Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 1 из 8 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
1 Меня сегодня император, сам того, может быть, и не желая, повысил в чине. Повелеть соизволил… Нет, я как был, так и остался лейтенантом имперского флота и штаб-фельдфебелем ольмюцкой гвардейской артиллерии, но тут такое дело… Его императорское величество Отоний Второй, лично наблюдая с фаса южного форта бомбардировку с дирижаблей полевых позиций противника, настолько впечатлился этим зрелищем, что в тот же вечер особым указом выделил воздушный флот империи из морского флота в отдельный род войск. И тем же указом он присвоил чинам воздушного флота преимущество в один ранг перед чинами морского флота. И стали воздухоплаватели как бы на положении гвардии, у которой перед армией преимущество в два ранга при одинаковом же названии чина. Впрочем, неофициально нас потом так и окрестили «воздушной гвардией». Звание «адмирала неба» и должность инспектора Имперского воздушного флота его императорское величество всемилостивейше возложил на самого себя. Так что наш Королевский воздухоплавательный отряд автоматом вошел в новую структуру под прямое подчинение императора. Радовало только то, что Плотто так и остался командовать нашим отрядом и даже был повышен в чине до фрегат-капитана. Финансирование достройки больших дирижаблей конструкции Гурвинека император также взял на свой кошт. Хорошо это или плохо — покажет ближайшее будущее. Воздушные крейсера — аппараты очень дорогие. Дороже только морские броненосцы. И другими плюшками нас император не обидел. Ввел двойную выслугу того дня, когда мы летаем, и полуторный оклад и так не маленького жалованья. Это не считая отдельных «подъемных» денег за полеты. Таким образом, каждый боевой вылет на войне учитывался как шесть дней календарной выслуги. А чтобы получать дополнительную летную надбавку к жалованью, достаточно было подняться в воздух пять раз в месяц. Натурально, получили мы усиленный летный паек, на котором настояли врачи. С импортным шоколадом. Швицким. С особого рода пеммиканом из прессованной смеси сушеного и растертого в крошку оленьего мяса, сала, тертых орехов и ягод. Его моментально в народе обозвали «летной халвой». Ну и по мелочи там еще разного вкусненького. Дефицитного по военному времени. Униформа у нас осталась морской, но на погоны добавили голубую выпушку, а вместе с ней и повышение в ранге автоматом. Вместе со всеми сподобился всех этих щедрот и я как занесенный в списки Ольмюцкого королевского воздухоплавательного отряда в качестве офицера по особым поручениям при его командире. Одним словом, снова пруха пошла. Вернувшийся из Будвица денщик привез мне новые полевые погоны уже с двумя капитанскими звездочками, но сам в морскую форму так и не переоделся — не любил он ее. Погоны, как и галуны на рукава, нам теперь полагались серебряные, а не золотые, как морякам. Чтобы отличать. Но пока о небе я мог только мечтать, ползая по рельсам в особом дивизионе бронепоездов. По крайней мере, до окончания этого осеннего наступления на восток. Вместе с погонами привез мне Тавор поздравления с повышением от королевского генерал-адъютанта Онкена. Разумеется, я понимал, что без встречи со своим куратором прикрепленный ко мне стукач не обойдется, и шельма-денщик это знал. Так что стучал он теперь в обе стороны. Меня это устраивало. Особенно то, что благодаря такому своеобразному положению всего лишь старший канонир лейб-гвардейской артиллерии умудрился без проблем выпихнуть из зоны боевых действий три эшелона с трофейным латунным ломом — стреляными снарядными гильзами, которые я захватил у моста, вызвав у Гоча на заводе нездоровый ажиотаж — куда все это складировать? Ну это теперь его проблемы… Главное, что Тавор привез мне от Гоча новые пулеметы взамен разбитых в бою. От созерцания новых погончиков на своих плечах в мутном обывательском зеркале на беленой стене комнаты, куда нас определили на постой, меня отвлек королевский фельдъегерь. — Господин капитан… — раздалось вместе со скрипом открываемой двери. В проеме появилась очень невзрачная фигура в чине вахмистра ольмюцких кирасир. В очень запыленном колете. Из-под кожаной каски по его запыленному лицу стекали ручейки пота. — Воздушного флота техник-лейтенант, — поправил я его. — Простите, господин лейтенант, мне сказали, что в этом доме квартирует королевский комиссар Кобчик. Ему пакет. — Присаживайтесь, вахмистр, — предложил я ему. — Сидр, вино, вода? — Сидр, если можно, — не стал тот отказываться от угощения. А с чего