Ян: Здесь замечательное электрическое освещение, можно работать ночью. А дядя Сигизмунд тоже был в некотором роде учёный. Он не обидится. Инга: Я знаю, он вызывал тебя незадолго до смерти. О чём вы говорили? Ян: Расспрашивал о моих экспериментах. Инга: Как это замечательно! Наверное, решил оставить тебе денег на исследования! Ян: Если и так, что проку? Мне до совершеннолетия ещё семь месяцев. Опекуном станет папаша, он все денежки в два счёта спустит, ты его знаешь. И дядя Сигизмунд это тоже знал. Нет уж, любимая племянница у него была ты, тебе всё и достанется. Инга: Мне не нужно богатства. Я просила дядю не унижать моей любви к нему, завещать какую-нибудь безделицу на добрую память — и только. Ян: Душещипательные мерихлюндии. Чёрт, мне бы хоть тысячу рублей! Я бы снял настоящую лабораторию, купил швейцарское оборудование… Пойми ты, я в двух шагах от великого открытия! Если мне удастся… Ух, если мне удастся одолеть бациллу Николайера! Недоучившийся студент открыл противостолбнячный антитоксин! Представляешь? Инга: Я верю в тебя, ты гений! Но ты как малый ребёнок, ты без меня пропадёшь. Мы обязательно поженимся. Пускай мои родители против, пускай церковь не позволяет венчать двоюродных — всё равно, мы непременно будем вместе. Ян (рассеянно): Да, ерунда. Мы уедем в Америку. Что нам церковь? Инга: Нет, я хочу, чтобы всё было по-настоящему. Держи свой «экземпляр» и пойдём. Все уже в гостиной, сейчас будут читать завещание. Идём же! Не то опоздаем! Ян: Да пропади они пропадом со своим завещанием! Инга: Глупый, ты ничего не понимаешь в практических делах. Твой антитоксин то ли добудется, то ли нет. А вот если дядюшка оставил состояние тебе, мы сможем обвенчаться и без бациллы. Папа сразу подобреет. Напишет архиепископу, и тот даст разрешение на брак. Ян: Иди, коли тебе интересно. А мне противно зависеть от капризов богатого сумасброда. Да и на папашу моего драгоценного лишний раз любоваться неохота. (Кролику.) Пойдём-ка, лучше, брат, поработаем. Инга: Милый, ну пожалуйста… (Гладит его по щеке. Ян поправляет очки.) Идём! От этого зависит наше будущее. Тянет его за собой. Ян неохотно идёт, прижимая к груди кролика. 2. Онемели Занавес открывается слева и закрывается справа. Видно гостиную. За окнами темно, время от времени полыхают зарницы. Вошедшие Ян и Инга застают немую сцену: все, кто находится в гостиной, застыли на месте. Нотариус Степан Степанович Слюньков, лысый, с седым венчиком волос, стоит посередине комнаты, держит в руках листок — он единственный, кто не проявляет никаких эмоций. Прочие окоченели от изумления, всяк по своему. Казимир Иосифович Борецкий (отец Яна) удручён и потрясён. Станислав Иосифович и Лидия Анатольевна Борецкие (родители Инги) не верят своему счастью. Доктор Диксон развёл руками и вытаращил глаза. У дверей стоят слуги: Фаддей, Аркаша, Глаша. Фаддей неодобрительно наклонил голову. Аркаша разинул рот. Глаша испуганно прикрыла губки ладонью. Ян и Инга тоже изумлены, переглядываются. Ян: Это что ещё за немая сцена? Застывшие фигуры оживают. Казимир Иосифович: Убит! Раздавлен пятою судьбы! Как червь! Ян, сын мой, мы погибли! Лидия Анатольевна: Инга! Ангел мой! Это сон! Чудесный сон! Станислав Иосифович (вытирая лоб платком): Уф, даже в жар кинуло! С одной стороны, это, конечно, обидно — так обойтись с родным братом, то есть, собственно, с обоими братьями… Но, с другой стороны, это его право. Доктор Диксон: It's unbelievable… Прошу вас, sir… сударь, прочтите ещё раз! Лидия Анатольевна и Станислав Иосифович: Да-да, пожалуйста! Прочтите снова! Казимир Иосифович: Вот именно, снова! Проклятье! Когда я трезв, ничего не соображаю… Какой, к чёртову дедушке веер? Ян, где моя фляжечка? Отдай! Ян: Когда уедем, не раньше. Кто клятву давал? Я только на этом условии с вами и поехал… Казимир Иосифович: Изверг, отцеубийца! Один глоточек коньячку! Ведь гибель последней надежды! Станислав Иосифович: Помолчи, Казимир! Читайте! Слюньков (читает): «Сего тридцатого августа 1882 года, находясь в здравом уме и трезвой памяти, я, Сигизмунд Иосифович Борецкий, в присутствии нотариуса Степана Степановича Слюнькова…» (кланяется и вскрикивает, хватаясь за поясницу). Проклятая поясница! «…Слюнькова