— Ну, Дейлина! — выдавливает сквозь смех. — Не ожидал. Молодец! Все-таки есть у тебя зубы, а я думал, ты совсем бесперспективная. Ох… — натужно выдыхает он, вытирая слезы, и встает. — Ладно, болтайте, только недолго. А то цессяне решат, что я вас тут обеих насильно удерживаю. Снова хохочет, на этот раз практически беззвучно, и исчезает за дверью, ведущей в столовую. — Что происходит? — Лурита по-прежнему ничего не понимает. Приподнимается, усаживаясь на кровати, встряхивает головой и сжимает ее руками, пропуская волосы сквозь пальцы. — Голова кружится, — жалуется. — Еще бы она не кружилась! — шиплю максимально тихо, оглядываясь и проверяя, плотно ли закрылся проем. — Это ты мне скажи, что происходит! Ты что тут вчера натворила? — Я? — Девушка хмурится, осматривает помещение, наконец замечает, где находится и в каком виде. Ахает, прикрывая ладонью рот, и округляет глаза. — Дей, я что, с ним спала?! — Он тебе снотворное дал, — успокаиваю подругу. — Похоже, ты тут настоящий спектакль разыграла. И малость перестаралась. Так? Лурита краснеет, бормочет что-то невразумительное, потом молчит, покусывая губы. — Я думала, он меня оттолкнет, — наконец шепчет едва слышно. — Когда пришла, Джаграс в такой ярости был, ты не представляешь даже! Ругался, грозился собственными руками задушить тебя, неблагодарную. Сначала приказал мне убираться вон, едва за дверь не выставил. А когда я намекнула, что расскажу о его словах Атиусу, затащил обратно. Ну и… да, я увлеклась. А он, решив, что я ему симпатизирую, сказал, что я похожа на маму — такая же настырная и непредсказуемая. А еще в запальчивости не заметил, как назвал меня ее именем. Дей… — Лурита говорит настолько тихо, что мне приходится склониться к ее лицу. — Мне кажется, Джаграс был в нее влюблен, а она его не любила, раз замуж за моего отца вышла. Вот твой дядя и обозлился на всех иперианок. Потому и не женился. Представляешь, как ему было нелегко! — А теперь ты компенсируешь ему то, что он не получил от твоей мамы! — не удерживаюсь я от укора. — Он же тебя не выпустит, пока не добьется полноценной симпатии! Ну и того, что из нее вытекает, — недвусмысленно кручу рукой в воздухе, зная, что она и так все прекрасно понимает. — Пусть так, — шепчет иперианка. — Дей, мне его жаль. Это очень больно — не иметь возможности быть с тем, кого любишь! Ну вот. Классический пример того, как проявляет себя спровоцированное мужчиной влечение, если девушка позволяет ему развиться. Теперь у Луриты только один-единственный способ обрести свободу и избавиться от болезненной тяги к дяде — с ним переспать. Надеюсь, что он не будет с этим тянуть. Знает ведь, что чем раньше это произойдет, тем быстрей исчезнет влюбленность. — Может, тебе вернуться в свою каюту? — Хотя и понимаю, что вопрос бессмысленный, но все же его задаю. — Нет… — Лурита весьма активно мотает головой. — Я останусь. Останется. Понятно, что для нее сейчас объект, к которому организм чувствует физическое влечение, на первом месте. То есть я на пару дней лишаюсь подруги. Мне придется довольствоваться компанией Кераса или же, как предлагал Атиус, взять себе временную компаньонку из цессянок. На второе я так и не решилась. Предпочла гулять по кораблю в сопровождении альбиноса и еще двух телохранителей. Те, правда, старались держаться на расстоянии и в процесс моего знакомства с бытом цессян не вмешивались. А вот Керас, наоборот, весьма активно и охотно обо всем рассказывал и все показывал. Жилые секторы, которых здесь, оказывается, не два, а целых шесть! Просто в плане вильюрера остальные не высвечивались, потому что там сейчас нет гостей. Оружейные склады, где в боевой готовности ждет своего часа устрашающая на вид военная техника. Технические зоны, снабжающие весь корабль энергией, пищей, материалами. Места для активного отдыха персонала и гостей. К ним, кстати, относится не только спортивный комплекс, но и некое подобие оранжереи — уголок настоящей природы среди безжизненных механических конструкций… Одного дня на то, чтобы все осмотреть, мне не хватило. Впрочем, мой экскурсовод против того, чтобы я его использовала в этом качестве и на следующие корабельные сутки, не возражал. Видимо, было у него на это разрешение Атиуса. Жаль только, что разговорчивость Кераса ограничивалась исключительно сведениями, необычайно интересными с позиции жизненного опыта, но которые ничем не могли помочь мне в реализации моего плана. На личности альбинос не переходил, о своей семье ничего не рассказывал, я даже не смогла выяснить, женат