бы? Несмотря на начало сентября, на улице жарко. — Тавор, тащи сюда кувшин сидра из погреба, — крикнул я в открытое окно во двор денщику. И, повернувшись к вахмистру, представился: — Честь имею, комиссар Чрезвычайной королевской комиссии по борьбе с саботажем и пособничеством врагу, флигель-адъютант его королевского величества и воздушного флота техник-лейтенант Савва Кобчик, барон Бадонверт. К вашим услугам. Вот мандат, — достал я из планшетки свой страшный документ и офицерское удостоверение. В доставленном пакете находился королевский указ об учреждении медали Креста военных заслуг под знаковым названием «За отвагу». Мое предложение, между прочим. Как-то кронпринц, еще до осеннего наступления, обмолвился, что в этой новой войне массовых армий слишком много появилось солдат, чьи подвиги на полноценный крест вроде бы и не тянули, а вот отметить бы их стоило. Если по справедливости. Я тогда, не задумываясь, выдал готовое решение из моего мира. Вот ко двору и пришлось. Правда, вместо танков и самолетов на аверсе новой серебряной медали изобразили сам крест военных заслуг с мечами, а на реверсе надпись «За отвагу» и порядковый номер. Вместе с указом в пакете лежал королевский рескрипт на мое имя, предписывающий представить к этой новой медали весь личный состав отряда, который совершил стремительный ночной захват узловой станции, железнодорожного моста через Нысю, устроил погром на коммуникациях противника в его глубоком тылу, а потом полдня оборонял мост, пока его минировали. Весь состав, за исключением тех бойцов, кто действительно своим подвигом выделяется из общей массы и достоин военного креста. Понятно… Прецедент желает создать его королевское величество и одновременно приподнять статус Креста военных заслуг. Чтобы потом было чем в рыло тыкать возражающим. Что ж, мне легче. А то я голову сломал, сидя за наградными листами. Все же они должны отличаться друг от друга описанием индивидуальных подвигов, а у меня все как-то коряво да однообразно выходило: «стоял… стрелял… ранен, но остался в бою». А как еще сказать, что мы бойца раненого не могли оттащить в непростреливаемое место? Просто за неимением такового. Да и не литератор я ни разу… Вчера выбил у командующего первым армейским корпусом генерал-лейтенанта Аршфорта смену моим оставшимся у моста егерям. В обмен на оба тяжелых пулемета, которые они должны были оставить сменному пехотному взводу. И эскадрон драгун назначили патрулировать речной берег от проникновения вражеских пластунов и попыток царцев наладить временные переправы. Генерал хоть и молод, но далеко не дурак. Понимает, чем могут обернуться вражеские плацдармы в тылу наступающих войск. Генерал Аршфорт «в связи с изменившимися обстоятельствами на фронте» переиграл мое предписание и приказал после отдыха готовиться к броску на север. Кроме мотоброневагона мне подчинили еще шпальный бронепоезд «Аспид». В импровизированный броневой отряд вошли и все рецкие штурмовики — уже по моему требованию, которое с легкостью было удовлетворено: на броневой дивизион Безбаха и так работал целый огемский пехотный батальон, и командир бронедивизиона оставил горцев на охране и обороне вокзала, депо и многочисленных складов. Обрадовал меня комкор и дополнительным усилением — укомплектованным канонирами огневым взводом из двух 75-миллиметровых нами же затрофеенных на станции пушек. И даже требование, что такой отряд следует усилить саперной ротой на случай разрушения врагом мостов и железнодорожного полотна, возражений у командующего не встретило. Это просто праздник какой-то! Состав обеспечения приходилось импровизировать на ходу, потому как штатный обслуживал головной бронепоезд на юге. Да и тут мне полностью развязали руки, но только в отношении трофеев. Свое все у первого квартирмейстера было заранее расписано: куда, когда и кому. К тому же, как ни считали по максимуму в штабе перед наступлением, всего не хватало, за что ни возьмись. Формально мой отдельный отряд входил в броневой дивизион Безбаха, а фактически действовал самостоятельно как резерв командования корпуса на северном фасе фронта. На южном участке пехотную дивизию из корпуса Аршфорта вскоре должна была сменить гренадерская дивизия императорской гвардии, которая срочно перебрасывалась из центра страны по железной дороге. Император озаботился личным пиаром, чтобы смело заявить в случае ожидаемой победы, что это «МЫ пахали». И раз он лично здесь присутствует, то не отдавать всю победу вассалу — ольмюцкому королю. Думаю, что при необходимости его императорское величество найдет дополнительные резервы и кроме собственной лейб-гвардии. Это радовало. Как и то, что не вешают нам на шею имперских генштабистов. Аршфорту оперативно подчинили также отогузскую кавалерийскую дивизию и обе рецкие стрелковые бригады, прорвавшиеся в Приморье через «непроходимые» болота. Они уже резвились там вовсю. Но связь с ними была прерывистой. Так что действовали они автономно.
