Инди: Думаю, песня на десять минут будет очень хороша. Дженна: Надеюсь, ты ему об этом не сказала. Инди: Нет. Я сказала, что она никуда не годится. Хадсон: И что он ответил? Инди: Алекс считает, что я говорю как настоящий «костюмчик» типа Дженны Холден и что она была нанята, чтобы договариваться о крупных контрактах с лейблами, а не писать новый альбом. Он также добавил, что однажды застукал вас, качающей головой в такт песни Maroon 5, и тот факт, что вы для него все еще существуете после такого, – настоящее чудо, так что не стоит испытывать судьбу. Опять же, это его слова, не мои. Хадсон: Типичный Алекс. Дженна: С этим мы поработаем. Индиго, как он? На твой взгляд, с ним все нормально? Я не знала, как на это ответить. Алекс всегда выглядел так, словно душа его разбита, но напускная храбрость была подобна стали. Я не достаточно близко с ним знакома, чтобы судить о текущем состоянии – хорошее оно, плохое или ему на все плевать. Алекс не был похож на человека с суицидальными наклонностями, но и я не дипломированный психиатр. Инди: Грубит, но все нормально. Хадсон: Как обычно. Инди: Они с Лукасом не ладят. Хадсон: А было иначе? Дженна: Держи нас в курсе, Индиго. Хадсон: Индиго? Инди: Я же сказала, что отвечу только на Инди. Хадсон: ОФИГЕТЬ. Хадсон: Думаю, Алекс и на тебя влияет. О, он даже не представляет как. Алекс Токио, Япония Не очень веселый факт: если ты алкоголик, бутылка шампанского в руках равносильна полуавтоматическому оружию. Опасно, но все еще законно во всех пятидесяти штатах. Я не знаю, кто продолжал присылать шампанское в каждый номер, где я останавливался во время этого турне, но кем бы он ни был, он имел доступ к конфиденциальной информации, злые намерения и много свободного времени. Каждый раз, приезжая в новый город, Блэйк, Дженна и Хадсон должны были звонить в отель и просить убирать из мини-баров спиртное. От меня держали подальше все, от чего я мог заторчать, включая жидкость для полоскания рта, средство для удаления пыли и антисептик для рук. Клянусь: то, что я все еще нормально пах – чудо. И хотя я был слишком поглощен ненавистью ко всему миру, чтобы пытаться взять реванш или злиться, моя трезвость являлась результатом обстоятельств и лени. А сейчас у меня в руках оказалась бутылка шампанского и минутка наедине с собой. Представьте себе. Блэйк мог подняться в наш номер в любую секунду, и у Инди есть ключ от президентского люкса, так что я быстро замотал бутылку в худи и сунул в один из чемоданов. Они бы с катушек слетели, узнав, что я нашел бутылку на пороге. В первый раз, когда Блэйк открыл дверь и нашел бутылку «Jameson», он вышвырнул ее в окно и ругался, глядя как она погружается в океан. После второго раза он нанял частного сыщика, а сам двадцать минут приходил в себя в ванной. А Инди… она отправится на охоту по всему миру, выслеживая тех, кто пытался сбить меня с пути благоразумия, перевернет каждый камень, пока не найдет их. Не важно, что я точно знал, кто этот ублюдок и где он был. В постели, с моей бывшей девушкой. Это напомнило мне, что нужно ускорить план «Стардаст в моей постели» до моего возвращения к Фэллон. Она, может, и изменщица, но я – нет. Это решение не казалось продуманным или чрезвычайно умным. Конечно, я видел Инди, свернувшуюся калачиком, как котенок, на диване частного самолета, положившую голову на бедра Лукаса – его промежность – но я не ревновал. Мое сердце беспомощно колотилось в груди, как раненый солдат, потому что Вэйтроуз не заслужил ничего такого, тем более – единственной девушки в турне. Единственной. Девушки. В. Турне. Если кто и залезет к ней в трусы, то это буду я, а не мой вероломный барабанщик и заклятый друг. Вставая с моего открытого чемодана, где аккуратно лежало шампанское, прикрытое одеждой, я прошелся по темной комнате – люстра из кованого железа свисала с потолка словно хитрый монстр. Здесь были черные обои с красными японскими иероглифами. Я остановился на кухне, пролистывая блокнот со вчерашними записями. Прогресс. Моя душа уже не была такой пустой, когда я подошел к панорамному окну на всю стену с видом на Токио. Чистый. Загруженный. Самодостаточный. Токио строили высоким, широким, как будто уверенный художник рисовал его длинными штрихами. Я уже бывал здесь однажды, и у меня остались приятные воспоминания о сексе вчетвером и автомате с использованными трусиками, который я опустошил. Я не сразу пошевелился, когда зазвонил телефон. Единственные люди, с которыми я разговаривал, уже были в турне, как бы трагически и жалко это ни звучало, а Дженна и остальная часть персонала обычно связывались напрямую с Блэйком, потому что он реже бывал придурком с переменчивым настроением. Нахмурившись, я достал телефон из заднего кармана. Мама. Только не сегодня, дражайшая матушка. Я не ответил, наблюдая, как снова вспыхивает экран. Она не позвонила, когда я расстался с Фэллон. Или когда я первый раз попал в реабилитационный центр. Второй раз она даже не удосужилась ответить на звонок, когда я отчаянно нуждался в разговоре хоть с кем-нибудь, даже с этой бессовестной рожей. Она подняла трубку лишь раз, чтобы поговорить со мной после происшествия на «Грэмми» и сказать про круги под глазами и что синий – не мой цвет. Это означало, что ей либо нужно сообщить плохие новости, либо попросить еще больше денег, чтобы оплатить очередную пластическую операцию или азартные игры. К несчастью для нее, я работал над тем, чтобы не позволять людям иметь меня. Поскольку мама была так же полезна в моей жизни, как чертова лейкемия, я решил удалить ее. В дверь вошел Блэйк, разговаривая с Дженной по телефону. – Дженна. Дженна. Дженн-а-а, – последнее обращение приправлено усталостью. – У меня все под контролем, поверь. А если мне вдруг понадобится оставить его на несколько часов, Инди примет вахту. Девчонка следит за ним, как ястреб. Я выбросил сигарету в мусорку, хотя ее янтарный кончик все еще горел. Запах чего-то ненатурального – пластика или полиэстера – распространился по комнате, а я плюхнулся на низкий черный диван и уставился в потолок. – Как дела? – спросил Блэйк, бросив свой мобильный на кухонный островок из черного мрамора. Я украл бутылку шампанского и, возможно, выпью ее залпом в следующий раз, когда ты будешь в туалете. – Я написал песню. – Гораздо лучше. – Она хорошая? Медленно моргая, я пытался отклеить язык от зубов. – Думаешь, я сказал бы тебе, если бы она была хреновой? Конечно, она отличная. – Хотя кто знает? Искусство – как любовь. Слишком субъективно для тебя, чтобы видеть ясно.