо вошедшего скрывал капюшон, движения были плавными и собранными, точно у крадущегося по лесу охотника. Он молча прошел туда, где сидела Бриала, ступая легко и бесшумно, не обращая ни малейшего внимания на любопытные взгляды посетителей харчевни. Он уселся за стол Бриалы. В мягком предвечернем свете Бриала лишь смутно различала татуировки, которыми было покрыто его лицо. У долийцев эти узоры назывались «валласлин» – «письмо на крови». – Фелассан, – с облегчением проговорила она. – Анет ара, да’лен, – отозвался он на безупречном эльфийском и широко улыбнулся. – Что, во имя милостивой Силейз, с тобой стряслось? Бриала и Фелассан вышли из харчевни. Оба молчали. Она давно уже научилась доверять этому молчанию. Эта безмятежность и это терпение были частью натуры долийцев, живущих за пределами мира шемленов, как они называли людей. Или, по крайней мере, так утверждал Фелассан. В плаще и маске Селины, с деньгами, вырученными за продажу заколки, Бриала добралась до самого Халамширала. С давних времен этот город был пристанищем эльфов, а Долы, простиравшиеся вокруг города, в незапамятные времена дали название долийцам. Если бы не Фелассан, Бриала пала бы жертвой разбойников, которые застигли ее одну на проезжем тракте. Все они до единого погибли от руки эльфа. Впервые в жизни Бриала стала свидетельницей того, как ее сородич поднял руку на людей. В тот миг она увидела мир, где не нужно было ходить, опустив голову или притворно улыбаться, когда возчик лапает тебя, проходящую мимо. Она увидела жизнь, в которой не нужно было напоминать себе, что «кролик» все же лучше, чем «остроухая». Мир, где аристократы не подсылали наемных убийц к ее родителям. А потом, за ужином, состоящим из оленины и ржаного хлеба, Фелассан выслушал историю Бриалы и сказал: если она хочет, чтобы мир стал таким, она должна вернуться к Селине. Тогда Бриала так и не добралась до лагеря долийцев. Фелассан остановился в парке, который был разбит посреди торгового квартала. Не удостоив взглядом скамейку, он прошел по траве и прислонился к дереву. – Не настоящий лес, – заметил он, – но все же лучше, чем сидеть в той убогой конуре. Как ты выдерживаешь целые дни в четырех стенах? – Привыкла. Послушай, по траве нельзя ходить. – Бриала обеспокоенно огляделась. – Если кто-нибудь тебя увидит… – Какой позор! – Фелассан ухмыльнулся, и татуировки на его лице собрались, изогнувшись, вокруг лиловых глаз. – Как идет игра между твоей императрицей и ее… кузеном? Братом? – Кузеном. Вернее, он близкий родственник, но… – Мелочи, да’лен, – отмахнулся Фелассан. – Ты же знаешь, как я отношусь к мелочам. – Знаю. – Бриала сделала глубокий вдох. Манерами Фелассан больше напоминал придворного щеголя, нежели адепта древних знаний, которого она ожидала встретить когда-то… но за эти годы он вложил в ее обучение ничуть не меньше, чем Селина. – Я убедила императрицу поддержать эльфийских торговцев, а она убедила университет начать принимать эльфов на учебу. Однако Селина также пытается заставить Церковь вмешаться в распрю между магами и храмовниками, и это делает ее уязвимой. – Крайне глупо с ее стороны, – заметил Фелассан, ковыряя кору дерева. – С какой стати ей делиться властью со священнослужителями? Даже шемлен должен понимать, что так делать не следует. – Она надеется уладить все без лишнего шума, силами самой Церкви, – пояснила Бриала. – И храмовники, и Круг магов подчиняются также и Церкви. – И это тоже крайне глупо. Фелассан отодрал кусочек коры и сунул его в рот. – Что ты делаешь? – Долийцам известны многие лекарственные средства, давно позабытые людьми, – жуя, пояснил Фелассан. – Жевание коры некоторых деревьев облегчает головную боль… Правда, не этой, – добавил он, помолчав. – Увы, это самая заурядная кора. Бриала лишь покачала головой. Когда Фелассан впадал в такое настроение, спорить с ним было бесполезно. – И как бы ты разрешил спор между магами и храмовниками? – Дождался бы, пока им надоест убивать друг друга. Фелассан извлек изо рта жеваный лоскут коры, сощурился и