– Неужели удалось? – непроизвольно вырвалось у меня. – Да, месяц назад закончились испытания нового двигателя Тринклера-Костовича, который позволит дирижаблю Сантос-Дюмона с доработками графа Цеппелина доставить на расстояние в полторы тысячи вёрст, как ты говоришь, бомбовую нагрузку в пять тысяч пудов, или сорок десятидюймовых бомб, сбросить их и вернуться обратно. Из Владивостока даже до Токио можно будет дотянуться, а до Саппоро вообще раз плюнуть, – радостно произнёс Николай. Это было здорово! Всё же смогли наконец-то сделать надёжный двигатель с нормальным моторесурсом, который позволит использовать дирижабль как дальний бомбардировщик. – Полётные испытания были? – поинтересовался я. – Да. От Ярославля до Ростова-на-Дону, через Москву, Тулу и Воронеж, над железной дорогой. Почти тысяча шестьсот вёрст получилось туда, да столько же – обратно. За двое суток управились. Скорость почти семьдесят вёрст в час получилась в среднем! – Лицо императора сияло довольством. – Честно говоря, когда ты два с половиной года назад рассказывал об этом чуде, я не поверил. А даст бог, скоро и нормальные самолёты в небе увидим. Сантос-Дюмон вместе с братьями Райт, профессором Жуковским, ну и с моими подсказками создали, можно сказать, прототип У-2 или По-2, точно не помню. Во всяком случае, в аэродинамической трубе сделанная Жуковским при Московском университете модель показала отличные результаты, по формулам, которые разработал Николай Егорович. Для нормального использования самолёта, как его называют с моей подачи в России, оставалось создать нормальный двигатель. Экспериментальные, созданные Тринклером и Костовичем моторы для самолёта пока позволяли поднять в воздух машину на высоту в пятьсот сажень и пролететь пару десятков вёрст. Тот же дирижабль пока имел куда лучшие лётные показатели. Но наши изобретатели не отчаивались, а искали новые пути решения поставленной задачи. В этом им очень помогал великий князь Александр Михайлович. Видимо, запали ему в душу мои слова об адмирале Воздушного флота Российской империи. Во всяком случае, он стал локомотивом, потащившим за собой строительство дирижаблей, самолётов, и подошёл к этому вдумчиво. По его мнению, возможность постройки аэропланов далеко не обусловливается наличностью одних только самолётных и даже моторных заводов. Необходима правильная постановка производства сырья специальных сортов и марок, комплектующих, с заранее разработанными способами их обработки. Базой для изготовления будущего воздушного флота Сандро избрал город Ярославль, который имел прямое железнодорожное сообщение с Москвой, Санкт-Петербургом и солидную производственную, а также образовательную базу из шестидесяти шести учебных заведений с десятью тысячами учащихся. В городе была своя электростанция, более пятидесяти предприятий с пятнадцатью тысячами рабочих, из которых планировалось задействовать две мануфактуры бумажных и льняных тканей, заводы химические, лесопильные, плотничные и колокольный завод для литья необходимых деталей. Там же великий князь собирался построить завод по изготовлению моторов, самолётов и дирижаблей. На всё это он из своих личных средств выделил сто пятьдесят тысяч рублей, а у Ники выклянчил два миллиона для начала. И вот за столь короткое время первый значительный успех. Дирижабль у нас есть. – Представляешь, Тимофей Васильевич, Сандро был в числе участников этого беспосадочного перелёта. Если бы ты видел его лицо, когда они приземлились на их причале под Ярославлем! Я его никогда таким счастливым и довольным не видел! – В последнее время император часто в личных беседах сбивался и обращался ко мне на ты. – Жаль я этого не видел, – улыбнулся я, представив великого князя в парадном маршальском мундире ВВС Советской армии. – Ещё увидишь, если поедешь на Дальний Восток, – произнёс император и вновь посмотрел мне в глаза. – Куда же я денусь, ваше