– В порядке, но знаю способ, как сделать, чтобы было хорошо. Нам обоим, – мрачно говорю, вновь сокращая расстояние между нами. От очередного порыва припечатать Аннабель к двери меня спасает рингтон телефона. – Тебе звонят. Ответь, – сдавленно шепчет Анна, не сводя с моего лица напряженного взгляда. – Беги давай. – Кивнув на дверь, беру всю свою волю в кулак и отступаю. Хватит с нее на сегодня. Пусть бежит. Пусть. Догоню в следующий раз. Никуда ей от меня не деться. Повернувшись к напуганной девушке спиной, словно пьяный бреду к своему столу. Слышу, как хлопает дверь и раздается быстрое шлепанье голых ног по паркету. Протерев ладонью лицо, обессиленно падаю в кресло и только потом отвечаю на настойчивый звонок. – Здравствуйте, мистер Флеминг. Это Мегги, сиделка. – Привет, Мегги, я тебя узнал, – устало отзываюсь я. – Я не вовремя? – тут же беспокоится девушка. – Мне перезвонить в другое время? – Нет-нет, говори. Что случилось? – Мистеру Бенсону стало хуже. Нам пришлось перевести его в госпиталь. Он в реанимации, состояние стабильно тяжелое, но надежда есть… – Держите меня в куре, Мегги, – глухо прошу я, ощущая, как от напряжения ломит мышцы. Темная ярость накрывает с головой, до скрипа сжимаю телефон. Не вздумай подыхать, больной ублюдок. Мы с тобой еще не закончили. – Я оплачу все расходы. Если потребуются консультации высококвалифицированных врачей и дорогостоящие лекарства, сразу сообщайте. Я решу вопрос. – Конечно, мистер Флеминг, – прочувствованно отвечает Мегги. – Я буду молиться, чтобы вашему тестю стало лучше. Наивная дурочка, если что и поможет этому старому козлу выжить, так это сатанинская месса, а не твоя молитва. Глава 17 Аннабель Мы договорились, что он будет ждать меня после полуночи под самым высоким кленом у западной стены. Ствол дерева и его толстые ветви можно использовать в качестве лестницы, чтобы перелезть через забор. Именно так Тим и попадал на частную территорию. Кидал веревку с завязанной на конце петлей с противоположной стороны. Зацепившись за обломанный грозой сучок, забирался на глухую стену высотой в два с лишним метра, а потом спускался по стволу клена вниз. Это место – единственное не просматривавшееся с установленных по периметру наблюдательных вышек, но только в теплое время года, когда обзор загораживают густые кроны деревьев. В ноябре пожелтевшая листва стремительно начала редеть. До зимы оставалось рукой подать, времени на придумывание нового плана было совсем мало. Тима могли обнаружить в любой момент раболепствующие перед моим отцом рабочие или он сам, поэтому мы очень спешили. Единственное, что меня пугало, это колючая проволока, проходящая по верху забора, натянутая между торчащими заостренными штырями. Тим оказался на удивление ловким, ни разу во время своих проникновений не получил даже царапины. Я же не была так уверена в своих возможностях. Если поранюсь, останутся следы. Люди отца быстрее вычислят, как именно я сбежала, и смогут догнать нас до того, как мы доберемся до дороги, ведущей в город. Я боялась и одновременно предвкушала. Затея была рисковая, но о плохом исходе думать не хотелось. Вечером, сразу после ужина, я, не тратя время, поднялась к себе, сославшись на мигрень. Мама, как всегда, никак не прокомментировала мои слова, мысленно блуждая в своих вымышленных мирах. Отец приказал лечь спать пораньше и рано утром быть готовой принять участие в подготовке часовни к праздничной службе. Я покорно кивнула и удалилась. Разумеется, ни о каком сне даже мысли не было. Я переоделась в длинную ночную рубашку на случай, если отец вдруг решит убедиться, что его не обманули. Он знал, что я, в отличие от преданно заглядывающих ему в рот обитателей дома, не считаю его общество приятным. Жестокий лживый тиран и фанатик под личиной благодушного фермера – вот таким он был для меня. Время тянулось мучительно медленно. Я то и дело посматривала на настенные часы, периодически заглядывая под кровать, куда спрятала тряпичный рюкзак с минимумом вещей первой необходимости. К одиннадцати часам вечера во всем доме автоматически погас свет и воцарилась