Задача перед усиленным корпусом (фактически целой армией) была поставлена нетривиальная: в кратчайшие сроки взять морской порт под контроль королевских войск. Учитывая, что императорскую гвардию направляют на юг, можно считать, что король таки выбил из сюзерена согласие на присоединение всего Приморья к Ольмюцу. Точнее, получил монаршее соблаговоление на воссоединение исторически родственных земель в один субъект империи. Но за плюшками и ложка дегтя пожаловала. Аршфорт, убедившись, что все мои заявки нашли исполнителей, твердо сказал: — Я надеюсь, лейтенант, что свои комиссарские обязанности вы будете выполнять вне служебного времени. И они не отразятся на боевой работе вверенных мне войск. Мне хватает в корпусе и одного бездельника, — намекнул он на своего офицера контрразведки. Вот так вот. Силен мужик. Думаете, я стал возражать? На фига это мне, когда все мои требования исполняются влет? Так что молчаливое соглашение между нами было достигнуто. Да и нравился мне этот генерал своей толковостью. Не видел я никакой пользы от конфронтации, когда меня самого на фронт удалили из столицы от возможного гнева императора. Я только потребовал, чтобы разыскали мои раздерганные снайперские группы вместе с расчетами траншейных пушек и вернули в отряд, так как это есть единые части нашего штурмового подразделения. К тому же там все горцы рецкие, речь которых мало кто понимает из огемских офицеров. И не встретил возражений. Отдел первого квартирмейстера корпусного штаба работал четко. Нас быстро расквартировали всех в одном районе города, во вполне приличном частном секторе, как сказали бы у меня на родине в Калужской области. И отправили на трехсуточный отдых, пока бронепоезд «Княгиня Милолюда» обеспечивал поддержку дивизии, наступающей на юг вдоль рокады. И уже к вечеру персонально мне подогнали этот уютный домик с молодой симпатичной хозяйкой — двадцатипятилетней вдовой, у которой наличествовал приличный винный погреб, хорошая мебель, мягкая перина и не всех кур сожрали оккупанты. Пока хозяйка кормила фельдъегеря куриной лапшой в саду, я с рецкими офицерами согласно предписанию составлял наградные листы, удивляясь, как ловко у них из-под карандаша вылетают красивые и четкие формулировки. — Этому всех еще в военном училище учат, — просветили меня кадровые офицеры. К моему удивлению, капитан Вальд наотрез отказался от Креста военных заслуг, заявив, что ничего особого при захвате узловой станции он не сделал. Разве что обеспечил бесперебойную подачу боеприпасов штурмовым группам и организованно принимал пленных с трофеями. Традиционно ротой в бою командовать ему не пришлось. — Рутина. Я даже не выстрелил ни разу. Но если ваш король настаивает, чтобы всех в моей роте наградили новой медалью, то пусть я буду, как все, — закончил он свою вдохновенную речь. А после того как фельдъегеря с толстой пачкой наградных листов отправили обратно, мы сели в том же узком офицерском кругу обмывать мою новую звездочку на погонах. Почему-то мои рецкие субалтерны вбили себе в голову, что таким образом сам император отметил меня за прошедшую операцию, и я никак не мог их в этом разубедить, уверяя, что просто так звезды сошлись. А-а-а-а, что с них взять — реции. Их вождь достоин, и это главное. А как там на самом деле — их особо не волнует. Накушались в тот вечер сливовицы знатно. Расползались раком. До того, что хозяйка меня на своем плече дотащила до перины, сама раздела и — вот ей-богу, именно так и было — изнасиловала, пользуясь моим беспомощным состоянием. Вроде так пишут в полицейских протоколах. Опохмелился с утра капустным рассолом, что со смущением принесла мне хозяйка из погреба в холодной крынке. Ни на что другое я даже смотреть не мог — организм активно протестовал даже от одного вида богато накрытого завтрака. Мне бы выспать вчерашний загул и проснуться человеком, а тут извольте топать на службу. Черт бы побрал этого Аршфорта и его исполнительный штаб. Заказывали? Распишитесь в получении. Вздохнул и пошел принимать саперную роту. Обычную роту. Армейскую. Ольмюцкую. Из огемцев и удетов. Командовал ею капитан Такар, инженерил в ней старший техник-лейтенант Кропалик. Оба поднялись «от земли» уже в армии благодаря грамотности и хорошей службе. Оба в возрасте, так как порядком послужили еще в унтерах. Думаю, сработаемся. Правда, сами они на меня косо поглядывают, не зная еще, чего ждать от целого барона. Тем более такого «сопливого». Что да, то да… Капитанские звезды в двадцать три — ну ладно, почти в двадцать четыре года тут редко кто носит. Для многих чин капитана — венец военной карьеры. Потому как батальонных командиров требуется в четыре раза меньше, чем ротных. Да и в субалтернах по десять лет ходить тут норма. Здесь большинство в отставку выходят капитанами после четверти века службы в офицерских чинах. Это я как-то в струю попал… Спас от плена молочного брата кронпринца — и уже любимчик Фортуны. Вооружена рота старыми однозарядными винтовками Кадоша с длинными штыками-пилами. Топоры, ломы и прочий шанцевый инструмент в полном комплекте. Все четыре взвода в наличии. Даже группа ротного инженера есть со всеми потребными приборами. И большое хозяйство ротного фельдфебеля. Сто семьдесят восемь человек списочного состава, повозки и гужевые животные по штату. Вздохнул я и навесил на Тавора обязанности батальонного фельдфебеля — канцелярию вести. Все равно егеря в качестве второго денщика мне легкораненого молодого парнишку подогнали, пока Тавор в Будвиц катался. Из тех ребят, кто «был ранен, но остался в бою». Звали его Ягр. Типичный блондинистый горец с льдистыми глазами и наивным лицом. Никакого языка кроме рецкого он не знал. Начальником тыла всего отряда я назначил вахмистра из броневагона. С конно-горной батареей он справлялся и здесь справится. В его природной сметке я уже успел убедиться не раз. Первым делом своих уже саперов перевооружил на трофейные магазинные карабины, что в достаточном количестве нашлись на станции в одном из пакгаузов еще в пушечном сале. С рецких егерей охрану складов пока никто не снимал, а до тотального учета трофеев у интендантов руки еще не дошли. А мы что охраняем, то и имеем… тем более в последние дни. Да и не возражает никто. Самим егерям такие трофеи без надобности — роторную магазинную винтовку Шпрока, которую только-только внедряли в имперскую армию, они признавали как лучшую. А рецкий маркграф сумел не только наладить у себя производство новых карабинов, но и полностью вооружить ими роту Вальда, когда отправлял ее ко мне. С патронами на станции проблем не было — запасли царцы их на будущее свое наступление с избытком. Вот снарядов к пушкам было мало. Что да, то да… Полупустые склады. Не успевает царская промышленность пополнять фронтовую убыль боеприпасов. А снарядов, несмотря на немногочисленную артиллерию, фронт расходует намного больше винтовочных патронов. Такой вот парадокс. В целом саперная рота мне понравилась. Видно, что служба в ней поставлена. И самое важное состояло в том, что эта рота обстреляна на фронте. Знают уже саперы, что пулям кланяться не грех и не трусость, а благоразумие. Провозился на складах до обеда. Приватизировали несколько крепких фур. В комплект к здоровенным соловым битюгам, которых егеря нашли голодными и непоеными через сутки после захвата в железнодорожной конюшне. Передали их в обоз отряда, который сымпровизировали на основе четвертого взвода саперов и состава обеспечения. «Черный» паровоз прихватили себе хороший. Мощный. Паровозную бригаду я недолго думая призвал на службу из местных железнодорожников. Своей комиссарской властью. Выдав им документы о мобилизации, поставив на довольствие и приняв присягу. Многим еще поживились на станции, служившей центром снабжения полевой группировки царцев. Каждого унтера обеспечили биноклем. Не сравнить по качеству с изделием от «Рецкого стекла», но лучше такой бинокль иметь, чем вообще никакого. Офицерские планшетки также унтерам не лишними будут, хоть по уставу они им и не положены. Удобных трофейных револьверов было много. И здесь я законно основывался на королевском указе, предписывающем штурмовиков короткостволом вооружать «по возможности». Хватило на всех, кроме экипажа бронепоезда, но там давно автоматические пистолеты Гоча рулили. Даже винтовок у экипажа БеПо мало — только для караула. Уходя на обед, строго заявил фельдфебелям подразделений, что сегодняшний день на складах — их, но лишнее барахло в отряде перед наступлением безжалостно выкину на обочину дороги. — Так что без фанатизма. А то знаю я вашу praporskuju натуру. Вам волю дай — оси у вагонов погнутся. Переспрашивать меня, что означает незнакомое слово, они благоразумно не стали.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!