Инди сделала шаг в моем направлении. Ее улыбка раздражала и возбуждала одновременно. – Ты такой милый, когда просишь. Я ухватился пальцем за ее едва существующий вырез и притянул к себе, оставляя влажный поцелуй на ее остроумных губках. – Посмотрим, кто кого будет умолять сегодня ночью. Глава двадцать вторая Инди Дженна: Я не оставлю его. Инди: Сначала поговорите с Блэйком. Хадсон::-О:-О:-О Дженна: Гормоны явно берут верх над моими мозгами. Я забыла, что здесь Хадсон. Хадсон: У моей малышки будет малышка! Дженна: Ты не моя мать, Хадсон. Хадсон: Вообще-то, я говорил о Блэйке. От его очарования в стиле Хью Гранта мои трусы становятся влажными. Хадсон: Это бессмыслица. Но ладно. Дженна: Клянусь, я убью тебя, если кому-то расскажешь. Это СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. Инди, как дела у Алекса? Инди: Неплохо. Дженна: Поподробнее. Инди: Он работал, не прерываясь, и, кажется, действительно доволен своим новым альбомом. Дженна: А песня на десять минут? Хадсон: Он решил разбить ее на две. Дженна: Я не знала, что он спрашивает твоего совета по вопросам искусства. Хадсон: Так и есть. Иногда. Когда сидит на унитазе и ему скучно. Хадсон: Откуда, как ты думаешь, у меня прозвище Маленький Засранец? LOL Дженна: Почему он передумал? Хадсон: Из-за девушки. Дженна: Не томи. Хадсон: Правильной девушки.;) Признаю: иногда мы глубоко прячем некоторые мысли, чтобы хоть немного уберечь свое разбитое сердце. Например, воспоминание о потере собаки. Или момент, когда ваша первая любовь отвергла вас. Или размышления о том, что ваш брат перестал быть нормальными адекватным. Прежде чем отправиться в турне с Алексом Уинслоу, я думала, что разговоры с Наташей и Крэйгом станут изюминкой каждого дня. Оказалось, это последнее, чего я хотела. Каждый раз, когда звонил мой разбитый телефон, я надеялась, что это моя кредитная компания хочет сказать мне, чтобы я расслабилась. Но звонила всегда Нэт, и она все время плакала. В этот раз она поймала меня в относительно удобный момент. Алекс принимал душ, а я сидела на кровати королевского размера перед бледно-зеленой стеной, гадая, понимает ли Алекс, насколько мы близки к настоящим чувствам. Мне стоило сказать ему «нет». Я и так уже вляпалась по самые уши, и не только мое тело желало, чтобы им овладели. Ответив на звонок, я поняла, что Алекс как раз наименьшая из моих проблем. А Крэйг – самая большая. Он всегда был таковой. – Привет, Нэт. – Почему ты не рассказала мне о коробке из-под обуви на кухонном шкафу до того, как уехала? – она устало шмыгнула носом. Ее голос казался другим. Осторожным. Грустным. Раньше он звучал сладко, с энтузиазмом и искренне, так искренне, словно Наташа могла обнять весь мир и выдержать все, что выпадет на ее долю. Я злилась на то, что мой брат погасил ее свет. Нахмурившись, я попыталась вспомнить, что положила в ту коробку из-под обуви. У меня было не так уж много ценных или интересных вещей. Глупый дневник, в котором я писала, еще будучи ребенком. Любовные письма от парней из начальной школы. Не то чтобы их было много. Несколько фотографий… Я прищурилась, глядя на занавешенное большое окно с видом на Сохо. И потом до меня дошло. Абсолюто все. Фотографии. О боже. На одной мама держала на руках соседского ребенка. Милого, со светлыми кудряшками, как у Зигги. На другой папа раскачивал Крэйга на коленях и улыбался на камеру. На еще одной фотографии родители помогали строить нам искусственного снеговика рядом с домом на Рождество, когда было так жарко, что мороженое, таяло в наших руках. Там также лежала фотография, на которой мы все облизывали липкие пальцы и смеялись. Она была сделана в тот же день. Воспоминания. Милые сердцу, драгоценные воспоминания. Я так боялась, что позабуду их, и поэтому мне пришлось убрать фотографии в безопасное место, о котором знала только я одна. Я так боялась вспоминать счастливую жизнь, что убрала их в коробку из-под обуви. На шкаф. Туда, докуда я просто не смогу дотянуться. Потому что ничего хорошего из этого не выйдет. Я не смогу их вернуть. Их больше не было на свете. – Скажи, что он ничего не натворил… – медленно произнесла я. Паника сжимала горло. Крэйгу было запрещено покидать пределы дома. Я даже не хотела знать, чем это грозит. – Натворил, – она разрыдалась как раз в тот момент, когда Алекс, ухмыляясь, вышел из душа в одном только полотенце. Вода капала с его темных волос, прямо как на его концертах, и внизу живота у меня все напряглось, несмотря на то что сердце и разум находились сейчас по другую сторону океана, в Америке. Он вопросительно взглянул на меня, а я повернулась к нему спиной, чтобы Алекс не видел меня в таком состоянии. Губы дрожали, а нос болел, словно по нему ударили.