императорское величество! – Поднявшись из-за стола, я принял стойку смирно и произнёс: – Есть выехать на Дальний Восток! * * * – Итак, господа, да пребудет с нами Бог. Выполняйте свой долг! – Этими словами генерал-губернатор Маньчжурии и Квантуна адмирал Алексеев Евгений Иванович закончил совещание, на котором были озвучены приказы для командиров подразделений, которые через три дня – 23 февраля 1904 года – начнут наступление на японские войска в Корее. Такое вот интересное совпадение по дате для меня. Несмотря на потерю флота, японцы, воспользовавшись паузой на ремонт русских кораблей, смогли всё же с большим риском, неся потери, перебросить свои сухопутные силы в Корею. Благодаря сведениям разведки, которую постоянно проводили казачьи сотни, захватывая языков, в штабе адмирала имелись следующие данные. Первая японская армия генерала Куроки Тамесада ориентировочно состояла из 30 батальонов пехоты, 9 эскадронов кавалерии и 128 полевых орудий. Также в его распоряжении было три или четыре саперных батальона и около двадцати тысяч носильщиков. Да-да, весь армейский транспорт японской армии в Корее состоял из военных кули, причем было установлено, что три кули должны были везти на своей тележке семь пудов риса. Они получали по 6 сен, или по 6 копеек по-нашему, в день, и им выдавалось в сутки на полфунта варёного риса больше, чем рядовому солдату, но без мясной порции. В военный паек кули входил также чай, приготовленный из заваренного в кипяченой воде пережаренного ячменя. Всего в районе городов Синыйджу, Тюренчен и Ыйджу, на левом берегу реки Ялу, сосредоточилось около шестидесяти тысяч японских войск. По сведениям от захваченных в плен языков и по данным, ранее полученным от командира 6-й японской дивизии генерал-лейтенанта Окубо, этими силами намечалось оттеснить русских с реки-границы и открыть путь японским войскам в Южную Маньчжурию. Вторая японская армия генерала Оку Ясуката в составе 36 пехотных батальонов, 14 кавалерийских эскадронов, 3 саперных батальонов, свыше 15 тысяч солдат-кули, 216 полевых орудий находилась в готовности для перехода морем и десантирования на Ляодунский полуостров. Главной целью этой армии было перерезать железную дорогу к Порт-Артуру и оставить гарнизон крепости и флот без поставок подкреплений, оружия и боеприпасов, а также уничтожить Порт-Артурскую эскадру наземной артиллерией. Более шестидесяти тысяч человек этой армии вместе с подготовленными транспортными судами уже находились в Цинампо[8]. Однако такой приказ императорский главнокомандующий маршал Ивао Ояма мог отдать только в случае успешной переправы 1-й армии генерала Куроки через реку Ялу и бездействия русского флота в Порт-Артуре, которое должны были обеспечить японские диверсанты, заминировав и взорвав ремонтируемые русские броненосцы. Каким образом это будет осуществлено, мы пока не установили. Едрихин задействовал все свои силы и выделенные ему подразделения из казаков и стрелков для охраны броненосцев и других кораблей в доках и порту. В общем, японцы пошли ва-банк, рискуя, можно сказать, всем, и планировали атаку на 1 марта, когда к реке Ялу подойдут все японские подразделения. К этому же времени должны были совершиться диверсии на Транссибе (взорван мост через Сунгари у Харбина и обрушен туннель на Кругобайкальской железной дороге). Они надолго бы прекратили поставки войск, оружия, боеприпасов в Маньчжурию и на Квантун из центральной части Российской империи. Так что деятельность покойного полковника Акаси учитывалась японским Генеральным штабом при планировании их наступления. И, честно говоря, эти две диверсии могли состояться. Продуманы они были просто великолепно. Да и исполнители были подобраны отличные. Тот молодой поляк, который должен был взорвать туннель, при аресте отстреливался до последнего, а потом, раненый, пустил пулю себе в висок. При этом им были убиты