Лиза сделала вид, что обиделась. Поджала губу. Отстранилась и убрала руку. – А что? Чем этот бизнес плох? Чем он не такой, как все остальные? Ты приносишь пользу людям, которые в ней нуждаются. Представь себе, что пара хочет, но не может иметь детей. Почему им не помочь? Не сделать их счастливыми? – повторяла Лиза слова Марины как мантру. – Я это уже где-то слышал. Это тебе твоя знакомая рассказывала? – Борис снял с носа очки и принялся вытирать их кухонным полотенцем. Лиза встала. – То есть ты думаешь, что я понимаю это иначе? Правильно? – Нет, ты права. Так и есть. – Борис напялил очки обратно. – И меня даже не волнуют другие, которые делают то, что ты собралась. Они просто зарабатывают деньги, и все. И ты такая же. И не нужно петь песни про сэ-свой альтруизм. Но ты в отличие от всех остальных меня заботишь. И твой сын, кстати, тоже. И твоя дальнейшая жизнь. – Борис говорил громко, жестикулировал, смотрел прямо и не мигая из-под своих уродливых очков. Лиза не хотела спорить. Она знала, что, если решит, Борис ее не остановит. Но сейчас она была не готова разругаться с ним. – Я поняла, – сказала она. – Я подумаю. Она взяла его под руку, погладила по плечу. Прислонила к нему голову. Борис поплыл. В тот вечер они просидели на кухне едва ли не целую ночь. Они почти не спорили. Много курили. Борис задавал вопросы. Соглашался с ответами. Задавал новые вопросы. И снова соглашался. Потом он рассказал о своем детстве. Лиза выслушала его рассказ. Ни разу не перебила. Он жил на окраине города с бабкой по материнской линии. Мать свою знал только по фотографиям. На вопросы о ней бабка отвечала неохотно и всегда противоречиво. Иногда, не часто, называла его сиротой при живой матери. Борису было грустно. Хотелось знать правду. Оттого в такие моменты хотелось плакать. Но женщина тепло его обнимала, гладила по голове своей полноватой рукой и говорила, что переживем и крепче будем. Когда Борису исполнилось семь и ему нужно было идти в первый класс, бабка умерла. Погибла. Была сбита машиной. Спешила принести внуку новый школьный рюкзак. Наверное. По крайней мере, именно он был в ее руке, когда она перебегала дорогу на красный свет светофора. В интернате было нелегко. Поначалу его часто колотили те, кто жил в доме с самого детства. Но время шло, и постепенно он стал своим. Потом с остальными колотил других, кто попал в дружный коллектив детского учреждения позже. В старших классах он стал и вовсе бесценным кадром. Учился запоем. Потому учился за всех. Единственный за много лет, а может и за все время, окончил обучение с золотой медалью, и его готовы были принять несколько вузов сразу. Он выбрал экономический факультет. Тоже, как и Лиза, мечтал заработать много денег. Работал в банке. Делал карьеру. Квартиру купил. Потом опять учился. Заочно на юрфаке. Сейчас диссертация. И вот ему тридцать пять, а у него ни жены, ни детей. Конечно, у него необычная внешность, но он не идиот и может заработать. Жилье есть. Но зачем, если тепла нет? – Тепло – это такая штука, которая если пришла в детстве от матери, то останется навсегда. Если не пришла, то никто тебе это тепло уже не даст. Будешь бобылем по жизни. Холодным и расчетливым, – размышлял Борис. – Ну что ты, – сказала, дослушав рассказ, Лиза. – Ты такой теплый. Она прониклась его историей. Представила, как бы жила без матери. Без матери было бы хуже. Хоть и непростая ей досталась мать, но она была. Вслух Лиза спросила: – Ты помнишь, я тебе про свое детство рассказывала? У меня тоже сложности были. Не такие, как у тебя, конечно. – Помню, – Борис взял ее за руку. – Я к чему это рассказал? К тому, что ты нужна своему ребенку. Сделай его жизнь лучше, чем есть у тебя. Это важно. Если каждая мать или отец будет делать своего ребенка счастливее, чем он сам, умнее, глубже, теплее, может, и все вокруг станет лучше, а? – Ну а я что хочу? – не унималась Лиза. – Я же на эти деньги ребенка содержать буду. И делать, как ты говоришь, его жизнь лучше. Борис вздохнул. – Бестолковая ты, – сказал он по-отечески. – Не слышишь ты меня. – Я все слышу, – сказала Лиза. – Обещаю подумать над твоими словами до завтра. Глава 8 Сергей прервал ее размышления. – Анна, а как смерть, которую вы хотите расследовать вместе со мной, связана с тем, что вы мне рассказываете? Женщина снова посмотрела на часы. – Где же твое сочувствие, Сережа? – спросила она наигранно укоризненным тоном. – Ты же пять минут назад говорил мне о том, как ты меня понимаешь, – ухмыльнулась женщина. – Я заслушался просто. А сейчас вдруг вспомнил причину, почему мы здесь собрались. Я бы не хотел излишне поддаваться эмоциям. Они только вредят работе, – ничуть не смутившись, ответил Сергей. – Кого все-таки, по вашему мнению, убили? – он подчеркнул интонацией фразу «по вашему мнению». Анна согласно кивнула. – Одну из моих двойняшек, я полагаю. Сергей вытянул руки на столе. Откинулся на спинку кресла. – Что означает слово «полагаю»? Вы не уверены? – Не совсем, – ответила Анна. Детектив встал. Потянулся слегка. Вышел из-за стола и стал расхаживать по офису, держа руки за спиной. – Следовательно, – сказал он, – есть дочь, в смысле была. Эта дочь, может быть, и не дочь вам вовсе. Она умерла, но вы подозреваете, что она