– Нам нужно поговорить, – я медленно выдохнул через нос. Медленно, так чертовски медленно, пытаясь учитывать все советы, которые мне дали в реабилитационном центре. Никто не предупредил меня, что мир, куда меня выпустят, перевернулся вверх тормашками, пока я сидел в кругу и хлопал людям, хваставшимся, что они не пили ополаскиватель для рта вместо наркотиков, когда в город приезжали тещи. – Возможно, это не очень хорошая идея, – она вздохнула. Боже, какого черта? Она даже не хотела поговорить об этом? – Нет, – еще один шаг вперед. – Это ты, Стардаст, послушай меня. За последние несколько месяцев я прошел через ад. Ради тебя. Я не прошу медаль или прощение, хотя это было бы здорово, вообще-то. Я просто умоляю по-доброму и уважительно выслушать меня. Она отложила бутылочку с детским питанием на скамейку и прижала ребенка к груди. Он был милым. Милым, но на нее не похож. Я все меньше и меньше понимал, что происходит. Во-первых, он скорее был похож на годовалого, чем на новорожденного. Во-вторых, я не эксперт по генам, но на голове этого малыша были черные волосы, а у нас с Инди каштановые волосы разных оттенков. У меня скорее рыжевато-каштановые, а ее натуральный цвет – медовый блонд. Я знал об этом, потому что иногда она забывала сбрить волосы со своего ло… в общем, не важно, откуда я это знал. Просто знал. – Сейчас неподходящее время. Она говорила тихо и осторожно, и почему парень рядом с ней все еще не ударил меня? Сиди я рядом с ней, я бы пустил в ход кулаки, как только какой-то парень подошел бы к моей девушке. Моей девушке. Была ли она его девушкой? Меня начинало тошнить. – Когда будет подходящее? – спросил я, все еще стоя близко к ней и глядя на нее слишком напряженно. Она взглянула влево, потом вправо и сдула локон, выпавший из ее косы. – Не знаю, в восемь? Ты все еще будешь поблизости? Буду ли я еще поблизости? Я не собирался, черт возьми, уходить из ее района, пока мы нормально не поговорим. Я кивнул, показывая на ребенка. Я должен. Пусть я и знал, что ответ в любом случае мне не понравится, хотя и совсем по другим причинам. – Я буду ждать у двери. Один только вопрос, Инди. Он мой? Она посмотрела на ребенка, улыбнулась ему, и он улыбнулся ей. Ох, черт, она казалась идеальной, настоящей мамой. Инди открыла рот и ответила мне, глядя на малыша. – Нет. Инди Я знала, что он ждет там, поэтому медлила. Алекс никогда не умел ждать. Он получал все быстро, экстренно и легко. Мне хотелось посмотреть изменился ли он. Это было глупо и мелочно, но также необходимо. Я сидела с внуком Клары, Грейсоном. Папа Грейсона, Олли, раньше вернулся с работы и решил присоединиться к нам в парке. Не было ничего удивительного в приходе Олли, а вот Алекса Уинслоу я совершенно не ожидала там увидеть. После возвращения Алекса в США я искала убежище, где он не смог бы меня найти. Мне позвонила Клара и сказала, что сломала бедро и не может в ближайшие месяцы присматривать за Грейсоном. Она спросила, нужна ли мне работа, поскольку я друг семьи и хорошо ладила с ее сыном и его женой Тиффани. Я сразу же ответила согласием. Деньги мне не особенно требовались, но я нуждалась в компании и временном пристанище, пока Алекс не уедет в реабилитационный центр. Мне нравилась моя работа, но это не значило, что мне нравилась моя жизнь. Я ненавидела свою жизнь. В ней не было Алекса, а это худшее существование, если ты хоть раз вкусил отношения с рокером. Я думала об этом, гуляя по фермерскому рынку, глядя на ряды клубники, персиков и банок домашнего джема, но не касаясь их. Только две недели назад я перестала просыпаться в слезах, ненавидя