Еще через три часа медленной езды мы оказались на берегу рядом с большими шалашами крытыми сушащимися морскими водорослями. На веревках покачивались связки выпотрошенной рыбы, десяток смуглых аборигенов усердно собирал на пляже морские дары, подгоняемый властными окриками крепкого и дочерна загорелого старика в мало что скрывающей набедренной повязке. Выслушав подбежавших к нему моих попутчиков, он сердито глянул на меня и ткнул пальцем вдоль берега, указывая на запад: — Косто де Ниэбла! Косто ди Ниэбла! Лодки! Там! Кивнув, я повернул роль и медленно поехал по закатному берегу, двигаясь к рыбацкой деревушке Косто ди Ниэбла, уже не раз упомянутой здешними стариками. Деревушка славилась не уловом, а своими связями с так называемыми Гремио, безраздельно царящими в прибрежной зоне. Глава 10 Захудалая рыбацкая деревушка с громким названием вполне себе уютно разместилась на россыпи прибрежных валунов, уходящих в океан метров на триста. С камня на камень были переброшены тонкие хлипкие жердяные мостки, упирающиеся в бревенчатые настилы различных размеров, что при других условиях вполне могли бы именоваться плотами. На настилах теснились хижины с плетеными из веток стенами и крышами из того же материала, дополнительно крытые пальмовыми листьями. Там где камни заканчивались начинался длинный общий пирс с уймой причаленных как лодок так и странных крохотных корытец, хотя различные плавсредства тут были понатыканы везде и было их так много, будто их изготовление было для здешних каким-то хобби. Все это годами иссыхало и запекалось в здешней жаре с долгими периодами без дождей — вот как сейчас. Короче говоря — поселение было тем еще дерьмом из разряда «не дай наши боги кто-нибудь уронит зажженную спичку». При этом над деревушкой поднималось немало тощих едва заметных дымов, тянущихся от обложенных камнями глиняных очагов. Все это я разглядел в бинокль, уделив их бытовухе жалкие секунды — мое внимание было поглощено совсем иным. Кто-то все же кинул зажженную спичку — деревня Косто де Ниэбла жарко полыхнула, причем с прибрежной стороны, а теплый ветер шел с океана — что существенно замедляло распространение пожара и давало жителям шанс отстоять родное поселение. Этим они изо всех своих сил и занимались — без нужды вопя, аж надсаживаясь от воплей, смуглые аборигены носились по дрожащими мосткам, перебрасывали друг другу плетеные и долбленные ведра, затем черпали ими соленую воду и посылали ее в шипящее пламя. Захлебывающийся пожар медленно угасал, но на их месте я бы не расслаблялся — по чистой случайности я увидел, как все это началось и поэтому, не отрывая глаз от бинокля, свободной рукой подтащил к себе винтовку, а затем и рюкзак. Где-то минут пять так назад возникшая ниоткуда юркая зыбкая тень, двигаясь быстро, неслышно и безошибочно, воспользовавшись странными округлыми хреновинами с горящими фитилями, подпалила все четыре ведущие к деревне моста. Причем момент был подгадан так удачно, что в это время идущий с океана ветер чуть утих. В метаемых им округлых штуках я с запозданием опознал хреновины вроде выдолбленных тыкв с воткнутыми в них пылающими тряпками. Примитивные коктейли Молотова, лишенные главного недостатка — звона битого стекла. Сделав свое черное дело тень исчезла за грудой камней. В свете дня поднявшееся пламя было невидимым и пока не повалил густой серый дым рыбаки ничего не замечали. Но заметив, за дело взялись дружно — в тушении участвовали вообще все жители от мала до велика. И это столь наивное и наказуемое дружное участие позволило врагам начать атаку, по полной программе используя элемент внезапности. Из воды там на глубокой воде резко поднялись и выпрямились широки паруса, закрепленные на серферных досках. Среди волн