убита. Вы ищете справедливости, несмотря на то, что это может быть совсем чужой вам человек? Так? – В общих чертах все верно, – Анна следила взглядом за тем, как Сергей расхаживал взад-вперед по комнате. – А зачем? – развел руками Сергей. – Для чего? – невозмутимо переспросила Анна. – Понятно, чтобы вывести убийцу на чистую воду. Ты ведь не стал искать его, когда был капитаном. Может, сейчас станешь? – Она посмотрела на него пристально, будто заставляя вспомнить о каком-то давнем деле, с которым у Сергея что-то пошло не так. Сергей остановился спиной к женщине и потер ладонями лицо, словно отгоняя от себя желание спать. – Ну, тогда рассказывайте подробности о том, где я оплошал. Остальные вопросы я задам по ходу событий, если нам с вами это будет нужно, – вздохнул детектив. Теперь он понимал, что эта женщина пришла к нему неспроста, не по объявлению и не по рекомендации. Она считает, что, как зачастую бывало в ментовской жизни, на что-то Сергей закрыл глаза. «Все закрывают, – оправдывал он себя. – Нам нужна хорошая статистика. Причем всем нам. И тем, кто в погонах, и гражданским. Потому, если явных признаков убийства нет и никто отчаянно не требует справедливости, дело закрывают из-за отсутствия признаков насильственной смерти, а значит, состава преступления. А с кем это может быть? – размышлял он. – Понятно – неопознанные трупы, всякие потеряшки, люди без родственников». Сергей вспомнил утреннюю историю про девушку из Москвы-реки. Тут же в памяти всплыли события его капитанской молодости. Он прикинул, что девушкам было лет по двадцать пять, возможно, с небольшим. Одна из них вполне могла быть дочерью Анны. – Странные совпадения происходят. Вы сегодня новости в интернете читали? – обратился он к женщине. – Про девушку из реки? – спросила она. Анна едва улыбнулась. Она обрадовалась тому, что Сергей ничего не забыл и будет проще все объяснять. – Понятно, – кивнул детектив. – Давайте с вами чаю выпьем. Что-то совсем как-то холодно и грустно. Обещаю больше вас не перебивать. Ну, разве что только для уточнений и наводящих вопросов, – предложил Сергей. – Ну давайте, – Анна перешла снова на «вы», то ли машинально, то ли осознанно, из уважения к проницательности Сергея. – Именно поэтому и пришла сегодня, – проговорила она, наблюдая, как мужчина кипятит чайник, достает чашки, раскладывает по ним чайные пакетики. – Я долго думала, стоит ли ворошить прошлое. Есть ли какая-то связь между событиями, я тоже не знаю. Но хочется умереть спокойно. – Я бы, конечно, повторил, что понимаю вас, но, увы… Хорошо, давайте ворошить прошлое, и продолжим с того места, на котором остановились полчаса назад. – Сергей принес и поставил перед ней чашку. – Осторожно, горячий, – предупредил он. Вторую чашку он поставил себе. Возвратился за стол. Пригубил. – Я не спросил, вы с бергамотом чай пьете? Некоторым не нравится. Женщина махнула рукой, показывая, что все в порядке. – Итак, ваша мать усыновила ваших детей, – напомнил детектив. Анна закашлялась. – Это не совсем так, – произнесла она и заметила вопрос во взгляде сыщика. – Только одного. Мать написала, что второй ребенок в интернате заболел пневмонией. Его не смогли спасти. Еще просила, чтобы я не возвращалась к ним после освобождения. Что я никудышная мать и все такое. – Она говорила тяжело, тихо. Видимо, болезнь хватала ее временами за горло. Перед тем как вцепиться окончательно и уже не отпускать до самой смерти. – В общем, за четыре года я свыклась с этой мыслью. Не вернулась, – закончила она и сделала глоток чая. Сергей сложил руки на груди. – Угу, – промычал он. – Что было после освобождения? Анна склонила голову влево, смотрела в пол. – Вы себя плохо чувствуете? – спросил Сергей. «Зачем ей это все нужно? – думал он и отвечал сам себе: – Чувствует себя виноватой перед детьми? Прощения ищет? Убийцу чужой девочки хочет найти? Как будто спасти свою? Избавиться от вины перед смертью? Или хотя бы ее притупить?» Отчасти он понимал. Умирать страшно. Бывали в его жизни – он еще опером служил – пару раз ситуации, когда нужно было достать оружие и стрелять. Это не совсем одно и то же. Не болезнь, конечно. Там или ты, или тебя. Да и на рожон он никогда не лез. Так, чтобы воочию старуху с косой увидеть. Рядом были бойцы, профессионалы, которые шли первыми. Никого ни разу даже не ранили, не то чтобы убили. Здесь понятно, что игра в одни ворота и наступление факта неизбежно. Он не знал, как вел бы себя на месте этой женщины на самом деле. Пока он думал о смерти только то, что она далеко. У кого-то другого. – Анна? – повторил он. – Я слышу, – тихо сказала женщина. – Все в порядке. Вспоминаю просто, – продолжила она. – Я познакомилась с разными людьми на зоне. Там ведь не только отмороженные сидят. Освободилась я во второй половине девяностых. Время было лихое. Но и я оказалась пробивной. На одном из рынков работала. Сначала помощницей. Потом директором. А дальше сеть своих магазинов с партнерами открыли. В общем, за десять лет неплохо заработала на оставшуюся жизнь. Можно и больше, конечно. Да куда? – А дети? В смысле ребенок? Вы так и не виделись? – Я узнала, что мать умерла. А сына опять приняли в детский дом, – быстро ответила Анна. Она снова взяла сигарету.