Дальнейший разговор с Николовым ничего не прибавляет к нашим сведениям о неведомом гражданине Зурихе Михаиле Александровиче. Впрочем, подлинность и этой фамилии вызывает у нас серьезные сомнения, как и одесского адреса этого типа, не говоря уже о телефоне в Москве. Мы прощаемся с Николовым. – Смотрите, – напоследок говорю я, – в наших взаимных интересах, чтобы вы не очень болтали о состоявшемся разговоре. Николов молитвенно прижимает руки к груди, и по глазам его я вижу: он надеется, что так же немы будем и мы. – В этом вы можете быть абсолютно уверены, – горячо заверяет он. – И если придет письмо от Зуриха, – добавляет Игорь, – не откажите в любезности, прежде чем ответить, показать его нам. – Даже не сомневайтесь! И Николов уходит, осторожно прикрыв за собой дверь. Отправляется получать новый паспорт. А через некоторое время появляется Рогозин. Он уже успел побеседовать со Страховичем. Тот повторил рассказ Николова, сообщил, что с Зурихом он вместе сел в поезд в Куйбышеве, и того провожал на вокзале какой-то молодой худощавый мужчина, которого Страхович может в случае необходимости опознать, он его хорошо запомнил. В пути Зурих ничего интересного для нас Страховичу не сообщил. Итак, командировка наша закончена. Дневным рейсом мы вылетаем в Москву. Мы везем пренеприятнейшие новости. Ни о чем другом мы сейчас просто не в состоянии думать. – Спорить могу, – говорю я, – Зурих – это тоже обман. Никакой он не Зурих. И ты подумай, каков наглец! Украл у человека паспорт, живет по нему и еще осмеливается приглашать свою жертву в ресторан. Это же надо! – Неспроста, – Игорь качает головой. – Припасает его для будущего. Подходящий человечек. К тому же архитектор, к строительству близок. Будет он просто так его приглашать, как же. – Где и кого теперь искать, вот вопрос. – Придется искать, между прочим, и Зуриха Михаила Александровича. Наверное, этот тип и у него документы украл. – Не обязательно. Мог эту фамилию и придумать. – Все равно, – упрямо повторяет Игорь. – Надо проверить. – Сколько еще впереди проверок, – со вздохом говорю я и, щурясь, смотрю в иллюминатор. Самолет идет на посадку. В кабинете у Кузьмича мы застаем Валю Денисова. Главное они уже знают, главное мы сообщили по спецсвязи еще из Пензы. Теперь мы выкладываем все подробности и детали. Когда я называю одесский адрес, оставленный Зурихом, Валя спокойно замечает: – Это тот самый адрес. Я как ужаленный поворачиваюсь к нему. – Какой «тот самый»? – Разве ты забыл? – удивляется Валя. – Это же адрес Галины Кочерги, продавщицы комиссионного магазина. Мы сразу вспоминаем Валину таблицу – конечно, он знает ее лучше всех нас! – и среди четырех человек, нет, пяти – неизвестный из маленького городка Пунежа там ведь тоже обозначен, – всплывает эта самая Галина Кочерга. Почему же именно ее адрес дал Зурих? Просто подвернулся в памяти ему этот адрес? Ну нет. Вряд ли это случайность. А раз так, то, может быть, не выдуман и номер телефона в Москве? Но из этого следует, что Зурих решил установить двустороннюю связь с Николовым. Значит, он ему нужен. Зачем только? – Надо проверить этот телефон, – говорит Кузьмич и поворачивается ко мне. – Завтра же утром проверь сам, – и уже другим тоном продолжает: – Ну-с, что еще дает нам этот эпизод? Кузьмич, набычившись, вопросительно оглядывает нас поверх очков. – Он приехал в Москву из Куйбышева, – задумчиво говорит Игорь. – А в Куйбышеве живет… кто-то там живет из таблицы. – Олег Иванович Клячко, – без запинки произносит Валя. – Врач городской поликлиники. – Так, так, – кивает головой Кузьмич. – Это мы тоже не забудем. Что еще? Ну, еще этот эпизод пополняет наши сведения о внешности Зуриха, о его повадках, тактике. Впрочем, у нас этого материала и так хватает. Мы знаем его манеру общения с женщинами – например, с Варварой, со случайными знакомыми – например, с Виктором Сбоким, а теперь и со Страховичем, с людьми, ему нужными, вроде Пирожкова, Николова или администратора гостиницы Веры Михайловны. Теперь надо узнать, как общается он со своими друзьями и сообщниками, какие отношения у него с ними. Надо узнать все, что можно, и о них самих, ведь они могут привести нас и к самому Зуриху, должны привести. Таких ниточек у нас пока нет в Москве. А среди этих людей пока что самая интересная фигура – это, пожалуй, Галина Кочерга из Одессы. Вот примерно так рассуждаем мы, и, когда доходим до этой последней мысли, Кузьмич впервые вмешивается и обращается к Вале: – Ну-ка достань свою таблицу знаменитую. Валя развязывает папку, и на столе Кузьмича появляется всем нам знакомая таблица. Он ее бегло проглядывает и недовольно замечает: – Где же данные об этих четырех? – Вы мне дали на это два дня, – невозмутимо отвечает Валя. – А прошел один. Завтра будут данные. А пока что установлено, что трое из четырех уже прибыли к месту назначения. При этом все они опоздали туда на три дня, считая с момента отъезда из дому и, конечно, с