себя за то, что скучаю по нему. Потому что я скучала. Каждый божий день. Я скучала по человеку, который знал, ну или, по крайней мере, подозревал, что его подружка убила кого-то той ночью. По человеку, который осознанно скрыл преступление бывшей любовницы. Этот человек мог бы спасти мою маму, если бы был настойчивее, упрямее, не таким пресыщенным, пьяным и уставшим от жизни. Потому что я знаю: он сделал это не из любви к Фэллон. Когда любишь, хочешь исправить. Когда любишь, не помогаешь уничтожать. А разве не это Алекс пытался сделать прямо сейчас? Исправить наши отношения? Я знала, что брат и невестка не станут возражать, если я выслушаю Алекса. Я даже понимала, что Алекс заботился обо мне изо всех сил. Каждую неделю он посылал мне чеки. Дженна помогла Крэйгу найти место технического работника в ее офисном здании. В тот день, когда Крэйг, Нэт и Зигги переехали, ко мне пришел Лукас, чтобы установить новую систему безопасности и помочь покрасить стены. Хадсон приходил почти каждую пятницу, чтобы вместе поесть суши и посмотреть «Сплетницу». Они все приходили с добрыми намерениями. Даже Фэллон не хотела навредить, но навредила в любом случае, поэтому сейчас ждала суда. Я не знаю, что Уилл думал обо всем этом, и иногда, когда я вспоминала его, хотя и не часто, мне было жаль его. В семь тридцать я признала поражение и направилась домой. Я еще не знала, что скажу Алексу и смогу ли простить его. А это само по себе безответственно и опасно по отношению к моему бедному сердцу. Он ждал меня в коридоре перед нашей дверью, подтянув к себе длинные ноги – места тут было мало. Алекс был высоким, стройным и таким же красивым, каким я его помнила. Остановившись, я сжала перила, пытаясь собраться с мыслями. Костяшки на руке побелели. Он заметил меня и поднялся на ноги. Мы стояли, пристально глядя друг на друга. – Больше похоже на полночь, – сказал он. Я улыбнулась против своей воли. – Ты в порядке? – прошептала я. – Он правда не мой? – его глаза светились. Я покачала головой. – Нет. Он сейчас со своим папой, – я имела в виду Грейсона. – Ладно, – он кивнул. – Ладно. Ты слушала… – Да, – оборвала его. Как можно пропустить песню о себе, когда по всем современным радиостанциям Америки ее крутили чаще остальных? Две души слились в темноте некрополя звезд, Забавно, что когда появилась ты в моей жизни, я считал, что все не всерьез. Я не думал ни разу, что хочу тебя сделать своей. В твоих глазах отражались осколки жизни моей. В полночь, когда небо стало играть синевой, Ночь стала нашей, и мы остались вдвоем с тобой, В полночь, когда ты от страхов спасала меня, Я целовал твои слезы, что были жарче огня. И секунды тянулись словно года, В полночь, когда целовал я твои губы, кожу, глаза. Ты сияла яркой опасной звездой В полночь, когда я сказал, что не буду с тобой. Мы расстались, разбив друг другу сердца, И я думал, что больше не увижу тебя никогда. Когда-то давно я хотел быть чьим-то рыцарем на белом коне, Когда-то давно я думал, что видел свет в вышине, А потом, как лазурная пыль, ты упала на меня с потолка, И научила меня настоящей любви – любви дурака. Ты взяла мое сердце зубами и держала его, А я умолял тебя сжать челюсти мне же назло, Ведь так безумно, о, так безумно полюбил я твое тепло. И в полночь, когда небо стало играть синевой, Ты учила меня чувствовать и двигаться вместе с тобой. В полночь, когда мои губы прильнули к коже твоей, Между нами не осталось закрытых дверей. Хоть ты и сказала, что лишь ради денег со мной, В полночь я завладел твоим телом, сердцем, душой, Но ты можешь смеяться последней, ведь я теперь твой.