мелькнули блестящие темные спины и короткие плавники каких-то рыб, а еще через секунду доски уже двигались по мелководью со скоростью хорошего бегуна, нацелившись точно на пылающее поселение. Я не просто так любовался происходящим — успел навинтить на ствол винтовки глушитель и занять позицию чуть получше. Багги стояла за небольшой песчаной дюной — на нее я и взобрался, укрывшись в зыбкой тени чахлого кустарника. Убрав бинокль, я прильнул к прицелу и повел оружием, разглядывая атакующих. Никакой одежды кроме странноватых ремней на на плечах и поперек груди. Тела покрыты цветными татуировками, головы и лица начисто выбриты. Татуированные рожи кривятся в яростных гримасах и, хотя незнакомцы крепко держатся всеми руками за надутые паруса, я успел заметить закрепленные на них длинные легкие гарпуны. Среди нападающих как мужчины, так и женщины, всего их около тридцати и их тела удивляют развитой до предела мускулатурой верхней части тела. А то, как они внезапно поднялись из мирных волн — равно как и бегающий по пляжу ушлепок с коктейлями Молотова — говорило о продуманности и обученности. Рядом с несущимися серфами, вспарывая воду, буквально летели крупные черные рыбы. Несколько секунд… И паруса упали в волны, замедляя бег серфов — но не полет прыгнувших на лодки и причал разрисованных макак. Я ждал… пока хрен поймешь, что происходит…, может у них так какая-нибудь кукурузно-тунцовая фиеста так начинается, а я главному клону башку случайно прострелю… Как только первые нападающие оказались на пирсе, они рванули к ближайшим хижинам. Тут их и заметили — с чудовищным запозданием. Сначала крикнул один из стариков рыбаков. А затем вся деревня взорвалась единым паническим воплем. Мужики побросали ведра и рванули к дома — наверняка за оружием. Женщины бросились к детям. Между камней, под мостками и плотами, мелькали те быстрые и пока мной неопознанные хищные тела. По полочкам «свой», «чужой» и «дохлый» я все расставил еще секунд через пять — когда самый ретивый хреносос в татуировках замахнулся гарпуном на мирно сидящего на досках и нихрена не понимающего ребенка лет шести. Винтовка хорошо пристреляна, поэтому я не промахнулся, всадив пулю точно в центр широкой груди. Взмахнув руками, гоблин выронил оружие и рухнул в будто вскипевшую воду, а я уже вел ствол дальше. Выстрел… Орущая девка с большим тесаком получила пулю в живот и, согнувшись, завалилась опять же в воду — так, будто именно там спасение, а не гибель. Выстрел… Еще одна, постарше и помассивней, поймала пулю левым боком и рухнула на бревна. Вопя так, что перекричала остальных, она из последних сил кувыркнулась в океан. Какого хрена? Похоже, я нехило отстал в этой жизни, раз простреленные гоблины так спешат укрыться в теплой и едкой соленой воде. Выплыть с такой раной почти невозможно, а отсидеться даже на мелководье вряд ли удастся, а тут прямо действие на чистых инстинктах. Ответ я получил почти сразу — во вспененной покрасневшей воде крутнулись те же рыбьи силуэты, на поверхность показалось два буквально вытолкнутых тела, а следом безвольных и наверняка уже сдохших гоблинов с бешеной скоростью повлекло в открытый океан, протаскивая под мостками, обходя камни и при этом удерживая их запрокинутые головы над водой. Да тут какой-то сучий симбиоз… но с кем? Второй ответ тоже явили сразу — вымахнувшие из волн три длинных грациозных тела с силой ударили в отмахивающихся тесаками и кулаками рыбаков, сбив их в воду и рухнув туда же. Одна из рыбин упала на доски и забилась, грамотно подталкивая себя к краю. Дельфины… Это были долбанные мать их дельфины — огромные, темно-серые, умные и в змеящихся по всему телу татуировках. Охренеть! Выстрел… второй… следующие две рыбину получили по пули, а