Настоящее время Нет никаких сомнений – документы, что Анна сейчас держит в своих руках, самые что ни на есть настоящие. Флеминг бы не стал заморачиваться, искусственно состаривая страницы, потому что не мог предугадать, что однажды к нему заявится Аннабель Одли с кипой писем и кучей вопросов, которых с каждым днем становится все больше. Чего тут рассуждать, Алан понятия не имел, что у Мириам есть кузина, и встретил ее как заядлую мошенницу или журналистку, мечтающую прославиться за счет его семейной трагедии. Листая бумаги, Анна заметила, что некоторые страницы сильно помялись, а на нескольких строки поплыли, словно на них плеснули воды, но текст остался читаемым. Алан не солгал, он на самом деле собирался развестись с Мириам. Исходя из содержимого, Флеминг не просто хотел отпустить жену – он планировал оставить ей дом и половину своего имущества. Очень щедро, учитывая обстоятельства. Или глупо. Сложно давать оценку поступкам человека, чьи мотивы по-прежнему остаются за гранью понимания. Одно ясно наверняка: Алан Флеминг скрывает что-то чудовищное, приоткрывая Анне лишь мизерную часть истины. Теперь, когда Аннабель узнала, что четыре года назад исчезла не только Мириам, но и ее таинственный любовник, имя которого она так и не назвала ни в одном из своих писем, в голове девушки выстроились две логические версии и одна совершенно абсурдная. Какая из них верная – ей только предстоит выяснить. Помочь Анне в этом может лишь один человек, и он стоит сейчас перед окном, повернувшись к ней спиной. А в том, что он – хранитель ларца с секретами, сомневаться не приходится. Аккуратно сложив документы в папку и убрав в ящик стола, Анна медленно поднимается из удобного кресла. Взгляд бегло проходится по эскизам, развешанным по стенам кабинета, задержавшись чуть дольше на том, что она пропустила, когда только вошла сюда. Высохший каштан посреди поля с буйно цветущей вайдой. Черные раскидистые ветви расползаются от толстого ствола словно крючковатые когтистые лапы мифического существа. Жуткое мертвое дерево, пробуждающее суеверные страхи, и вовсе не беспочвенные, если вспомнить, что рассказал ей отец о двойном самоубийстве родителей Камерона Бенсона. Неудивительно, что дизайнеры отклонили варианты обложек, предложенные Мириам. Даже не зная истории, смотреть на этот снимок физически тяжело. От него исходит холод, тьма и безысходность. Анну передергивает, в горле снова становится сухо, как в пустыне, по плечам и рукам ползут мурашки. Отвернувшись, она переводит взгляд на застывшую у окна высокую фигуру Флеминга. Прислонившись лбом к стеклу, Алан смотрит на дождь, слушая его монотонный шепот. Широкие мужские плечи равномерно вздымаются в такт дыханию. Руки убраны в карманы джинсов. Он выглядит расслабленным и спокойным, но это только видимость. Таким же отчужденным и равнодушным Алан казался и Мириам, но что на самом деле творилось у него внутри – знал только он один. Первоначальное впечатление не обмануло Анну. Этот мужчина не тихая заводь с мутной водой, он бушующий океан, сквозь прозрачные воды которого невозможно разглядеть дна – слишком велика глубина. Мириам утонула не в бассейне. Она утонула в нем… Можно ли упрекнуть ее в слабости? Кто вообще способен противостоять стихии? Уж точно не она, Аннабель Одли. И все же… И все же она здесь, и собственные ноги сами ведут Анну в губительную бездну. «Я не готов разбиться, Эни. А ты?» А она, похоже, да. Странно, но, осознав и приняв это, Анна не испытывает ни страха, ни сомнения. Даже призрак Мириам, невидимой тенью следующий за ней по пятам, безмолвствует. Что это? Благословение? Или затишье перед разрушительной бурей? Неважно. Все это неважно. Аннабель не собирается оглядываться назад. Мириам больше ничего ей не расскажет. Мертвые не могут говорить, они молчат, их