ли он и имеется ли у него фаворитка. Мое разочарование достигло максимума к концу второго дня, когда я окончательно убедилась, что сглупила, выбрав мужчину в качестве источника информации. А потому спать я легла с твердым намерением на следующий день затребовать другое сопровождающее лицо. Женского пола. Десять кораблей на фоне глубокой черноты космоса… Летят параллельным курсом, так близко, что можно детали конструкций рассмотреть. И не просто рассмотреть, но еще и выводы сделать. О чем? Ну хотя бы о том, что три корабля цессянских. Обтекаемые формы, гладкие элементы, да и белый цвет корпусов об этом недвусмысленно свидетельствует. Культивируют альбиносы свое пристрастие к этому колеру. А вот принадлежность остальных кораблей остается для меня загадкой. Два синих, плоских, словно блинчики. Два фиолетовых, больше похожих на вертикально поставленные столбы с нанизанными на них кольцами. Один серый, почти круглый, ощерившийся иглами и снабженный двумя длинными хвостовыми лопастями. Еще один — красный, напоминающий иглу, расширенную в передней части и сильно сужающуюся в задней. Последний корабль самый необычный — зеркальный. И поэтому точно описать его форму необычайно сложно. Я его даже не сразу заметила. И вообще поначалу приняла за дефект на экране, который показывал мне ближайшее к крейсеру космическое пространство. — Красота какая… — с придыханием констатирую, налюбовавшись впечатляющим зрелищем. — А чьи это корабли? Вопрос заставляет мою новоявленную компаньонку, которую Керас соизволил ко мне приставить, замереть. Несколько секунд она соображает, что ответить, и наконец испуганно лепечет, пряча глаза: — Простите, но я не знаю… И сразу понятно становится, что все она знает, просто сведения относятся к категории не подлежащих разглашению. Потому я и не настаиваю. Для меня информация не самая важная — просто любопытно, а у девушки будут проблемы. Она и так в постоянном напряжении. Ее основательно нервирует новая, свалившаяся на голову работа. И понять цессяночку можно: из сотрудницы службы поддержки внутренней связи на корабле превратиться в няньку для фаворитки принца. Совершенно иная специализация. Вот только у Кераса на этот счет оказалось свое мнение. Несомненно, основанное на том, что альбиносочка ему родственница. Жена или фаворитка, мне не соизволили сообщить, но при любом варианте контролировать и управлять ее действиями ему проще. — Не важно. — Я с легкостью снимаю поставленный вопрос, стараясь хоть этим расположить девушку к себе. Следом за ней иду на выход, потому что время уже позднее. Мы и так в обзорке два часа провели. — Спасибо, что показала мне зал. Я ведь сюда даже не додумалась бы зайти. Сколько раз с Керасом мимо проходила! И почему на корабле все стены одинаковые? Ни указателей, ни рекламы. Представляешь, как было бы замечательно… — Я оглядываюсь на закрывшийся за нашими спинами проем, широким жестом развожу руки, показывая, где именно должна располагаться сия надпись, и возглашаю: — Не проходите мимо! Только для вас — грандиозные и завораживающие дали открытого космического пространства! Моя спутница наконец-то улыбается, видимо, все же открытость и непринужденность общения срабатывают. Однако на этом все и заканчивается. Комментариев я от нее не слышу, как и объяснений. Уверена, Керас и тот больше бы рассказал. Я взвыть готова! У меня ощущение, что я бьюсь в дверь, которая накрепко замурована и открываться не желает. Именно поэтому, после того как оказываюсь на пороге своей каюты, от дальнейшего общества альбиносочки тактично отказываюсь и отпускаю ее на все четыре стороны. Второго раунда игры «уйди от прямого ответа» я не вынесу, первого, утреннего, мне более чем хватило. Ведь на любой вопрос меня посылали… во дворец. «Какие платья носят на Цессе?» — «Вас это не должно беспокоить. Во дворце прекрасные портные, они подберут идеальный гардероб». «Ты так замечательно уложила волосы! Где-то училась?» — «Это умеет делать любая цессянка. Но парикмахеры во дворце, разумеется, учатся специально». «На корабле есть дети?» — «Нет, но во дворце они будут. Вы все сами увидите». Как я не взбесилась — уму непостижимо. Отставку она принимает с облегчением, которое явно читается не только в выражении сиреневых глаз, но и в том, с какой скоростью девица исчезает за поворотом коридора. А я после ужина и оставшихся вечерних часов в одиночестве решаю, что пора вытаскивать из дядиной каюты Луриту. Мне подружка нужнее, чем дяде, а двух суток, чтобы разобраться с возникшим у нее влечением, им