— Габриель, пожалуйста, не делай… этого, — тихим, отчаявшимся голосом попросила Джулия. — Одна ночь. Проведи со мной одну ночь, и, если завтра ты захочешь уйти, я не стану тебя удерживать. — Габриель бережно подхватил ее на руки и крепко прижал к себе. Джулия чувствовала, как тают последние крупицы ее самообладания. Совсем как крошки шоколада. У нее не осталось сил. Он выжал ее, умело лишив способности к сопротивлению. Возможно, причиной тому было выпитое шампанское, а может, события этого сумбурного, взрывного дня. Но что толку искать объяснения, если она уже не может ему противиться? У нее колотилось сердце. Жар, бушевавший внутри, грозил расплавить все, что там находилось. Ее разум мог не хотеть Габриеля, ее душа могла не хотеть Габриеля… но ее женская природа, ее лоно… они жаждали его. «Он поглотит меня, телесно и душевно». В мечтах и снах она отдавала свою девственность только Габриелю. Но не в таком состоянии. Ей казалось, что это должно происходить спокойнее и торжественнее. Не с затаенным отчаянием, прячущимся в дальнем углу ее сознания. И не с загадочным блеском в его глазах. Габриель отнес ее в свою спальню и осторожно уложил посередине громоздкой средневековой кровати. Потом зажег свечи, расставив их в разных местах спальни: на ночном столике, на комоде и под изображениями Данте и Беатриче. Выключив электрический свет, Габриель отправился в ванную. Джулия хотела еще раз взглянуть на те фотографии, но их не было. Ни одной из шести. Пустые стены. Только репродукция с картины Холидея, шесть крючков и кусочки проволоки. «Зачем он снял фотографии? И когда?» Джулия обрадовалась, что фотографий больше нет. При свечах они смотрелись бы еще чувственнее, обнажая всю темную силу зова плоти и показывая Джулии, что и ее скоро ждет такая же судьба. Нагая, безымянная, безликая, лишенная души. Джулия лишь надеялась, что в первый раз у них не будет так, как у пары на шестом снимке. Неужели этого он и хотел? Неужели этого добивался? Сорвать с нее одежду, перевернуть на живот, навалиться на нее сзади… даже не заглянув ей в глаза. Неужели, забирая ее девственность, он даже не поцелует ее? Что ее ждет? Агрессия прорвавшейся похоти? Вечное мужское желание подчинить женщину себе? Не считая исчезнувших фотографий, Джулия ничего не знала о сексуальных пристрастиях Габриеля. Но ведь он сам с предельной откровенностью обрисовал ей свои отношения с женщинами, сказав, что трахается с ними. Не спит, не вступает в интимные отношения, а попросту трахается. Джулия была на грани паники. Она судорожно хватала ртом воздух. В мозг ввинтился гнусный голос, который она предпочла бы никогда не слышать. Этот голос изводил ее призывами трахаться, как животные. Как скоты. Габриель вернулся, одетый в темно-зеленую футболку и пижамные брюки в синюю и зеленую клетку. Он принес стакан воды, который поставил на ночной столик. До этого момента Джулия лежала на одеяле. Габриель откинул край одеяла и приступил к тому, чего она так страшилась, — к ее раздеванию. Джулия дернулась, но он сделал вид, что не заметил этого. Он прилег на бок, возле ее ног, подтянув их к своей груди. Он неторопливо расшнуровал ее кроссовки, снял их, затем снял носки, нежно массируя ей ступни, пятки и пальцы ног. Джулия стиснула зубы, но все равно не сдержалась и застонала. — Расслабься, Джулианна. Не противься. Все будет замечательно. Он произнес эти слова несколько раз, обращаясь не столько к ней, сколько к самому себе. Он еще что-то говорил, и в какой-то момент Джулии показалось, что она услышала «la sua immagine».[27] Но может, только показалось. Голос у него был совсем тихий, будто он шептал молитву. Кого он имел в виду? Ее или Беатриче? И к каким богам обольщения он сейчас взывал? Джулия тоже обратилась к ним, прося уберечь ее и Габриеля от поспешных и необдуманных поступков. «Умоляю, не дайте ему поглотить меня». — О, что я вспомнил. Тебе, кажется, в прошлый раз понравились мои трусы с эмблемой колледжа Святой Магдалины. Если захочешь их надеть, они в верхнем ящике комода. Мне они все равно малы. — Твои снимки… Я про те, что здесь висели. Ты хочешь, чтобы и у нас так было? Его руки замерли на ее ступнях. — Ты о чем? Ее глаза метались между стеной, где раньше висел шестой снимок, и Габриелем. Удивление на его лице быстро сменилось ужасом. — С чего ты взяла? За кого ты меня принимаешь? — шепотом трагика спросил он. — В постели, между прочим, еще и спят. Особенно когда сильно устанут. Я не хочу снова тебя потерять, даже не успев поговорить с тобой. — Он заставил себя улыбнуться. — Когда переодевался, я думал не о том, как отнять у тебя девственность, а о том, каким завтраком тебя накормить утром. Я ведь не дикарь. Джулия не отвечала. Тогда Габриель прикрыл ее одеялом, подоткнув концы, как это делают маленьким детям. Он осторожно поцеловал ее в лоб и откинул волосы с лица. — Попробуем простить друг