тайны способны раскрыть только живые. Бесшумно приблизившись к мужчине, она встает за его спиной и прислоняется к нему всем телом. Шумно выдохнув, девушка поднимает руку, запускает пальцы в его взъерошенные волосы. Жесткие и непокорные, как и их обладатель. На долю секунды Анна замирает, задерживая дыхание и ощущая, как он вздрагивает от непрошеной ласки. – Не начинай того, что не собираешься закончить. – В бархатистом хрипловатом голосе слышится предупреждение. – Мне пора вернуться домой, – бормочет Анна, не двинувшись с места. Ее кисть соскальзывает на напряженное мужское плечо, обрисовывает рельеф бицепса, ныряет под руку и движется вниз по вздымающейся грудной клетке, пока не оказывается в капкане его ладони. – Так иди, пока я не передумал. – Вкрадчивое предупреждение сменяет неприкрытая угроза. Он переплетает их пальцы, запирая в замок, и ей становится трудно дышать, словно не только ее рука оказалась в стальном плену, но и сердце, и, может, даже душа, разум, воля, чувства. Неужели это то, о чем писала Мириам? Или Анне только хочется в это верить? Познать непознанное. Нырнуть в неизведанное, пережить апокалипсис эмоций, что испытала ее кузина? Забрать то, что когда-то по праву принадлежало другой и все еще принадлежит… Мириам бы не сомневалась ни секунды. Она всегда брала то, что хотела, не думая о последствиях, и расплачивалась за это не опуская головы. – Уже ухожу, – шепчет Аннабель, прижимаясь к мужчине плотнее. Поддавшись наваждению, девушка втягивает терпкий аромат табака и свежего соленого бриза. Она и сама не понимает, зачем это делает. Ей просто хочется прикасаться к нему, прижиматься щекой к его широкой спине, молчать и слушать дождь, ускоряющееся биение его сердца, ощущать тепло, исходящее от сильного мужского тела. – На этот раз ты не пьяна, и я могу воспользоваться всем, что ты готова мне предложить, – разрушая магию момента, отрезвляющим тоном произносит Алан. – Я ничего не предлагаю. – Очнувшись, она резко дергает свою руку, высвобождая из горячей ладони Флеминга. – Подожди… Что значит – на этот раз? – На ватных ногах Анна пятится назад, пока не упирается в злосчастный стол. – Да, Эни. Именно то, о чем ты подумала. – Оторвавшись от созерцания серого пейзажа за окном, Алан неторопливо оборачивается. Его непроницаемые глаза кажутся абсолютно черными. Сердце Анны ухает в пятки, лицо обдает жаром, который стремительно расползается по всему телу, собираясь горячей пульсацией внизу живота. – О боги, нет, – закрыв ладонями пылающее лицо, с досадой бормочет Анна. – Устоять было очень сложно, – продолжает забавляться Флеминг, смущая девушку еще больше. – Что я… что я говорила… или делала? – запинаясь, спрашивает она, глядя на него одним глазом в щель межу указательным и средним пальцем правой руки. – Нечего криминального. – Небрежно пожав плечами, он ленивой походкой направляется к ней, заставив каждый ее нерв напрячься в предвкушении. – Всего лишь жаловалась, что забыла, когда последний раз занималась сексом, и отчаянно умоляла меня напомнить. Ты была очень убедительна и настойчива, Анна. Остановившись в шаге от девушки, Алан обхватывает оба ее запястья и уверенно отстраняет ладони от раскрасневшегося лица. В обсидиановых безднах нет ни насмешки, ни иронии, и вообще сложно что-либо прочитать, но это нисколько не спасает уязвленную гордость Анны. – И так чертовски сексуальна… – Крепко удерживая тонкие запястья, он наклоняется к ее лицу. Это она-то? Сексуальна? Если бы Анна не упиралась ягодицами в край стола, то сползла бы на пол и растеклась лужицей у его ног. – Ты даже представить не можешь, Эни, через какие муки вынудила меня пройти, – добавляет Алан полушепотом, обжигая ее увлажнившиеся губы дыханием. – Голая, красивая, умоляющая… – И почему ты отказался? – Потерявшись в черных