— Что закрыто? — Не знаю, но крупное. — Хорошо, Малышкин, идите, наблюдайте. Какие версии, товарищи офицеры? — Булавин тоскливо посмотрел на пограничников. — Пошел подышать свежим воздухом, а его задрал медведь, — иронично предположил Крутихин. — Давайте серьезней, — Булавин болезненно поморщился. — Да сбежал он к норвежцам! — выкрикнул Иноземцев. Булавин сжал губы, покачал головой: — Не хочется верить. Все-таки офицер Генштаба… — А если он сбежал, то зачем? — Беленко обвела взглядом офицеров. — Хороший вопросик! — Крутихин многозначительно хмыкнул. — Товарищ подполковник, — в комнату влетел Малышкин, — там это…, норвежцы идут к нам. — Как идут?! Сколько? — Два человека, с белым платочком. — Парламентеры! — не без сарказма констатировал Булавин, — Кирилл, дай мне фуражку, — он надел фуражку быстро вышел из бункера на поверхность как раз в тот момент, когда капитан Свенгсон подошел к бункеру. Его лицо и весь его вид были официально торжественный. — Господин Булавин, я иметь честь сообщить вам, что ваш офицер, согласиться наши условия. Он пришел к нам и добровольно принять почетную капитуляцию. — Где он сейчас? — отрывисто спросил Булавин. — Он на нашем военном корабле. Я вам предлагать последовать его примеру. Мы соблюдать женевскую конвенцию о военнопленных. Хотя нет, вы будете статус почетный гость. — Не дождетесь, Свенгсон. То, что сделал Самойлов — это его решение. Я за него не отвечаю. Я еще раз повторяю свое требование: покинуть остров, являющийся территорией Российской Федерации. Скоро сюда прибудет наше подкрепление. Будет крупный международный скандал. — Господин Булавин. Мы будем брать ваш бункер. Даже если вы будете оказывать сопротивление. Нам ведь известно, что связи у вас нет. — Значит, не договорились. Ваши действия — это провокация. Вы, капитан, будете нести персональную ответственность. Честь имею! — Булавин резко развернулся, стал спускаться в бункер. Глава XXIII Булавин лежал на земле и напряженно через бинокль наблюдал за позицией норвежцев на острове. И хотя он подстелил плащ-палатку, лежать было неудобно: шея ныла от напряжения, а от земли исходил такой холод, который выстуживал все внутренности. Рядом с ним лежали капитан Крутихин и лейтенант Иноземцев. Позиция норвежских моряков состояла из четырех палаток. Одна палатка, большая, с большими окнами, была столовой. В ней они поставили большой длинный стол, раскладные стулья и посуду. Три палатки (две больших, одна маленькая) были ярко оранжевые, служили в качестве жилых модулей. В них они сейчас спали. В центре разбитого лагеря горел костер, возле которого грелись два норвежца. — Охраняют лагерь, — констатировал Булавин. — Боятся, значит нас, товарищ подполковник, — усмехнулся Крутихин. — Это хорошо: боятся, значит, уважают. Кирилл, ты ведь вчера на связь не выходил? — Нет, товарищ подполковник. Должен был выходить в восемь утра. А запасной выход в семнадцать ноль-ноль. — Значит, там уже поняли, что у нас что-то случилось. — Конечно. Решение, сделать вылазку на вражеский корабль созрело во время ужина. Булавин подозвал к Крутихина и Иноземцева, сообщил о принятом решении: — Вот что, ребятки, ситуация, мягко говоря, нестандартная. — Внимательно посмотрел на офицеров-пограничников. — Поэтому и мы действовать будем нестандартно. Предпримем вылазку на вражеский корабль. Как думаете, сколько норвежцев осталось на корвете? — По штату на таких кораблях двадцать четыре моряка вместе с офицерами, товарищ подполковник, — проинформировал капитан Крутихин. — Это я точно помню. Нам недавно на занятиях по теме «Армии стран-членов НАТО» говорили. Здесь, на острове человек двадцать, значит там — три-четыре, — предположил Крутихин. — Ну, тогда шанс на успех есть. — Надо брать их катер! — азартно заявил капитан-пограничник. — Нет, брать вражеский корабль мы не будем. Наша задача — проникнуть на корабль, завладеть радиостанцией и передать сообщение Францу. Тебе приходилось иметь дело с корабельными радиостанциями? — спросил Булавин Иноземцева. — Я знаю все