— Ну…, заслужили. — Ульрих Романович, как вы думаете, поставят заставу на острове Виктория? — Не знаю. После последних событий, надо бы, конечно. Но это сложно. Надо создавать на острове всю инфраструктуру: казармы, отопление, причалы, связь, сигнализацию, пограничное оборудование. Сам понимаешь. А в бункере все сгорело. — Понятно. — Крутихин резко поднялся со стула, — ладно, выздоравливайте. Пойду я. Вечером в наряд. — Ты… вот что, Коля, — Булавин задержал руку Крутихина в своей руке, — проводи майора Беленко сегодня. И извинись перед ней. Это просьба. Крутихин сжал челюсти, посмотрел на Булавина: — Хорошо, товарищ подполковник, — быстро вышел из палаты. Булавин встал с кровати, подошел к окну. Перед окном унылая местность, ни кустика, ни деревца. Арктика! Но уже видны на земле темные прогалины. Весна скоро. А в Питере уже должны распускаться листья на деревьях. Голова еще кружилась, он взялся за подоконник. Кто-то робко постучал в дверь. Наверное, кто-то из нашего полка, предположил Булавин. — Открыто, входите! — громко крикнул он в дверь. — Разрешите, — на пороге майор Беленко. Она в военной форме, которая удивительно шла ее тонкой фигуре. — Ой, а я думал, вы уже летите в самолете, — Булавин растерялся и брякнул то, что первое пришло в голову. — Нет, через два часа вылетаем. Там еще генералы что-то обсуждают с вашим руководством. Извините, что пустая, ничего не принесла. — Да ерунда, мне вон наши погранцы нанесли. — Как вы себя чувствуете? — Прекрасно. Да вы садитесь, Ольга Вячеславовна, — Булавин засуетился, убрал со стула на кровать пакет Крутихина. — Нет, спасибо, я ненадолго. Я хочу еще сделать здесь несколько снимков на смартфон, ну, что не секретно, — она улыбнулась Булавину. — Тогда я тоже не буду садиться. — Почему? — Если дама стоит, то мужчина не имеет права сидеть. Огрызки интеллигентского воспитания, — усмехнулся Булавин. — Тогда я сяду на стул, а вы садитесь на кровать. — Она села на стул напротив Булавина. — Как голова, не кружится? Не тошнит? — Да все нормально. Слабость только небольшая. — Это пройдет. Я один раз, когда была лейтенантом, дыхнула зоманом, выворотило все внутренности. Похудела на четыре килограмма. — Представляю, какая вы были, если и сейчас-то вас крупной не назовешь. Как руководство оценило вашу работу? — Нашу работу, товарищ подполковник, — поправила его женщина-химик сделав ударение на слове «нашу». — Руководство оценило всю операцию со знаком плюс. Ну, скажем так, на три с плюсом. Кириллов, конечно, поворчал: «Надо было сразу утилизировать термическим способом». Это ведь я настояла на утилизации с помощью реагентов. — А что с норвежцами? Почему Москва не устроила скандал? — Как я поняла из разговора с генералом Кирилловым, Москва не пошла на обострение, так как у нас в Норвегии планируется какой-то крупный проект, поэтому устраивать бучу невыгодно не им, ни нам. Хорошо, что обошлось без жертв. Ульрих Романович, у вас ведь скоро истекает срок контракта? — Да, через три с половиной месяца гражданский человек, — Булавин грустно улыбнулся. — Что думаете делать на гражданке? — Не знаю, не решил еще. — Если я вам предложу поработать у нас в лаборатории в Мурманске. Я с Кирилловым переговорила в отношении вас. Он не против, как вы к этому отнесетесь? — Никак. У меня в Мурманске никого нет, да и жилья тоже. Единственное близкое существо в моей жизни был Джек, но он погиб. — Я так не думаю, что Джек ваше единственное близкое существо, — Ольга пристально посмотрела в лицо Булавину, глаза ее блестели. — А в отношении жилья не беспокойтесь. Если вас устроит комната в моей трехкомнатной квартире, то первое время можете пожить у меня. — А как же ваш мужчина Макс? — Я думаю, Макс будет не против, — Ольга озорно улыбнулась. — Но это не мужчина, а собака, порода алабай. Мне кажется, вы с ним поладите. — Вот как, — Булавин с изумлением уставился на Беленко. — А я-то думал…, — он не договорил, встал, начал ходить по палате. — В общем, предложение вам сделано, — Ольга Вячеславовна тоже встала. — Вот моя визитка, — она протянула Булавину маленький картонный квадратик, — надумаете, звоните в любое время. — Конечно, позвоню, — сдерживая волнение, воскликнул Булавин. Он проводил женщину до двери. — Выздоравливайте, Ульрих, — тихо сказала Ольга Вячеславовна, протянула ему руку. Он схватил ее руку двумя руками и держал ее несколько секунд, в течение которых восторженно смотрел в блестящие глаза Ольги Вячеславовны. Женщина вынула руку из его ладоней, приподнялась на цыпочках, приблизилась вплотную к мужчине, быстро чмокнула его в щеку и также быстро покинула комнату. Булавин, счастливый и