Он тяжёлым шагом, глухо отдающимся в гулкой пустоте помещения, прошёл к столу и вытащил из кармана ожерелье из деформированных кусочков металла. Помотал перед собой, привлекая внимание девушки к серебреным бесформенным бусинам: — Тридцать пуль, — отчеканил он. — Шесть храмовников. Ни одного промаха. И ни одного останавливающего выстрела… И с маху припечатал ожерельем по столешнице. Бухнуло, забренчало, откатываясь, и Алиса вздрогнула, болезненно сжимаясь от недоброго предчувствия. Наставник вытянул стул из-под стола и, поставив прямо перед девушкой, оседлал его, крест-накрест сложив руки на спинке. Взглянул из-под сведённых бровей: — Ты влипла. Убийство двух храмовников при исполнении. Убийство инквизитора-оперативника. Ты понимаешь, насколько утяжелила свою ношу? Прибавив это к смерти почитаемого отца Аттика, ты не оставила себе шансов. — Я не убивала отца Аттика, — делано равнодушно отозвалась она. Отец Борислав пожал плечами: — Это ты будешь рассказывать не мне. После твоего предательства других кандидатов не может быть. И единственное, что теперь может интересовать нас — как сектанты могли сманить подготовленного инициатора. — Я не предавала. Я не убивала отца Аттика, — также безучастно повторила она. Отец Борислав поднялся, прошёлся по комнате, остановился у стола, не глядя, положил ладонь на связку пуль и покатал их, склонив голову и вслушиваясь в тихий недовольный металлический рокот. Внезапно остановился и, обернувшись, в упор взглянул на девушку: — Убийство инквизитора и храмовников ты не отрицаешь? — Нет, — устало ответила она. — Не отрицаю. — Зачем ты это сделала? — Они хотели спалить бета. Глаза наставника остановились, став опасными, похожими на две застывающие капли расплавленного свинца, но голос остался холоден и спокоен: — Ты положила три жизни за приблудное отребье? Сжимаясь, словно возможно распятому стать незаметным и маленьким, Алиса облизала губы, едва покрывшиеся тонкой мембранкой над сожженным мясом, и отозвалась: — Они… Убили бы его. А он ещё совсем… он мог бы ещё… ну… вернуть душу, — Алиса опять облизала губы, ощущая, что пытка взглядом учителя хуже многих мук, — А они, всё-таки, храмовники. Они уже близки к престолу… Их же не отринут… Наставник опустил веки, а лишь затем и отвёл взгляд. — Что ж, — медленно произнёс он. — Как бы ни было тяжко ведро позора, которое ты навлекла на нашу школу, кое-чем мне можно гордиться — ты поняла, что человеческая душа стоит многого… Алиса закрыла глаза, скрывая болезненно-влажный блеск под ресницами: — Не сложно ценить то, чего не имеешь — вожделеешь или потерял, — стократ тяжелее ценить то, что у тебя есть. Отец Борислав кивнул, подтверждая, и снова сел на стул, сложив руки на спинке и опустив на них подбородок. — Дело не столько внутреннее, сколько идеологическое, а значит внешнее… — он прикрыл глаза и продолжил: — Что бы ты поняла, насколько всё серьёзно… Отец Аттик был значимой фигурой для региона. На его подготовку как центра кристаллизации веры Собор затратил три десятка лет и несколько миллионов долларов. Сразу, как только он только начал свою деятельность, его деяния, несомненно, стали самыми удачными и плодотворными среди подготовленных лидеров с начала века. Изгнание бесов, чистка грязных мест, обращение и удачные исцеления дали хороший процент верующих в области, а уж про его влияние на жизнь светскую можно не говорить. Даже его позиционная война с лидером «Роси свободной» Мирошенко давала нам немалую пользу — каждый выпад отца Аттика давал фонтан эмоций среди верующих, а каждый промах сплачивал ряды. Алиса снова облизала губы — наставник рассказывал неспроста. — Конечно, многое можно исправить… Ещё не поздно причислить к великомученикам, наштамповать мирроточащих фотографий… — командор задумчиво почесал подбородок о косточки ладони. — Но он успел бы сделать намного больше, если бы работал всё положенное ему время. И потому за его смерть кто-то должен заплатить. И бросил внимательный взор на девушку. Алиса задумчиво смотрела в лоб нарисованному на стене напротив человеку. Распятый, он чем-то был похож на неё. Может быть, неестественно бледной кожей, схожей с её, едва народившейся после тяжёлых ожогов и ранений. Наставник задумчиво продолжил: — Конечно, у отца Аттика были враги вне нашей системы. Начиная от других формаций — католиков, мусульман, иудеев, язычников, — которые явно не вольготно существовали на вверенной ему территории и точили зуб. Его смерть могли заказать и политики, чьё избрание он не санкционировал среди мирян, но… — наставник убедился, что Алиса, несмотря на отстранённый вид и устало опущенную голову, чутко слушает, и продолжил: — Но все эти версии кажутся маловероятными, если принимать во внимание, что в его устранении участвовал инициатор, который только что упустил главу почти завершённого обряда. Алиса подняла на командора взгляд — пронзительный, ясный, — но что-то сказать не успела — Отец Борислав продолжил: — Внутри ордена всегда были разногласия, испокон веков, но впервые мы столкнулись с тем, что кто-то из церкви стал лидером обряда вызова падшего… И то, что ты упустила его, можно объяснить только двумя способами — тебя купили или ты оказалась слаба перед ним. Первое я отметаю, зная твою преданность идеалам Дома. Значит, речь идёт о том, что тебя заставили поменять хозяина. О том, что неизвестный нам сектант оказался чудовищно силён и перепрограммировал инициатора. А это очень серьёзно. Поэтому так важно, чтобы ты ответила, кто заставил тебя предать церковь. — Я не предавала! Наставник словно не услышал: — Я уполномочен сообщить тебе, что, если ты назовёшь заказчиков, то твоя участь будет не такой тяжкой, как в противном случае. — Неужели? — хрипло спросила она. Отец Борислав пожал плечами: — Твоё тело способно перестраиваться почти мгновенно, в секунды восстанавливаться и изменяться, оно почти неуязвимо, но всё-таки — почти. Не забывай, что в наших силах прекратить твоё существование. Есть способы простые — разрушить до основания мозг, сердце или аппендикс. Но есть и другие… Но все, поверь мне, не будут так приятны, как это делается для бета-йахов. — Да уж, — скривилась Алиса, — сжечь называется приятным методом? Командор поморщился: — Ребята торопились, потому пошли на самый быстрый, но не самый надёжный способ нейтрализации. Вряд ли это убило бы его сразу — на утро пришлось бы отчитывать останки, — но наверняка остановило бы надолго. Однако для тебя у ордена найдутся значительно более весомые меры. — Всё, испугали, — проворчала Алиса, хмуро пряча взгляд. — И что мне делать, если я не предавала Орден и не убивала отца Аттика? — Доказать это. — Чем? — рванулась она. — Я общалась за это время только с отцом Владимиром, вами и бетом! И почти всё время провела в доме или на послушании! — Всё время не нужно, — спокойно ответил наставник. — Убийство произошло вчера сразу после инициации. Ты покинула зону обряда, отправилась в погоню за объектом и после этого не вышла на связь. Отец Владимир видел, что ты направилась вдогонку за машиной, уходящей к еврейскому кварталу, но потом ушла к реке. Именно там через несколько часов обнаружили тело отца Аттика. — Это не я, — коротко ответила она. Посмотрев на неё с жалостью, отец Борислав ответил: — Алиса, в городе нет инициаторов, кроме тебя. Просто — нет. Не упорствуй. Признай. Назови того, кого мы ищем. И знай, что моё слово будет за тебя. А это многое значит… Ты сможешь уйти чисто. Алиса судорожно вздохнула: — Но почему именно инициатор? Это мог быть кто-то иной! — Кровь, — коротко ответил он. — Слюна. У всех йахов практически одинаковый состав, но от людского он слишком отличен. Застонав, Алиса опустила голову: — А беты? Их в городе стало, как минимум, на пять человек больше! Мог кто-нибудь из них… Покачав головой, отец Борислав, отозвался: — Слюна, Алиса, слюна. Она — разная. Да и не решился бы ни один бет порвать человека. Так порвать мог только инициатор, подготовленный к убийству. Порвать и выпить досуха. — Но я не могла! — вскрикнула девушка. — Я сражалась с последним сатанистом, а потом… я оказалась в автомобиле, в реке. Сильный удар, вода… Я в себя пришла только на берегу и сразу ушла домой. Я была ранена, я думала найти его позже… Она испуганно разглядывала распятье перед собой. Губы её шевелились, но слов не было слышно. Отец Борислав, горбясь, как никогда раньше, поднялся со стула и отвел взгляд: — Назови заказчиков и я своими руками помогу тебе упокоиться… Если нет — из тебя это вытянут. И ад земной тебе станет страшнее потерянного посмертия. Он ушёл, так же бесшумно открыв дверь, а Алиса, не мигая, глядя на распятье, осталась висеть на стене, прижатая к серому холодному камню серебрёными оковами. Потянувшись, она вытерла о плечо мокрую щёку. Потом другую. И снова. И снова. … Глава 24 Воспоминание о Разговоре Алиса сидела, прижавшись спиной к холодным камням стены монастыря, и, стиснув руками колени, сжималась в комок, стремясь стать незаметнее и тише. Тут, в самом тёмном углу коридора, тянулась ветвистая щель, едва приметная и неизвестная большинству живущих в храме, но обнаруженная девушками случайно. Трещина меж камней, ведущая прямо в комнату настоятельницы и скрытая там ветхим шкафчиком. Прижавшись к холодной стене ухом, можно было услышать то, что происходило в святая святых монастыря… — Надеюсь, вы понимаете, что подготовленных девушек у нас единицы. Из двенадцати едва ли пройдут инициацию шесть-семь, а уж что говорить про испытание! — это голос настоятельницы Ольги — глубокий, бархатный, но испорченный, словно изъеденный, нотками властности. — При такой производительности нам вскоре придётся набирать сырье не из сирот. Пауза. Алиса сунула кулак меж зубов, боясь случайным звуком выдать себя.