глазах, она даже не пытается сопротивляться его напору. Флеминг придвигается ближе, и между ними остаются считаные миллиметры. – Я хотел, чтобы меня запомнили, – хрипло отвечает он, выпуская запястья Анны и перемещая горячие ладони на ее бедра. – Думаешь, тебя можно забыть? – сдавленно шепчет Анна, ощущая, как ускоряется ее пульс, а дыхание становится частым и рваным. – Давай проверим? – вкрадчиво искушает Флеминг, не предпринимая пока никаких активных действий. Но чего стоит только один прожигающий плотоядный взгляд, которым он пожирает ее, словно оголодавший хищник или… зверь. Нет, к черту страх и подозрения. Угрызения совести и сожаления придут потом, утром, при свете дня. – Так ты остаешься, Эни? – Чуть сильнее сжимая пальцы, он почти касается губами ее ушной раковины. Но этого «почти» ничтожно мало. Неужели он не видит, что она горит? – Попроси меня остаться, – отчаянно умоляет Анна. По коже снова проносится вихрь мурашек. Тянущие спазмы внизу живота причиняют сладкую боль, в ушах шумит от притока крови, становится просто невыносимо жарко и дико хочется раздеться. Но он не просит. – Ты должна сама решить, чего хочешь, Эни. И кого. – Его голос звенит от напряжения, выдавая Флеминга с головой. Так какого черта Алан медлит? Ждет инициативы от нее? Или не хочет? Нет, это исключено. Его эрекция, упирающаяся в ее бедро, говорит об обратном, как и взгляд, и тяжелое дыхание, и полностью слившиеся с радужкой зрачки, и вздувшиеся вены на висках и шее. Ее взгляд упирается в яремную впадину с бешено бьющейся внутри венкой. Анна шумно сглатывает, чувствуя себя безумно возбужденной и в то же время сбитой с толку. Время растягивается, молчание становится густым, звенящим. Она не чувствует ног, только жар неподвижных мужских ладоней, под которыми плавится ее кожа. – Кого на самом деле хочет Аннабель Одли? – еще один вводящий ее в ступор вопрос. О чем он вообще? Ему действительно нужно ее согласие? Почему Анне кажется, что все происходит как-то неправильно? Ожидание и реальность не совпадают, все сценарии, что рисовала она в своем воображении под воздействием интимных откровений Мириам, рушатся, как карточный домик. – Скажи, Эни. Смелее. – Его голос проникает в нее, отзывается в каждом уголке тела, заставляя задрожать от необузданного влечения. Да, теперь это оно… Она с облегчением выдыхает. «Точность определения не имеет значения, когда тебя накрывает так, что пальчики на ногах подгибаются, а нижнее белье резко становится тесным и неудобным. Я буквально сгорала от желания оказаться с Аланом наедине, голой и стонущей под ним на мокрых простынях. Я хотела, чтобы он не спрашивал, не оставлял права выбора, а просто взял так, как хочется ему. Жестко, грубо, больно, изощренно – мне было все равно. Абсолютно все равно, как он это сделает. Я приняла бы его любым…» – Тебя. Любого, – как завороженная произносит Аннабель, поднимая на него жаждущий умоляющий взгляд. Злость и похоть, отразившиеся в черных тоннелях широких зрачков, не пугают и не остужают ее пыл, а только подстегивают что-то скрытое, низменное, рвущееся на волю. «Никакого стыда, Эни, ни капли смущения, ни толики сомнения». – Хватит! – словно забравшись в ее мысли, рявкает Флеминг. – Выгони ее из своей головы. Нас должно быть двое, – приказывает он. – Я не понимаю… – беспомощно лепечет она. – Все ты понимаешь, – уверенно кивает Алан. – Я не вибратор для исполнения твоих влажных фантазий. – Я… Снова ни одного связного ответа не приходит на ум. Перед глазами расползается туман, сквозь который она видит только жадный темный взгляд, прожигающий ее насквозь. Девушку начинает трясти, как в лихорадке, когда его ладони наконец приходят в движение. Сумасшедшее желание и отчаянная потребность превращают кровь в кипяток, а разум в кисель. Она громко втягивает воздух, когда