гробовая тишина. Мгла проникла в комнату, заполнив каждый угол. Как назло, ночное небо затянуло плотными тучами. Ни звезд, ни лунного света. Кромешная тьма. Густая, зловещая и пока еще молчаливая. Время Зверя Индиго и его приспешников еще не настало. К тому моменту, как тени начнут обретать форму и голос, я буду уже по ту сторону стены. Они не доберутся до меня, не успеют. Так я успокаивала себя, сидя на краю кровати, плотно закрыв глаза и мысленно отсчитывая минуты. Сбиться было нельзя, потому что в кромешной тьме рассмотреть стрелки часов нереально. В боковом кармашке рюкзака лежали свечи, но зажечь их я не рискнула. Свет мог привлечь внимание наблюдателей, дежурящих на вышках. По моим подсчетам до полуночи оставалось полчаса, когда тишину в доме нарушил плач моего брата. Сначала громкий и надрывный, а потом глухой и словно удаляющийся. Насторожившись, я отвлеклась от счета минут и прислушалась. Возможно, волнение и разыгравшееся воображение сыграли со мной злую шутку, и торопливые шаги на лестнице, скрип входной двери, стон ветра, проникшего в дом, мне только почудились. Я медленно поднялась, подошла к двери своей спальни и приложила к ней ухо. Все звуки стихли. Ни скрипа, ни шороха, ни плача. Чего только не привидится с испугу. Переведя дыхание, я вернулась к подсчету времени, но надолго меня не хватило. Сконцентрироваться не получалось, напряжение усиливалось с каждой секундой, страх давил на плечи и грудь, мысли скакали как оголтелые, сердце бахало так, что в ушах раздавался звон, по спине струился холодный пот. Задыхаясь, я кое-как добралась до окна и совсем чуть-чуть приоткрыла его, чтобы глотнуть свежего воздуха. Но стоило ночным звукам ворваться в спальню, все мое тело оцепенело от ужаса. Между завыванием ветра, уханьем сов, стрекотом цикад и криком птиц я снова услышала приглушенный детский плач, который резко растворился в плеске воды. Не помня себя, я выбежала из комнаты и понеслась вниз, выскочила во внутренний двор через заднюю дверь. Холодный ветер пробрал меня до костей, голые ступни скользили по мокрой траве. Я падала, поднималась и продолжала бежать. Практически вслепую, не разбирая дороги. Тонкая ночная рубашка пропиталась влагой, меня трясло, изо рта вырывался пар, губы дрожали. Снова поскользнувшись на берегу пруда, я рухнула навзничь, ударившись головой о камень, в ноздри ударил запах мокрой земли и затхлый – застоявшегося ила, сознание накрыло черной пеленой, и меня поглотила бездна, на самом дне которой двумя раскаленными углями горели дьявольские красные глаза. «Тебе не уйти. Смирись и прими нас. Ты принадлежишь нам, Тея. Наша навсегда…» – прошипела тьма, прежде чем сомкнуться над моей головой. А потом… Потом я проснулась в своей спальне. Часы показывали семь утра, комнату заливал солнечный свет, на сухой и чистой ночной рубашке ни одного грязного пятна, на ступнях и ладонях никаких доказательств того, что пережитый ужас мне не привиделся. Неужели я уснула и увидела кошмар? Как такое возможно? – Почему ты не пришла, Тея? Вздрогнув, я узнала голос Тима. Грустный, обреченный, полный отчаянья и безысходности. Повернувшись, я застонала от боли в затылке. Тим лежал рядом и печально смотрел на меня. Перед глазами все поплыло, дыхание сбилось. Откуда он взялся? Как попал незамеченным в мою комнату? Мой взгляд зацепился за веревку, брошенную на подоконнике, и вопросы отпали сами собой. Тим забрался сюда тем же способом, что преодолевал высокую бетонную стену. Он сошел с ума! Что теперь будет? – Тебе нельзя быть здесь. Если тебя обнаружат, случится ужасное, – испуганно прошептала я, пытаясь сесть. Новый спазм вызвал тошноту и головокружение. Инстинктивно дотронувшись до собственного затылка, я нащупала пальцами большую шишку, и меня пронзил панический страх. Мне ничего не приснилось, осознала я. Зверь Индиго затуманил мой разум. Он стал сильнее, потому что сейчас его время. Я этого не учла, готовясь к побегу. Что… Что же произошло? Возможно, я воскликнула это вслух, потому что взгляд Тима внезапно потемнел. Он взял мое лицо в ладони и, прижавшись к моему