друга, — сказал он. — Нам обоим было больно, и мы оба столько лет потратили впустую. Давай больше не тратить понапрасну ни одного дня и не торопиться с выводами. — Он встал, потер себе глаза костяшками пальцев. — Быть может, завтра ты вообще не захочешь со мной говорить, — пробормотал он. Затем он вытянулся по стойке «смирно» и слегка улыбнулся. — Если что-то понадобится, позови. Когда он ушел, Джулия сняла с себя верхнюю одежду. Она ворочалась на непривычно широкой кровати. Габриель еще не ложился. Он включил музыку, что-то из классики. Джулия попыталась угадать, но вещь была ей незнакома. Звуки неслись, как водопад, увлекая ее в сон. Габриель лег в комнате для гостей. Он лежал на спине, прикрыв согнутой рукой лицо. Он то погружался в дрему, то снова просыпался. Сон, который он видел сейчас, ему очень нравился. Ему снилось, что Джулия, так и не сумев заснуть на его широкой постели, пришла к нему и легла рядом, осторожно пробравшись под одеяло. Она что-то шептала, водя рукой по его груди и трогая завитки жестких волос. Кажется, она даже погладила дракона, дотронулась до плеча, а потом повела рукой вниз, замерев у него на животе. Разумеется, даже во сне Габриель не мог лежать словно бревно. Он ответил на ласку, скользнув своей рукой под ее футболку. Его рука тоже замерла, соприкоснувшись с поясом трусов-боксеров, которые теперь были ему малы, а Джулии — слишком велики. И вдруг он понял, что не спит, а рядом, крепко прижавшись к нему, лежит Джулия. Маленький теплый котенок. — Я пыталась там спать, — будто оправдываясь, сказала она, — но… не смогла. — Я вот тоже пытался не слизывать шоколад с твоих пальцев, но не смог. — Он даже рассмеялся, хотя под смехом залегал пласт грусти. Джулия что-то пробормотала, затем спросила: — Зачем ты убрал из спальни все фотографии? — Мне стало стыдно. — Но прежде тебе не было стыдно. — Не было. Но тогда в моей постели не ночевали ангелы. Их обоюдные ласки становились все более сонными и ленивыми. «Целомудренная близость», — подумала Джулия. Их тела узнали друг друга, и их дыхание вошло в общий ритм. Два уставших, получивших встряску разума постепенно успокаивались, погружаясь в сон. Габриель уже почти заснул, когда услышал, как Джулия разговаривает во сне. Это не были слова, скорее междометия. Но в ее голосе ощущался испуг… Потом она затихла. Габриель решил, что кошмарный сон кончился. И тут ее губы выдохнули: — Саймон. ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ Проснувшись, Джулия зевнула, сладко потянулась и… удивилась, не услышав посапывания, к которому почти привыкла. Габриеля рядом не было, и его сторона постели успела остыть. Ощущение тоже было знакомым, но к этому ощущению привыкать ей не хотелось. Она встала. На ночном столике ее ждала записка, прислоненная к бокалу с водой, где плавал ломтик лимона. Прекрасная Джулианна! Не пугайся. Я вышел купить деликатесов к завтраку. Напоминаю, что хозяйская ванная гораздо удобней гостевой. Я вытащил для тебя кое-что из одежды. Можешь надевать все, что тебе понравится. Комод и гардеробная в твоем полном распоряжении. Только не вздумай убежать. Твой Габриель. P.S. Прости мою дерзкую искренность, но когда утром я смотрел на тебя, спящую в моих объятиях, это было самым прекрасным зрелищем. Такого я еще никогда не видел. «Интересно, как у него это получается?» — подумала Джулия и покраснела. Надо отдать должное: слова профессор умел выбирать не хуже, чем цветы, музыку и шоколадные торты… Она провела рукой по пылающему лбу, стараясь успокоиться. Похоже, шоколадный торт станет ее новым любимым десертом. Как он вчера слизывал крошки с ее пальцев. Тепло его рук, искусные движения языка… «А ну-ка, остынь! — мысленно одернула себя Джулия. — Тебе бы не помешал холодный душ». Она быстро выпила оставленную воду и зажала в зубах записку. Память услужливо подбросила прошлое фантастическое пробуждение в его объятиях и все, что было потом в гостиной. Вдруг Габриель подвержен суточным переменам настроения? Ночью он был сама нежность. А что, если утром он ни с того ни с сего начнет отчитывать ее за какой-нибудь пустяк? Джулия осторожно открыла дверь гостевой комнаты и выглянула наружу. Убедившись, что в квартире, кроме нее, никого нет, она через хозяйскую спальню прошла в огромную ванную, не забыв предусмотрительно запереть обе двери. Там Джулия разделась. В ванной ее ждал стакан апельсинового сока, в котором плавал ломтик апельсина, и новая записка. «С эстетическим чувством у Габриеля все в порядке», — подумала она. Глотнув сока, Джулия прочла вторую записку: Джулианна! Надеюсь, ты легко найдешь все необходимое для душа. Если чего-то не хватает, прогуляйся в гостевую ванную и открой там шкаф. Рейчел его набила всякой всячиной. Выбирай все, что понравится. Моя одежда — в твоем полном распоряжении. Обязательно надень какой-нибудь свитер. За ночь сильно похолодало. Твой Габриель.