он рывком усаживает ее на свой стол и грубо разводит дрожащие колени, поднимая по бедрам подол платья. – Все-таки чулки, – хрипло ухмыляется Флеминг, погладив кружевную резинку. Мужские пальцы скользят выше, нагло трогают между ног, надавливают, кружат, рисуя замысловатые узоры, заставляя ее чуть ли не рыдать от желания. Его движения резкие, нетерпеливые, без капли нежности, но Анна не останавливает его, не сопротивляется и даже не краснеет от смущения, когда он стягивает с нее кружевные стринги и бросает за спину. Она зажмуривает глаза, мысленно умоляя его не останавливаться. Кому на хрен нужна прелюдия? Ей кажется, что она ждала целую вечность этого момента. – Быстрее, – подгоняет Анна, потеряв всякий стыд и не узнавая себя в этой раскрепощенной девушке, тянущейся трясущимися руками к ремню на его джинсах. Убрав ее ладонь, он справляется сам. Услышав шелест фольги, она распахивает глаза, встречая затуманенный похотью взгляд. Черный, бездонный, откровенный в своих желаниях. Ее сердце сжимается как в тисках, и внезапно приходит страх. «А кого на самом деле хочет Алан Флеминг?» – проносится в ее голове ядовитая мысль. – Только тебя, – со свистом выдыхает он, и Анна с запоздалым ужасом понимает, что задала свой вопрос вслух. Ее смятение длится не дольше секунды, потому что в следующее мгновение мужчина мощным движением бедер входит в нее. Она разводит ноги шире, принимая его полностью, и протяжно стонет, забывшись в остром удовольствии. Ее пассивная податливость срабатывает в качестве спускового крючка для пытающегося сдерживаться Флеминга. С глухим рычанием он остервенело набрасывается на нее. В его глазах неприкрытая жажда, неистовое наслаждение и сумасшедший кайф, зеркалящие все, что испытывает она сама, пока он входит в нее быстрыми, глубокими толчками. Анна готова взрываться только от того, с каким одержимым и откровенным желанием смотрит на нее Флеминг. Она даже представить не могла ничего подобного. Алан ненадолго прерывается, но лишь для того, чтобы сорвать с Аннабель мешающееся платье и свою футболку, а потом снова накрывает собой, распиная на раскачивающейся столешнице и доводя их обоих до исступления. Анна забывает, как дышать, оглушенная, ослепленная и полностью потерявшая связь с реальностью. Она кричит, то цепляясь за него, то царапая ногтями деревянную поверхность стола, то растворяясь в глубоких горячих поцелуях. Его язык проникает в женский рот в том же темпе, в каком он берет ее снизу. Глубоко, неистово, с первобытной яростью приближая их к ослепительному экстазу. И когда он наступает, Аннабель словно выбрасывает из тела. Она кричит, плачет, несет всякую бессвязную чушь, удовольствие вибрирует в каждой клетке, перед глазами сыплются искры, время остановилось, свет погас, мир исчез… Она ныряет в темноту и сама растворяется в густом, обволакивающем, словно теплое одеяло, мраке. Тьма не пугает ее, не сводит мышцы парализующим ужасом. Анна там не одна. Его прикосновения, сводящий с ума запах, терпкий вкус, глухой рык удовольствия и затихающие толчки – они оба на неуловимую единицу времени оказываются где-то за пределами физической реальности. – Невероятно… – Мужской приглушенный шепот вырывает ее из блаженной нирваны. – Ты умеешь удивлять, Аннабель Одли, – хрипло шепчет Алан, слизывая с ее висков бисеринки пота вперемешку со слезами. – Надеюсь, ты рыдала от удовольствия, – встретив ее ошеломленный взгляд, посмеивается он. Все-таки Флеминг феноменальный человек. Откуда в нем силы говорить, двигаться и шутить? – Как ты? – не дождавшись ответа, с легким беспокойством спрашивает Алан. – Словно побывала в раю, – бормочет Аннабель. – Который почему-то был черным. – Может, переберемся в кровать? – Упираясь ладонями в стол, Алан приподнимается, давая ей возможность вдохнуть полной грудью.