затем еще три я всадил в их друзей с гарпунами. Перезарядившись, чуть сместился и продолжил стрелять уже без счета — выцеливать было легко благодаря ярким цветным татуировкам и наготе обоих типов нападающих. Видишь хер — стреляй. Видишь — хвост — стреляй. Какой-то невнятный узор на жопе? Стреляй! Я так увлекся, что слишком поздно услышал шорох песка под чьими-то быстрыми шагами. Резко перекатившись, услышал слабый треск и меня тут же обдало диким жаром, а затем и болью, ударившей по левому плечу. — С-сука! — выдохнул я, всаживая нож в живот упырка, вскинувшего над головой вторую пылающую хреновину. Я провернул нож, выдернул, рухнул и покатился по земле, сбивая жрущее меня пламя. А утробно застонавший гоблин разжал пальцы, схватился за пузо, в то время как выроненная тыква упала и раскололась о его тупую бритую голову с парой тату. Он вспыхнул разом — весь с головы до пят. Заорав, размахивая руками, он побежал с воем к океану, но невыносимая боль сжала его, скрутила, уронила на песок и заставила там метаться некоторое время, прежде чем милосердный болевой шок не вырубил его. Скрипя зубами от боли, я подхватил винтовку и попер вверх по склону обратно к вершине. По пути вколол в горящую огнем руку шприц с обезболом. Рухнув, уже не пытаясь скрыть свою позицию — я мать его все еще дымился, а внизу полыхал труп! — с шумом выдохнул, воткнул новый магазин и продолжил стрелять. На этот раз я бил больше по сраным водоплавающим, а не по уже полностью деморализованным гоблинам. Прикончив трех дельфинов и ранив вдвое больше, я заметил, что даже серьезно раненные они не уходят пока не подберут из воды двуногих сообщников и снова перевел прицел выше. Выстрел… и летящий через мостик в красивом прыжке темно-серый дельфин падает в воду дохлым куском мяса с пробитой башкой. Выстрел… и убегающий татуированный хреносос получает пулю в жопу. Под ним резко подламывается нога и он падает, насаживаясь хлебалом на тонкое бревно, где и замирает уродливым трясущимся насекомым. Выстрел… и бегущая ко мне прямо сквозь пламя прибрежных мостков лысая девка падает на тлеющие доски и начинает неспешно жариться. Снова перезарядившись, я поднялся и двинулся в сторону вниз по склону, переведя огонь на вставших из линии прибоя новых гоблинов. Убил двоих, прежде чем получил ответку, угодившую в бронежилет. Следом прилетела еще одна пуля и я рухнул плашмя, но прежде успел словить еще один гостинец обожженным левым плечом. Плеснула кровь, вернулась боль, а с ней и злоба. Слившись с винтовкой в одно целое, я не унимался до тех пор, пока не убил еще четверых, выцеливая вооруженных огнестрелом, а оставшихся не заставил вернуться в волны и исчезнуть — но прежде успел воткнуть по пуле в еще две жопы. На этом все затихло — сама заваруха. А вот вопли, визги и прочее только разгоралось. Но это уже было не мое дело. Убедившись, что в рыбацкой деревне врагов нет, я вернулся к багги и занялся собой. К моменту, когда я извлек из плеча пулю и залил пораженную ожогом кожей спреем из драгоценного баллончика, там в поселении наконец-то дотушили пожар, щедро заливая дымящуюся древесину и трупы соленой водой. Унялись крики, хотя раненные все еще нет-нет да вскрикивали, а затем затихали. Я заметил, что тех татуированных убивали сразу, не пытаясь с ними общаться. Убивали прямо как бешеных псов. Когда я закончил обрабатывать раны, шипя от удивительно сильной боли — прямо сука сильной! — в деревне окончательно все улеглось, а самые смелые из рыбаков рискнули нырнуть в воду и начали вылавливать трупы и буксировать их на причал, откуда их по цепочке передавали на берег. Меня они заметили гораздо раньше, еще во время стрельбы, но пока никто не спешил ко мне приближаться, хотя группка мужиков в