глупый, долго рассматривая визитку майора Беленко. Эпилог Посол Норвегии стоял в приемной министра иностранных дел, словно застывшая статуя. Одет по протоколу, ничего лишнего, лицо — маска. Он рассматривал картину на стене, портрет Горчакова. Дверь в кабинет министра открылась, вышел молодой человек в строгом костюме, белом галстуке. — Прошу, господин посол, — переводчик рукой пригласил дипломата в кабинет министра. Посол вошел в просторный кабинет. Переводчик прошел за ним, закрыл дверь. У стола стоял министр иностранных дел России. Он был тоже официален: в деловом костюме, пиджак застегнут на все пуговицы, обычно добродушное лицо отражало деловую сосредоточенность. — Господин посол, — министр с черной папкой в руке вышел вперед, встал перед норвежским дипломатом, начал речь на русском языке, — я пригласил вас для того, чтобы вручить вам ноту протеста в связи с инцидентом на нашем острове Виктория в Баренцевом море. — Он раскрыл папку, стал зачитывать документ. — 26 апреля ваш военный корабль без разрешения и предупреждения вошел в территориальные воды Российской федерации. Подойдя к острову, Виктория члены военного корабля высадились на острове с неизвестной нам целью. На острове находились наши военнослужащие, выполнявшие свой служебный долг. Они в корректной форме указали капитану корабля Свенгсону на факт нарушения вашими подданными нарушения границы России, предложили им немедленно покинуть остров и территориальные воды России. Норвежские моряки игнорировали эту просьбу, а на следующий день обстреляли территорию острова корабельной ракетой, тем самым подвергнув опасности жизнь наших военнослужащих. — Министр читал текст ровным голосом, делая небольшие паузы, чтобы переводчик успел перевести речь министра, хотя в этом не было необходимости, так как норвежский дипломат владел русским языком безупречно. — В связи с изложенным, мы выражаем решительный протест на действия ваших моряков и требуем представить нам объяснения по перечисленным фактам. Обращаю ваше внимание на то, что данный инцидент подрывает основу для наших дальнейших взаимовыгодных отношений, которые сложились между нашими странами за последние годы, а также выражаем надежду, что этот досадный инцидент будет вами тщательно расследован и что таких инцидентов между нами больше не будет. Все изложенные факты задокументированы, прилагаются к данной ноте, — министр закрыл папку, передал ее норвежскому дипломату. Посол, молча, взял папку. На лице-маске никаких эмоций. — Я доложу вашу ноту руководству моей страны, — сухо произнес норвежский дипломат. — Имеете ли вы что-либо сказать по поводу данного инцидента? — Спросил глава внешнеполитического ведомства. — Нет, господин министр. Эта информация для меня первичная. Если позволите, я хотел бы в связи с этим высказать небольшую просьбу, — выражение лица дипломата смягчилось, а голос его прозвучал без казенного налета, — я хотел бы попросить, чтобы информация об этом инциденте не появилась в ваших СМИ. — Хорошо, — министр удовлетворенно кивнул головой, — я передам вашу просьбу руководству моей страны. — Благодарю вас, — посол прижал рукой папку к бедру, кивнул головой и, так как неприятная для него миссия была закончена, собрался уходить, но российский министр быстро приблизился к норвежскому дипломату и в нарушение протокола протянул ему руку: — Надеюсь, господин посол, что между нами поводов для таких контактов больше не будет, — сказал министр по-русски и загадочно улыбнулся норвежцу. — Надеюсь, — посол ответил по-русски, осторожно улыбнулся, покинул кабинет российского министра. * * * Серые волны Баренцева моря методично лижут прибрежную гальку на острове Виктория. Май месяц, поэтому на территории еще кое-где лежат белые островки потемневшего снега. Зима неохотно уступает свои полномочия приближающемуся лету. На весеннем солнце вальяжно развалились моржи. Взрослые особи лениво поворачивают бока пригревающему солнцу, при этом следят за молодыми моржатами, резвящимися на границе между морем и сушей. Вдоль берега идет хозяин Арктики, белый медведь. Моржи насторожились, внимательно следят за своим опасным соседом, но медведь не проявляет к ним никакого интереса. Его внимание привлекло необычное сооружение на возвышенности посреди острова. На земле конусом сложены большие камни от взорванного бункера. На вершине конуса установлен христианский крест, на котором четко вырезано «Рядовой Малышкин А. М.». Медведь подошел к груде камней, взобрался на его вершину, приблизил черный нос к кресту, обнюхал его. Обвел внимательным взглядом свою территорию, спустился с горки камней и последовал дальше. * * * notes