должно было хватить. Вот только мысль эта приходит мне в голову лишь тогда, когда я уже переоделась, в кровать залезла и все постельные принадлежности скомкала в бесполезных попытках уснуть. В моем воображении Лурита, о которой я беспечно забыла, оставив на растерзание дядюшке, меня звала, плакала. В моей голове рождались резкие, жесткие слова обвинений, которыми он ее награждал и унижал вместо того, чтобы пожалеть. И использовал… в свое удовольствие. Два дня! Бедная, как она это выдержала! А я? Как я могла о ней не побеспокоиться? Не проведать и не проверить, как у нее обстоят дела? Вертелась я и мучилась угрызениями совести до тех пор, пока простыня не сорвалась с одного из фиксаторов. Попробовала привести ее в порядок — окончательно выдрала из других; попыталась натянуть самостоятельно — поняла, что одной сделать это можно, только имея минимум три руки. Выругалась. Схватилась было за вильюрер, чтобы вписать в него свое намерение покинуть каюту, место назначения и соответственно сообщить о своей готовности дождаться сопровождающего, а потом передумала. Во-первых, Атиусу до меня нет дела, раз за все это время он ничем и никак не дал о себе знать. Следовательно, на запрос отреагирует Керас, который меня курирует. А он, вне всяких сомнений, уже спит. Как я могу прервать его крепкий и столь необходимый сон? Во-вторых, Керас, возможно, спит не один, а с женой. Или фавориткой. То есть с некоторой долей вероятности не совсем спит. А я не хочу лишать идеальную цессянскую семью маленьких радостей жизни! В-третьих, предупреждать дядю себе дороже. Он подготовиться успеет и наверняка какую-нибудь пакость придумает. Например, предупредит того же Кераса. То есть опять же бедный альбинос лишится законного отдыха. В-четвертых… Так. Стоп. Трех оправданий вопиющего несоблюдения данных мне указаний более чем достаточно. Решив не тратить время на долгий процесс переодевания, просто заворачиваюсь в светло-зеленую простыню, которая, в силу своих размеров, легко превращается в плащ. Даже с капюшоном. Потому что привлекать к себе внимание ни черным одеянием (ведь нет у меня светлых платьев), ни такими же волосами я не желаю. Предпочту остаться неузнанной. А если все же кто-то настырный попадется на пути и пожелает выяснить мою личность… — Ты же мне поможешь? — нежно глажу шигузути, прильнувшего к груди. Плотно запахиваю импровизированную накидку, скрепляя для надежности маленькими магнитными фиксаторами, надвигаю на лицо капюшон и выскальзываю в коридор. Просто счастье, что цессянская служба безопасности не выставила перед моей каютой охрану! Впрочем, этим я прежде всего сама себе обязана. Потому что убедила Атиуса в своей лояльности и послушании. Ведь все это время регулярно извещала его о своих планах. «Ночь» на крейсере ощутимо отличается от «дня». Да, они, как и на Рооотоне, весьма условные, но все же цессяне стараются имитировать световой режим, который имеется на их планете. Вот и оказываюсь я в совершенной тишине и полумраке. Приятное сочетание. Настолько, что я, не желая нарушать гармонию, с непередаваемым удовольствием снимаю туфли и закидываю их в каюту. А потом босиком, бесшумно и легко, едва ли не подпрыгивая от радостного воодушевления, которое наполняет душу, скольжу в неверном голубоватом свете напольных светильников. Как же это замечательно, когда тебя никто не контролирует! Когда ты точно знаешь, что никого нет рядом! Когда нет необходимости следить за тем, что делают другие, и искать в этом скрытые мотивы. Когда не нужно продумывать каждое слово, движение, жест, взгляд, шаг… Шаг. Еще один. Останавливаюсь, сообразив, что, пребывая в радужной эйфории, перестала следить за маршрутом и теперь не понимаю, куда идти дальше. Из своего жилого сектора я вышла, а во второй, где каюта дяди, не попала. Наверное, повернула не туда. Возвращаюсь обратно… То есть мне кажется, что возвращаюсь, а на самом деле снова попадаю не в ту точку пространства, в которую хотела. В общем, теряюсь окончательно. План корабля, который услужливо высвечивается на моем коммуникаторе, не шибко помогает. Указателей нет, и мне никак не удается сориентироваться и определиться с местом нахождения. Я как в воду глядела, когда цессянке на однообразие коридоров и стен жаловалась. И даже помощи попросить не у кого — я ведь не в технической части корабля, а в жилой. Тут покой пассажиров никто не тревожит. Тем более ночью. Постояв в раздумьях и прикинув, как именно шла до этого, я все же корректирую маршрут и ухитряюсь выйти на развилку