объявляю мою последнюю волю касательно принадлежащего мне..» Лидия Анатольевна: Ах нет! Не нужно всё. Только самый конец. Станислав Иосифович: Да, последнее предложение. Слюньков: Извольте. Вот: «…Всё вышеперечисленное движимое и недвижимое имущество, равно как и вклады в „Русско-Азиатском банке“ и банке „Кредит Лионнэз“, завещаю моей племяннице Инге Станиславовне Борецкой…» Инга (пронзительно): Я же его просила! Лидия Анатольевна: Господи! Да святится имя Твоё! Станислав Иосифович: Зачем девочке, почти ребёнку, такое состояние? Душенька, ты и распорядиться им не сможешь. Инга: Ничего, папенька мне уже 21 год, я совершеннолетняя. А что там дальше? Казимир Иосифович: Да-да, самый-то конец. Может, я недопонял? Ян, слушай! Слюньков (читает дальше): «…моему племяннику Яну Казимировичу Борецкому завещаю свой бумажный веер, который передаю на ответственное хранение в нотариальную контору „Слюньков и Слюньков“. Далее только число и подпись. Диксон: It's incredible! Absolutely incredible! Я лечил этот человек три месяца! Хоть бы мелочь завещал! Out of common decency! Казимир Иосифович: Если б вы, доктор, его вылечили — тогда другое дело, а так за что вам? Он и мне-то, брату любимому, согбенному под ударами судьбы, ни шиша не пожаловал… Над племянником, несчастным юношей, жестоко поглумился. Бумажный веер, каково? Ян, сынок, принеси фляжечку… Плохо мне… Ян: Да ну вас к чёрту, старый вы пьяница! Что я здесь время теряю! (Хочет уйти.) Инга: Постой! Не уходи! Про веер это не просто так! Здесь какая-то тайна! Ян: Не тайна, а насмешка! Будь прокляты толстосумы, издевающиеся над людьми! Казимир Иосифович: Но как же… Это несправедливо! Я нищ, кругом в долгах! А Стасик и без того богат! Станислав Иосифович: Не богат, а состоятелен. Это наша Инга теперь миллионщица. (С чувством, обращаясь к висящему на стене портрету). Сигизмунд, я всю жизнь завидовал тебе. Твоей хватке, твоей неукротимой энергии. Прости меня! Да будет земля тебе пухом! Казимир Иосифович: Каким ещё пухом! Я только давеча, на прошлой неделе, занял пять тысяч… Надеялся выплатить из наследства! Станислав Иосифович: Что ж, мне жаль твоего кредитора. Глупый человек, нашёл, кому одалживать. Казимир Иосифович внезапно разражается истерическим хохотом и никак не может остановиться. Казимир Иосифович: Ой… Ой, Стаська… Тут ты прав… Прав, как никогда! Станислав Иосифович (брезгливо отвернувшись): Скажите, господин… э-э… Слюньков, а когда моя дочь сможет вступить, так сказать, в права наследования? Она слишком юна и неопытна, чтобы самой разобраться в подобных вещах… Диксон (перебивает): Господа, господа! А веер? Инга: В самом деле! У дяди была великолепная коллекция восточных раритетов. Может быть, этот веер представляет какую-нибудь невероятную ценность? Ян: Бумажный-то? Казимир Иосифович: Да! Где наш веер?.. Бу… (всхлипывает) бумажный… Слюньков: Я уполномочен сообщить вам, что указанный в завещании предмет действительно был передан мне завещателем и, согласно полученным инструкциям, доставлен сюда, в подмосковное имение усопшего. Однако… Казимир Иосифович: Какое ещё «однако»? Где наше наследство? Слюньков: Честно говоря, я пребываю в некотором затруднении… Видите ли, в инструкции сказано, что означенный предмет должен быть передан наследнику в присутствии одного человека, некоего Фандорина Эраста Петровича, который сделает необходимые разъяснения… Лидия Анатольевна: Фандорин? Не тот ли это молодой человек, о котором говорили в салоне у Одинцовой? Станислав Иосифович: Да, вне всякого сомнения. Он ведь недавно вернулся с Востока. И Сигизмунд тоже много времени провёл в Китае и Японии. Диксон: Что за господин Фандорин? Станислав Иосифович: Чиновник, состоящий при его сиятельстве московском генерал-губернаторе. Молодой, но очень на виду. Лидия Анатольевна: Рассказывают, будто бы после какой-то трагической истории он долго жил на востоке и превратился в совершенного азиата! Ян: Ну и где он, ваш азиат? (Нотариусу.) Вы ему писали? Слюньков: Разумеется. И получил уверение, что господин Фандорин приедет. Однако коляска, отправленная к московскому поезду ещё утром, не вернулась, а теперь уже вечер… Станислав Иосифович: Фаддей, кто поехал к поезду?