прилепил его на прежнее место. – Не слишком ли долго придется ждать, почтенный учитель? – Рано или поздно это произойдет, да’лен. – Фелассан открыл глаза. – На языке нашего народа мое имя означает «медленная стрела». Происходит оно от легенды, в которой одна деревня попросила Фен’Харела убить огромного зверя. Фен’Харел пришел к зверю на рассвете, увидел его силу и понял, что, если ввяжется в бой, зверь убьет его. А потому Фен’Харел пустил стрелу в небо. Жители деревни спросили Фен’Харела, как же он спасет их, и он ответил: «Разве я говорил, что спасу вас?» Затем он ушел. Ночью зверь явился в деревню и растерзал воинов, женщин и старейшин. Затем он приступил к детям, и, когда разинул свою громадную пасть, стрела, пущенная Фен’Харелом в небо, вонзилась прямо в глотку зверя и сразила его. Дети оплакивали родителей и старейшин деревни, но все же принесли Фен’Харелу благодарственную жертву, ибо он сделал то, о чем просили жители деревни. Он убил зверя хитростью и медленной стрелой, которую зверь даже не успел увидеть. Бриала надолго задумалась над услышанным. Учитель не одобрил бы слишком поспешных выводов. – Фен’Харел обманщик. Он никогда не принимает до конца ничью сторону. – Да, – сказал Фелассан, – если верить старинным преданиям, Фен’Харел был тот еще хитроумный ублюдок. – А ты, стало быть, и есть медленная стрела? – Надеюсь, что так. – Эльф улыбнулся и пожал плечами. – Быть может, твоя императрица не в силах остановить эту войну. Быть может, маги и храмовники уничтожат друг друга, и, когда разразится эта глупая и неизбежная война, шемлены ослабеют настолько, что эльфы сумеют вернуть себе Долы. Когда-нибудь мы узнаем это наверняка. Сегодня ты помогаешь эльфам, живущим под властью этой империи. И пускай этого будет достаточно. – Я беспокоюсь о защитнике Селины. – Бриала поднялась на ноги. – Он исчез, и я не могу отыскать его. Она огляделась по сторонам и, понизив голос, добавила: – Можешь мне помочь? – Что ж, у меня в запасе есть пара фокусов. – Фелассан рассмеялся. – Ты прихватила с собой какую-нибудь его вещицу? То, что он носил или держал в руках? Улыбаясь, Бриала протянула ему длинное желтое перо. Глава 4 Мишель очнулся от жгучей боли. Пытаясь сдержать слезы, закашлялся, попробовал сесть – и охнул, когда голову словно расколола изнутри слепящая вспышка. Тогда он закрыл глаза и сосредоточился на дыхании. Это был один из первых уроков, которые преподали ему шевалье. Чтобы совладать с внешним миром, нужно вначале овладеть собой. Мишель чувствовал, как легкие наполняются воздухом, как сердце гонит кровь в мышцы, которые хоть и ныли, но были все так же готовы подчиняться его приказам. Руки и ноги Мишеля были связаны. Связаны веревкой, а не закованы в цепи. Царапина на боку – Мишель даже мысленно не желал называть такой пустяк раной – болезненно саднила, но была настолько неглубокой, что причиняла лишь мелкое неудобство. Он принялся разминать мышцы, дабы восстановить кровообращение в руках и ногах, а заодно проверить, насколько крепко он связан. Еще два глубоких вдоха и выдоха – и легкие полностью очистились от удушающей дряни, которую бросила ему в лицо бард Гаспара. Окончательно придя в себя, Мишель снова открыл глаза. Он находился, судя по всему, на складе и был привязан к столбу, который со всех сторон окружали ящики, образуя скрытый от посторонних глаз закуток. В пятнах света, который проникал в этот закуток через тесные, забранные решетками оконца, парили бесчисленные пылинки. Пол здесь был земляной, и от ящиков ощутимо несло гнилыми фруктами и залежалым холстом. Дробный стук колес и невнятные окрики, доносившиеся снаружи, говорили о том, что Мишель по-прежнему в Вал Руайо. Вот только в торговом квартале никто не довел бы склад до такого жалкого состояния. Стало быть, он в трущобах. Женщина-бард забрала его меч и кинжалы, а также содрала с него куртку, оставив Мишеля в одной нижней рубашке с окровавленной прорехой вдоль ребер. Припрятанного оружия у него не имелось: шевалье готовят воинов, а не наемных убийц.