шести коридоров, которую мне удается соотнести с аналогичной на карте. Некоторое время колеблюсь, определяя правильное направление. Выбираю коридор, в глубине которого виднеется расширение с голубыми диванчиками и растениями. Я точно такое видела в прошлый раз, когда шла с Керасом к дяде, — убеждаюсь в этом, едва подхожу ближе. А дальше все просто: второй поворот от него, ведущий вглубь сектора, третья по счету дверь… Прикладываю ладонь к датчику оповещения, ожидая, пока дядя мне откроет. Морально готовлюсь к очередной порции колкостей, насмешек и нравоучений, однако приятно удивляюсь, когда дверь просто приглашающе раскрывается, а за ней не оказывается никого. — Заходи! — Приглушенный шумом воды и от этого трудноразличимый голос доносится из ванной. Ну а чего еще я ожидала, явившись без приглашения? Он и в прошлый раз из нее вынужденно вылез, когда мы с безопасником явились. Наверняка сегодня решил, что можно обойтись и без повторения этого подвига. Кстати, а ведь это шанс быстренько утащить Луриту, пока он занят! А потом пусть Атиус или Керас дядюшкины претензии выслушивают! Главное, подружка уже будет у меня. Бегло осматриваюсь, радуясь, что не закрыла дверь и сквозь проем в каюту попадает хоть немного света, ведь в ней самой освещения нет совсем. Однако, как и в прошлый раз, девушки не обнаруживаю. Уже спит? Или опять спит? Может, дядя ее постоянно на лекарствах держал? Мне становится не по себе. Чувство вины и страха за подругу охватывает гораздо сильнее, чем та радость, с которой я сюда шла. Неужели я снова совершила ошибку, когда позволила Лурите остаться?! Бросаюсь к занавеси, за которой стоит кровать. — Лурита, — зову тихо. Ответа не получаю и забираюсь на спальный плацдарм, добираясь до темного возвышения в центре. — Лу-ри-та! — принимаюсь его трясти и… Ой! Вместо того чтобы почувствовать плотное тело, мои руки неожиданно проваливаются в мягкую массу одеяла, под которым… Под которым никого нет! А где же подружка? В ванной вместе с дядей? — Почему так рано? Я думал, у меня еще есть время, — как гром с ясного неба обрушивается на меня сильный и совершенно незнакомый мужской голос. Замираю, ощутив, как от испуга и понимания того, что оказалась в чужой, а не дядиной каюте, меня словно холодным душем окатывает. В этот самый миг исчезает наваждение, которое толкало меня на совершенно безумное ночное путешествие, и я с пугающей ясностью понимаю, какие творю глупости. Вот я идиотка! Что вообще на меня нашло? Такое чувство, будто кто-то за меня решил, что именно нужно делать и, отключив рациональное мышление, заставил исполнить задуманное. Наваждение! — Если ты не против, я свет не буду включать, — говорит мужчина. В комнате становится совсем темно, потому что он закрывает дверной проем, а затем я слышу мягкие шаги, приближающиеся к кровати. То, что занавесь отдергивается, я тоже больше на слух воспринимаю, да еще движение воздуха ощущаю, а потом и волнообразное, укачивающее колебание матраса, когда незнакомец на него опускается. Несколько секунд он сидит в молчаливом напряжении, словно прислушивается к моему сбившемуся, частому дыханию и бешеному стуку сердца. — Прости, я не хотел, чтобы так получилось, — наконец вздыхает, словно понимает, насколько я напугана, и не хочет пугать еще сильнее. И я слышу беспокойство в его голосе, когда в темноте раздается вопрос: — А ты уверена в своих желаниях? Не ошиблась? Если до этого я еще сомневалась в том, кого именно он ждал и зачем, то теперь мне все становится ясно: девушку, чтобы возникшее к нему влечение убрать. Дихол! Да это не военный крейсер, а рай для озабоченных мужчин! Впрочем, не похоже, чтобы он намеренно провоцировал. — Ошиблась, — быстро бормочу. — То есть… извините… Я каюты перепутала. Не к вам шла. Ошарашенное молчание в ответ, и я, осторожно нащупывая путь, принимаюсь отползать к противоположному краю, намереваясь слезть и сбежать. — Не ко мне? — растерянность и любопытство словно соревнуются в голосе незнакомца. — Подожди, пожалуйста, не уходи, — просит он настолько искренне, что я невольно останавливаюсь, так и не покинув уютных просторов кровати. — Зачем? — интересуюсь и напоминаю: — Вы ведь другую девушку ждали. Она скоро придет. — Не скоро. Через полчаса. Я потому и удивился, что ты так рано появилась. Скажи, только не обижайся, пожалуйста… ты ведь… — Он запинается, но все же заканчивает: — Ты ведь к кому-то шла? Я хочу разобраться. Возможно, у вас это принято? Постановкой вопроса я заинтересовываюсь: — У кого — «у нас» и что именно?