полицейский унтер, офицер отдельного корпуса жандармов и ещё два человека были ранены. Общие потери жандармов и представителей охранных отделений при ликвидации польского подполья на Транссибе составили двенадцать убитых и тринадцать раненых. Такие вот потери! Все сведения по этой операции я получал, выдвигаясь в Харбин. Но вернёмся к военным действиям. По первоначальному плану, противостоять удару 1-й японской армии должна была 1-я Маньчжурская армия под командованием генерал-лейтенанта Линевича. В состав этой армии входили четыре Сибирских корпуса, Сибирская и Забайкальская казачьи дивизии, Уссурийская конная бригада и шесть Восточно-Сибирских горных батарей, не считая дополнительно приданной корпусам артиллерии. Стокилометровый рубеж обороны вдоль реки Ялу, где была возможность японцам переправиться, был оборудован несколькими линиями окопов полного профиля с замаскированными блиндажами, древоземельными укрытиями для пулеметов и артиллерии. Эти четыре корпуса за последние два с половиной года насытили пулеметами, вокруг которых формировалась новая тактика инфантерии в обороне. На каждое отделение – по пулемёту Мадсена, на каждый взвод – по станковому пулемёту Максима. Также этим корпусам было придано большое количество артиллерии. Это были в основном 87-миллиметровые легкие и конные полевые пушки образца 1877 года, но были и новые трёхдюймовки 1902 года, и трофейные французские 75-миллиметровые пушки фирмы «Шнейдер», которых приличное количество захватили во время боксёрского восстания. Плюс каждому полку придавалась четырёхорудийная батарея шестидюймовых полевых мортир образца 1885 года. По словам адмирала, такой концентрации орудий в российской армии, как на реке Ялу, ещё не бывало. Артиллерию планировалось использовать в основном с закрытых позиций или из дзотов, из-за чего артиллеристы теперь мучились с приспособлениями и таблицами стрельб с закрытых позиций, позволяющими нанести максимальные потери противнику с минимальными своими. Вторую японскую армию планировали встретить на Цзиньчжоуском перешейке, где также были оборудованы долговременные укрепления, а войска насыщены полевой артиллерией и пулемётами. Численность русских войск на Квантунском полуострове, в том числе и гарнизона Порт-Артура, составляла больше 40 тысяч человек. В их число входили 30 батальонов пехоты, три казачьих полка, 88 полевых орудий, три батальона крепостной артиллерии и другие небольшие воинские подразделения. Это были первоначальные планы, основанные на аналогии действий японских войск во время японо-китайской войны. С учётом же сложившейся ситуации с японским флотом Алексеев, Куропаткин и Авелан сумели убедить Николая в необходимости немедленной наступательной операции с задействованием флота и морского десанта для разгрома японцев на сухопутном театре военных действий. Пока, так сказать, различные «добровольцы» не появились или Великобритания официально не объявила войну России. Была проведена рокировка войск, и по разработанному плану в понедельник 23 февраля будет одновременно нанесено два удара. Первый – на реке Ялу против Тюренченской позиции японцев в направлении на Чонджу с окружением основных сил 1-й японской армии и разгромом всех его тыловых подразделений. Для этого был сформирован ударный кулак из Сибирской, Забайкальской, Урало-Забайкальской, Оренбургской казачьих дивизий, шести Восточно-Сибирских горных батарей и двух конных артиллерийских бригад. Кроме того, в каждой казачьей сотне теперь было две тачанки с пулеметами Максима и четыре пу-лемёта Мадсена. После окружения планировались рассекающие удары окружённой группировки противника и его уничтожение до подхода частей 2-й японской армии. Точнее того, что от неё останется. Потому что вторым ударом планировались высадка стрелкового корпуса с артиллерией в Чемульпо и захват Сеула. После прикрытия десанта эскадра русских