лбу, на какое-то время замер. Я услышала, как громко колотится его сердце, и всем существом ощутила нервную дрожь прильнувшего ко мне тела. Потом он порывисто обнял меня обеими руками, удерживая так крепко, словно боялся, что я исчезну. – Никто сюда не зайдет, – надсадно прошептал Тим. – Всем сейчас не до тебя, Тея… Я замерла, зажмурилась, и часть меня отчаянно желала снова нырнуть в черную бездну, упасть на самое дно и остаться там, один на один с тьмой… лишь бы не знать, не слышать страшной правды. – Случилось ужасное, – продолжил мой любимый, и я перестала дышать. – Твой младший брат утонул, а мама разбилась, упав с лестницы. Она нашла его тело на берегу пруда и… – Молчи, – с мольбой захрипела я. Боль пронзила виски, ядовитая агония выжигала все мои внутренности, растекаясь по венам раскаленной лавой. Я горела заживо, мечтая о смерти как об освобождении, но Зверь никогда не позволил бы мне уйти. Теперь я это понимала… В ушах раздался дьявольский хохот. Мне казалось, что он звучит со всех сторон, сочится из стен, из каждого угла, ликует, злорадствует, наслаждаясь моей агонией. Он был здесь… Про́клятый, ненавистный, невидимый, но могущественный и опасный, имеющий надо мной безусловную власть, питающийся моим страхом и удерживающий мою душу в адском капкане. Я уже знала, какую жертву он потребует следующей. – Убирайся! – толкнув Тима в грудь, закричала я. – Уходи отсюда и никогда не возвращайся. Ты мне не нужен. Прочь! – Тея, что с тобой? Он попытался схватить меня за плечи и встряхнуть, но я билась как безумная, вырываясь и рыча диким зверем. Индиго… он владел мной в эту минуту. Я ощущала его в себе, в каждой клетке, в случайной мысли и клокочущей ярости, черными змеями ненависти наполнившей мое утро. Он отравил меня. – Я заберу тебя. Это горе мы переживем вместе. Я буду рядом… Позволь мне помочь… – умолял Тим, но его голос заглушал омерзительный гогот. – Тея, ты все, что у меня есть. – Меня нет у тебя. Нет и никогда не было. – Мой голос звучал уверенно и твердо, но слова будто произносил кто-то другой. – Я принадлежу другому. Ты мне не нужен. Прочь отсюда. Убирайся! Вон! – бешеный вопль вырвался из моей груди, а сердце едва не разорвалось от боли, когда я увидела, какое страдание отразилось на побелевшем лице Тима. Оно словно раскололось на две части… Я убила его. Убила того, кого любила больше всего в жизни. – Анна, ты собиралась мне помочь с ужином, – с укоризной произносит заглянувший в спальню дочери отец. Захлопнув книгу, девушка прячет ее под плед и только потом выглядывает из-за занавески. – Извини, я потеряла счет времени. – Покидая свое убежище на подоконнике, Анна резво спрыгивает на пол. – Снова читаешь? Который раз? – В глазах Райана Одли проскальзывает беспокойство. – Второй… может, третий, – неуверенно отвечает Аннабель, убирая в карман домашнего платья исчерканный блокнот. – Что ты ищешь в этой чертовой книге? – угрюмо спрашивает отец. – Чем больше я наблюдаю за тобой, тем сильнее мне кажется, что проклят не дом, описанный Мириам, а сама книга. Ты словно одержимая почти целую неделю перечитываешь ее снова и снова. – Я пытаюсь найти связь, – признается Анна, нервно вышагивая по комнате. – Слишком многие события из «Индиго» практически детально пересекаются с биографическими фактами из жизни Мири, но в то же время есть несоответствия, которые ставят меня в тупик. Отец устало вдыхает и, пройдя вглубь комнаты, опускается в кресло возле туалетного столика. – Расскажи, что тебе не дает покоя, – просит он и, взглянув на часы, добавляет: – Но поспеши. Скоро придет Флеминг, а я не могу встретить гостя с пустым столом. – Поверь, для него это не проблема. Он с удовольствием примет участие в приготовлении ужина, – отмахивается Аннабель. – Тебе, конечно, лучше знать… – многозначительно соглашается Райан Одли. – С ним ты теперь проводишь времени больше, чем с отцом. – Папа, все не та… – Я не осуждаю тебя, Анна, – оборвав девушку на полуслове, заверяет мужчина. – Тебе давно пора заняться личной жизнью. Если тебе по-настоящему нравится Флеминг, то я не стану вмешиваться.