современные радиостанции, — сообщил радист-пограничник. Операцию решили провести ночью в четыре часа. Погода благоприятствовала. На небе ни луны, ни одной звездочки. Булавин подполз к входу в бункер. — Значит так, — шепотом начал он инструктировать Беленко и Малышкина, — остаетесь здесь, имитируете погранзаставу. Мы быстро, туда — обратно… — А если вас засекут? — голос майора Беленко спокойный. Это понравилось Булавину. — Постараемся, чтобы не засекли, Ну, а если что…, стреляйте в воздух. Приходилось стрелять из автомата, Ольга Вячеславовна? — Приходилось. — Нам самое главное, успеть передать сообщение оперативному дежурному на Франце. Остальное уже не важно. С вами Джек. Он все понимает, — Булавин потрепал пса по холке. Серьезно сказал ему, — слушайся Ольгу Вячеславовну, Джек. Она вместо меня. Хаски жалобно заскулил, предчувствуя расставание с хозяином. К берегу шли, крадучись. Впереди капитан Крутихин, с автоматом, за ним Иноземцев с алюминиевой лестницей с загнутыми краями, замыкал шествие Булавин. Долго искали резиновую шлюпку, поскольку подсвечивать фонариком не хотели, чтобы не обнаружить себя. Погрузились в надувную резиновую лодку, тихо поплыли в направлении норвежского катера. В темноте лодкой глухо стукнулись о борт катера. На борт закинули лестницу, которая тихо звякнула. Прислушались, тишина, только волны тихо шелестят о прибрежную гальку. — Делаем так, Николай, — Булавин вплотную приблизил губы к уху Крутихина, — залезаешь на катер, пройдешь вдоль всего борта. Если никого нет, даешь нам знак, потом залезаем мы с Иноземцевым. — А если… кого встречу? — Выключай сразу, только аккуратно. Сумеешь? — Сумею. — Давай, с Богом! Крутихин полез по лестнице вверх, Иноземцев и Булавин придерживали нижние концы лестницы, чтобы они не звякали о борт. Вскоре Крутихин растворился в темноте. Потянулись томительные минуты ожидания. — Все чисто! — Раздался, наконец, сверху напряженный шепот капитана Крутихина. Булавин и Иноземцев залезли на катер, привязали веревку с носа лодки за лестницу. — В рубке сидит один морячок. Я его сделаю! — Не надо Коля. Только если он начнет сопротивляться. Все, идем! — тихо приказал Булавин и вместе с Иноземцевым, направился вслед за Крутихиным к рубке. Норвежский моряк сидел на стуле, развалившись, рядом с ним лежал карманный магнитофон, играл блюз. Моряк сидел к ним спиной, слегка покачивал головой, в руке держал банку пива. Над головой тускло светила лампочка. Булавин посмотрел на Крутихина, тот кивнул головой. Поняли друг друга без слов. «Кирилл, ты, на шухере», — прошептал Булавин Иноземцеву. Крутихин бесшумно открыл дверь в рубку, крадучись приблизился к норвежцу. Следом за ним проследовал Булавин. Он неожиданно встал перед норвежцем, Крутихин в этот момент приставил к затылку норвежского моряка дуло автомата. — Тихо, не дергаться! — Произнес Булавин и погрозил моряку пальцем, приложил его к губам. — Сколько вас здесь, спросил он. — Зэм дю ай? — испуганно воскликнул моряк и выронил банку пива из рук. — Я повторяю вопрос, — Булавин потряс кулаком перед носом норвежца, — хау мени а ю он зэ шип? — Тс-хри, — прохрипел моряк. — Молодец, бринг ас ту зэм. — О кей, — буркнул моряк, поднялся со стула, при этом боязливо покосился на Крутихина с автоматом. Они прошли по узкому коридору к каюте, при этом Крутихин периодически тыкал автоматом в спину моряка. Тот подвел неожиданных гостей к каюте: — Хиа, — показал осторожно на дверь. Булавин подошел, осторожно приоткрыл ее, достал фонарик, лучом прорезал темноту кубрика. Во всю длину каюты стояли четыре двухэтажные кровати. На двух нижних лежали двое мужчин в тельняшках, Они спали, один из них даже убедительно храпел. Булавин отключил фонарик. «Хорошо», — удовлетворенно произнес он. — Ва виль ду ха? — испуганно спросил моряк, переводя взгляд то на Булавина, то на Крутихина. В это время Крутихин резко опустил свой кулак-кувалду на голову норвежца. Тот, охнув и закатив глаза, повалился, и если бы его не схватил, Булавин, то он бы грохнулся на пол.