кораблей, состоящая из трех броненосцев, двух крейсеров, семи канонерок и десяти истребителей, идёт в Цинампо и громит там всё, до чего дотянется артиллерия. Основная цель – живая сила противника и пароходы. По данным казачьей разведки, там сейчас японцы чуть ли не на головах друг у друга сидят. После этой операции флот обеспечивает дальнейшую бесперебойную переправу российских войск с Квантуна в Чемульпо и блокаду с моря снабжения японских войск. Переброшенные к Сеулу около тридцати-сорока тысяч стрелков и больше ста орудий должны были создать непробиваемый барьер для японских войск, которые к этому моменту останутся боеспособными и попытаются пробиться на юг Кореи. Таким образом, планировалось запереть на севере Кореи две японские армии и после заставить их сдаться из-за отсутствия подвоза боеприпасов и продовольствия. Ранним утром 23 февраля 1904 года я в свите адмирала Алексеева находился в командном блиндаже генерала Линевича и смотрел через бинокль на японские позиции. Ещё несколько минут, и наши артиллеристы откроют огонь. На участке границы в пять вёрст было скрытно сосредоточено более ста полевых и гаубичных орудий. Такой концентрации не помнил никто из присутствующих в блиндаже генералов и офицеров. Я достал часы, стрелки показали семь утра, и в тот же миг наш берег буквально взорвался от артиллерийских залпов. Тонны смертоносного металла обрушились на японские позиции. Этим концертом лично руководил великий князь Сергей Михайлович, который уговорил императора отпустить его в 1-ю Маньчжурскую армию под командование генерал-лейтенанта Линевича. За две недели до начала операции князь лично побывал на каждой артиллерийской точке, проверил все орудийные расчёты, их таблицы стрельбы, сравнивая с японскими позициями на противоположном берегу, которые, к его удивлению, были слабо оборудованы в инженерном отношении. Окопы были неполного профиля, чаще всего представляли собой просто брустверы из нарезанного здесь же дерна. Отсутствовали укрытия для людей от вражеской шрапнели. Маскировка полевых укреплений не велась. Артиллерийские батареи также располагались на слабо оборудованных позициях, стояли чуть ли не открыто. Ведь японская армия готовилась наступать, да и не привыкли здесь ещё к окопной войне. С учетом февральской погоды, когда ночью подмораживало ниже минус десяти градусов, основные силы японской армии до начала наступления квартировали в Синыйджу, Тюренчене и Ыйджу, а на позициях были дежурные, сменяемые части. Видимо, японский Генеральный штаб не предполагал, что мы, зарывшись в землю, пойдём в наступление. Наши же бойцы жили в больших уютных землянках, многие из которых были оборудованы ещё до начала войны. За полгода боевых действий, которые пускай и не велись на реке-границе Ялу, русские войска, как кроты, врылись в землю и нормально обустроили свой быт, благо и леса здесь хватало, даже запасённого. Кстати, кроме зажигалки я ещё вместе с Сандро и его братом вложился в завод по производству печек-буржуек. Точнее, здесь она называется печь-камин, и первые её партии пришли как раз в Маньчжурскую армию. Как тут не использовать, можно сказать, в коррупционных целях положение великих князей для армейских заказов. Но удобство таких печей солдаты, офицеры, да и их превосходительства, включая и высокопревосходительств, быстро оценили, особенно в холодное время на передовой. А на дежурные части 1-й японской армии, которым не повезло в очереди, обрушился металлический дождь, выкашивающий всё живое. Основной удар русская армия наносила под Тюреченем на участке в пять вёрст, где на реке было несколько островов, которые могли облегчить переправу. Под прикрытием артиллерийского огня на острова переправились бойцы саперного и понтонного батальонов 1-го Сибирского корпуса, которые захватили острова, укрепились на них и начали готовить понтонную переправу. Для её защиты на острове