возрасте оживленно о чем-то совещались рядом с самой нарядной и стоящей особняком круглой хижиной. Забросив винтовку в багги, я уселся за руль и повел машину к океану, по пути наехав на голову еще подергивающегося сучьего поджигателя. Дважды хрустнуло, машину пару раз тряхнуло, но мне легче не стало. Как он так тихо подошел? Как я прохлопал? И почему больно настолько острая, что мне аж хочется жалобно застонать? — А ведь не хотел я к океану приближаться — зло пробормотал я — Не хотел… Остановив машину метрах в трех от набегающих на шипящий песок волн, я выбрался и присел на корточки рядом с трясущимся в воде полумертвым океаническим аборигеном, лежащим в крепкую такую обнимку с умирающим от раны в башке дельфином. С трудом подняв голову, проморгавшись от окровавленного песка, абориген прохрипел, еще сильнее стискивая дельфина: — Тандем! Священный танде-е-ем… — Мне похер — буркнул я, доставая из кобуры револьвер и приставляя ствол к рыбной башке, хотя это вроде и не рыба вовсе, а что-то там млекососущее — Что это за дерьмо в татухах? — Нет! Нет! Афалины святы! Афалины святы! — Ну да — хмыкнул я, нажимая спуск и даря более чем двухметровой рыбине окончательное облегчение. — А-А-А-А-А-А-А! — несмотря на раны, он рванулся ко мне, попытался вцепиться в горло, но не дотянулся и опять рухнул на мокрый песок — А-А-А-А-А! — Зачем напали на деревню! — Ты сдохнешь! Сдохнешь! Океан убьет тебя! Суд океана суров! — Зачем напали на деревню? — повторил я и выстрелил ему в почку. — У-О-О-О-О! — скрючившись, он дернулся еще раз и затих на лоснящейся туше дохлого дельфина. Встав, я сделал несколько шагов и снова присел рядом со старательно прикидывающимся мертвяком очередным татуированным хренососом. Рядом с ним лежала заливаемая водой старая винтовка в остатках пластикового свертка. Ткнув аборигена стволом в мокрую голову, я дождался его слабой испуганной улыбки, после чего улыбнулся в ответ и прострели ему правую ступню. — А-А-А-А-А! — Зачем напал на деревню, тунец ты траханный? — Приказ! Приказ Святого Тандема! — Кого? — Тандема Святого! — торопливо забормотал пленный, с ужасом глядя на вернувшийся к его переносице ствол — Не надо! Я еще молод! — Зачем напали? — терпеливо повторил я. — Рыбаки убили двух афалин! Святотатство! Афалины погибли в сетях — задохнулись! Ужасная смерть! Все рыбаки знают — Дельфинесы такого не прощают! Сети ставить нельзя! Нельзя! Древний правильный запрет! Сети — нельзя! — Рыбаки утопили двух дельфинов… а вы решили убить их детей? — Афалины святы! Святы! Мы все вышли из океана — и афалины толкали нас в спину! — В смысле — херами прогоняли из воды прожорливых ушлепков гоблинов? — Что? — Ничего — ответил я и прострелил ему башку. Поднявшись, убрал револьвер в поясную кобуру и повернулся к демонстративно медленно приближающимся ко мне косматым загорелым рыбакам. Разговор я начал первым и как положено начал с хороших новостей: — Да вам походу жопа полная грядет. — Ох грядет — с облегченной улыбкой согласился со мной рыбак с длинной и уже тронутой сединой черной бородой — Я Лука. Новый вождь селения. — А со старым что? — Сердце не выдержало трех ударов сразу. Лежит там у хижины бородой к солнцу… — Пожар и нападение — это два удара. А третий? — Два дохлых дельфина в наших тайных сетях. А ведь старый вождь умолял нас не ставить сетей — Лука тяжело вздохнул, но в его словах не слышалось особого сожаления, хотя определенная мрачность присутствовала — Это хитрая уловка поганого племени. Мы ставили сети в мелкой дальней лагуне, куда не заплывают чертовы афалины. Ненавижу долбанных дельфинов! — с этими словами он зло ткнул пяткой голову лежащей у его ног афалины — Ненавижу и этих татуированных ублюдков! Как тебя зовут, чужак? — Оди.