учетом дороги, даже если ехать поездом. Вот такая пока картина, Федор Кузьмич. – Гм… Интересная картина, – задумчиво произносит Кузьмич и смотрит поверх очков на нас с Игорем. – Что скажете, милые мои? Меня почему-то начинает разбирать смех. – Значит, конференция продолжалась три дня, Федор Кузьмич, – говорю. – Ну, если день приезда и день отъезда за один считать, как положено, то два дня на заседания ушли. Повестка дня большая и докладчиков много… – Ты не очень-то веселись, – с неожиданной серьезностью обрывает меня Кузьмич и спрашивает у Вали. – Кто еще не приехал на место назначения? – Галина Кочерга, – вставляю я. – Ручаюсь. – Не угадал, – качает головой Валя. – Не приехал еще из Куйбышева в Астрахань врач городской поликлиники Олег Иванович Клячко. – Отец-то его в самом деле там умер? – с интересом спрашивает Игорь. Кажется, наш стремительный бросок в Пензу и обратно неплохо на него подействовал. Игорь заметно встряхнулся и начал проявлять интерес к окружающему миру и, в частности, к нашим делам. – А ты как думал? – усмехаюсь я. – По-твоему, притворился старик, что ли? – Есть ли он там вообще, – сварливо возражает Игорь. – Вот с чего бы я начал. – Завтра доложу, – обещает Валя и делает аккуратную пометочку в своей таблице. – Тогда надо проверить и остальных, – говорю я и, придвинув к себе таблицу, перечисляю. – И Сокольского Ореста Антоновича из Ленинграда, заместителя директора промторга, который выехал… куда же он выехал?.. Ага! Вот. В Харьков, в командировку. Дальше. Палатова Леонида Васильевича из Ростова, заместителя начальника отдела капитального строительства завода. Он тоже якобы в командировку отправился, в Свердловск. Интересно, каким числом им прибытие туда отметят? Ну и вот Галина Кочерга поехала к больной матери в Краснодар. Тогда надо и это выяснить. Больна ли матушка, к примеру. – Ну и что? – упрямо говорит Игорь. – Раз надо, так надо. Трудно это? Валя не спорит, он лишь делает пометки в своей таблице, вернее, он прибавляет в ней еще одну графу. Предыдущая у него гласит: «Куда выехал 28 октября?», а новую Валя обозначает: «Проверка причины выезда». Между прочим, это уже одиннадцатая по счету графа. Валина таблица становится уникальной и бесценной. Без нее мы бы давно запутались, честное слово. Из вертикальных граф пока целиком пусты две: «Данные местного отд. мил.» на всех пятерых лиц, указанных в таблице, и новая графа «Проверка причины выезда». А вот из горизонтальных строчек лишь одна заполнена меньше чем наполовину, та, где в графе «Место жительства» стоит «Пунеж». Здесь зияют пустотой и важнейшие графы «Ф.И.О.», и «должность», а также «Куда выехал 28 окт.». Да, Пунежем еще предстоит заняться особо. И, словно прочтя мои мысли, Кузьмич с ударением произносит: – Еще про Пунеж не забудьте. С кем там этот Зурих говорил полторы минуты, интересно знать. – Срочный разговор, – добавляет Валя. – С вызовом на переговоры. И среди дня. А все остальные разговоры состоялись вечером, по личным телефонам. – Можно туда скатать, в этот Пунеж, – предлагаю я. – Ты пока проверь тот телефончик, – говорит Кузьмич. – Завтра же с утра проверь. А ты, – поворачивается он к Игорю, – продумай вопрос с этим Пунежем. Вот так. Ну и хватит на сегодня. Светка встречает меня неожиданно холодно, даже, я бы сказал, сердито. Она почему-то вовсе не кидается мне на шею. И никакой радости в ее глазах, как мне кажется, нет. Сдержанно подставив мне щеку для поцелуя, она говорит, пока я снимаю пальто: – Как быстро ты вернулся. Ну, проходи. – Светка, – говорю я с беспокойством, – ты почему такая странная? И совсем мне не рада. Что случилось? Я же знаю, долго дуться и отмалчиваться Светка не может, ей непременно нужна ясность во всем, все точки над «и» должны быть немедленно расставлены. – Ты нехорошо поступаешь, – говорит Светка. – Некрасиво. Она кутается в яркий синий мохеровый шарф, который ей ужасно идет, и забирается с ногами на тахту, подальше от меня. Ее слова для меня полнейшая неожиданность. – Некрасиво поступаю? – удивленно переспрашиваю я, опускаясь на краешек тахты. – Да, некрасиво. Когда ты вчера уехал, Алла мне все рассказала. Ну как ты мог? – Что же она тебе такое рассказала? Я невольно улыбаюсь. Мне уж ясно, что это какая-то чепуха, что Алла что-то просто выдумала, ее распаленное воображение вечно рисует самые несуразные картины. Но Светка даже розовеет от возмущения, и глаза ее становятся совсем уже сердитыми. – Не смейся, пожалуйста, – резко говорит она. – Это вовсе не смешно. Оказывается, у Игоря кто-то есть, какая-то женщина? Которую зовут Лена? И это ты их познакомил? Как тебе не стыдно. – Ну, это уж неправда, – смущенно возражаю я. Смущение мое объясняется тем, что ту девушку действительно зовут Лена, и я ее знаю. Все остальное, конечно, Алка выдумала. Непонятно только, откуда она узнала про Лену, ведь Игорь ей ничего не говорил. – Что именно неправда? – сердито уточняет Светка.