Самалинду быстро развернули гаубичную и полевую батареи, которые тут же включились в общий ритм боя, ведя огонь по японским позициям. Воины микадо попытались помешать возведению переправы, но их батареи, которые ещё оставались целыми, были быстро подавлены огнём русских орудий. Спустя два часа после начала огневого налета две бригады 1-й Сибирской дивизии, переправившись, начали атаку японских позиций, где, казалось, никого не должно остаться в живых. Однако огонь японцев по густым цепям пехоты привёл к тому, что тут и там начали падать русские стрелки. И тогда по понтону вперёд устремились казаки Забайкальской дивизии, а за ними и другие подразделения ударного кулака. Генерал Ренненкампф был назначен командиром этого отряда. Верный самому себе, он двинулся по переправе, едва пара сотен забайкальцев перебралась на другой берег. В бинокль было видно, что браты в форме Аналитического центра в полном составе находятся в свите генерала, исполняя роль охраны. Я находился на позициях у реки Ялу уже пять дней, поэтому с Павлом Карловичем и несколькими офицерами, с которыми был в знаменитом рейде, удалось хорошо посидеть, как и с братами тоже. Генерал выдал им по моей просьбе увольнительную на сутки. Так что с огоньком отметили их повышение в званиях, полные Георгиевские банты у Тура и Лешего, да и остальные шестеро уже имели на груди по два солдатских Георгия третьей и четвёртой степени. После захвата в плен генерал-лейтенанта Окубо Павел Карлович так и оставил подхорунжего Верхотурова командиром особой сотни разведки при своём штабе. Теперь в распоряжении Тура было сто пятьдесят казаков-забайкальцев, которых можно было делить на три полусотни, пять отрядов по тридцать человек и десять по пятнадцать. С учётом этого на вооружении особой сотни было пять пулемётов Максима с треногами, которые перевозили на заводных лошадях, десять пулемётов Мадсена и десять карабинов с оптикой. Сотня, делясь на различные отряды, буквально не вылезала из разведки, собирая сведения о японцах. А когда были в расположении дивизии, то сотня выполняла роль охраны штаба, сначала Забайкальской дивизии, а теперь штаба всего сводного отряда. Браты же на это время были в ближайшей охране Павла Карловича. Проводив глазами генерала и братов, пожелав им мысленно удачи и остаться в живых, перевёл взгляд на атакующие цепи стрелков, которые, несмотря на потери, упрямо шли под огнем противника вперёд. Артиллерия, боясь задеть своих, перестала стрелять, и я услышал, как адмирал Алексеев спросил генерала Линевича: – Как думаете, Николай Петрович, хватит этих сил, чтобы захватить позиции у японцев? – Хватит, ваше высокопревосходительство. Сейчас казачки в атаку пойдут, и всё, спечётся противник. Артиллерию мы у него всю почти выбили, да и стоит перед нами на этом участке не больше двух батальонов пехоты. У нас, считай, десятикратный перевес в силах. Я, честно говоря, удивлён, что японцы ещё час назад не побежали после такого артобстрела. Мужественные солдаты. – Соглашусь с вами. Они и на море себя хорошо показали. – Евгений Иванович огладил свою бороду. – Но наши моряки и солдаты лучше. Как скоро переправятся казачьи дивизии? – Сейчас начнут возводить ещё две понтонные переправы. Думаю, к двум часам весь ударный отряд будет на том берегу, и генерал Ренненкампф, охватывая слева противника, разгромит японские части в Ыйджу, а потом рывком к Чонджу выйдет во вражеский тыл, совершив окружение первой японской армии. А дальше, как и планировали, рассекающие удары с тыла и разгром противника. Уверен, казачки справятся, а о наши позиции Куроки зубы обломает. Подтверждая слова генерала, казачьи сотни, рассыпаясь в лаву, пошли в атаку, быстро настигая с левого фланга цепи стрелков. Это стало последней каплей, после чего японцы, бросая винтовки, побежали. А дальше началась любимая казачья потеха – рубка бегущих врагов. Глава 18 Корея