– Живая я, дядька Петро, – Аленина просеменила к старику и взяла его за руку. – Живая. Вот приехала могилам поклониться. Брат моего покойного мужа отпустил на время родные места посетить. Старик внимательно всматривался в лицо гостьи. – Боже мой, как же ты на мать похожа. Копия Катерины. И с Тимохой одно лицо, только ему глаза от отца достались. – Селивёрстов не заметил, как по его щекам потекли слёзы. – Надо же, живая… – Охренеть! А я думал, на кого же госпожа Чан похожа. И правда, вылитая тётка Катерина, – раздалось от калитки, где столбом застыл Никифор. – Какая ещё госпожа Чан? – удивлённо произнёс старый казак. – Это я, дядька Петро. Меня сейчас зовут Ли Чан Куифен. Я вдова генерала Чан Кианга, командующего армией провинции Гирин, а его старший брат Чан Шунь – генерал-губернатор этой провинции. – Кхе… Да уж, Аленины, вы не мелочитесь. Один – в ближниках у нашего царя-батюшки, вторая – китайская генеральша. Жаль, Василий с Катериной до этого не дожили. А станица теперь совсем с ума сойдёт. Да что там станица! Всё Приамурье, правильно сказал сынок, охренеет, – улыбаясь сквозь слёзы, произнёс старик. – Ну-ка, дочка Алёнка, помоги мне встать, а то что-то ноги не держат. Да уж! Станица ошалела от новости, что китайская генеральша с тремя детьми, которую сопровождали пять служанок и десяток телохранителей, выглядевших по повадкам умелыми бойцами, – это много лет назад пропавшая во время нападения хунхузов на станичный обоз Алёна Аленина. Вечером госпожа Ли Чан Куифен организовала в трактире небольшое застолье для атамана, старейшин станицы, глав семейств, где рассказала свою историю. Можно сказать, это было деловое общение, на котором Алёна сообщила, по какой причине её брат молчал о том, что нашёл её. Также поведала о своих планах посещения станицы. Все присутствующие, после того как женщина покинула застолье, единогласно признали, что Алёнка – настоящая генеральша, привыкшая повелевать. На следующий день станичная церковь чуть не развалилась от наплыва желающих посмотреть на то, как китайская генеральша молится во время утренней службы. Потом она вместе с Селивёрстовыми посетила могилы Алениных, а вечером было настоящее гулянье на станичной площади, заставленной столами, ломящимися от еды и выпивки. Праздник вышел ещё хлеще, чем при приезде Ермака два месяца назад. Если сначала народ несколько стеснялся, особенно напрягали телохранители Алёны Васильевны, то после того, как генеральша приказала и им сесть за столы, веселье начало набирать обороты. Было вручение подарков от Алёны. Были и песни, и танцы. Не обошлось и без учебных поединков между казаками и телохранителями, в которых китайцы показали себя сильными бойцами, победив практически всех своих противников, чем заслужили уважение со стороны станичников. Дети Алёнки также отличились, особенно старший, который в возникшей детской драке, которую не успели остановить, сумел наставить синяков пятерым казачатам, постарше его года на два-три. Все старейшины на учинённом тут же разборе этой драки в один голос признали, что во всех трёх детях госпожи Чан течёт кровь Ермака Тимофеевича. Дети помирились, а на следующий день племянники генерал-губернатора провинции Гирин уже носились в общей куче станичных детей. А вчера вечером в доме Селивёрстовых было уже большое семейное застолье, на которое Алёнка переоделась в девичью одежду, оставшуюся от Анфисы, и перестала быть китайской генеральшей, а смотрелась обычной казачкой. Вот тут уж Пётр Никодимович и перебрал, расслабившись от умиления. Даже не мог вспомнить, как его спать уложили. Проснувшись ещё в темноте, старый казак собрал в корзину кое-что из закуски, сунул туда стакан, початую «беленькую», взял удочки и отправился на реку, чтобы «полечиться» и подумать в спокойной обстановке, а не шарахаться по дому неопохмелённым. Старый казак вновь потянулся к корзине, но в этот момент в груди с левой стороны сильно кольнуло, а перед глазами почему-то встало лицо Тимохи, который грустно улыбался. «Господи, никак что-то плохое у Тимофея Васильевича случилось», – поднявшись на ноги, подумал Селивёрстов. Взгляд старика зацепился за удочки, которые так и лежали не распутанные в траве. Глава 5 Приказано выжить В воду я всё-таки вошёл головой вниз, и первые гребки были направлены на то, чтобы нырнуть как можно глубже. А потом я делал всё для того, чтобы оказаться как можно дальше от парома. Аккуратно всплыл, осторожно высунул голову из воды, когда легкие уже начали гореть. Вдох – выдох – вдох – и вновь под воду, и всё дальше и дальше от этой бойни, которую устроили одни китайцы над другими. Лишь на пятый раз, также аккуратно вынырнув, повернулся кругом, чтобы осмотреться. Отплыл я от парома метров на сто. На нём, так же как и в поселке, со всадниками генерала Юаня было покончено. Буксир так и продолжал неуправляемым идти к берегу. За ним тянулся паром, на котором застыла кровавая куча-мала из человеческих и лошадиных тел. В реке также было много трупов и людей, и животных, которые начало сносить течением от переправы. Раздалось несколько выстрелов, и я успел рассмотреть, как рядом с одним из тел в воду вошли пули. Я вновь нырнул и поплыл по течению. Сапоги, да и вся форма, намокнув, тянула ко дну. Пистолеты и шашка также добавляли веса, не улучшая плавучести. Но избавляться от всего этого я не торопился. Добираться-то по суше придётся. Я не Ихтиандр, чтобы тридцать вёрст по реке проплыть до Инкоу. Основной задачей сейчас было понять, к какому берегу плыть и где мне будет безопаснее. Судя по тому облаку пыли, которое я увидел, оставшаяся на берегу сотня всадников из полка Ванга улепётывала куда-то «в ту степь», подальше от опасности. Сталкиваться с атакующими всадниками генерала Ли остатки моего эскорта не захотели. Да я их и не виню. Тем более что чудом живым остался. Чуть промедли с прыжком в воду, и меня бы изрешетили, как полковника Ванга. Вновь аккуратное подвсплытие, вдох – выдох – вдох, погружение – и гребу дальше. Теперь бы вот узнать, как поступит атаковавший нас противник. Будут преследовать остатки ляньцзы или нет. На том берегу, куда мне надо, есть камыш, а на том, от которого начали переправу, – нет. Точку в моих раздумьях поставили выстрелы, так сказать, на «нашем» берегу. Преследовать убегающих представители генерала Ли не стали, а занялись отстрелом на реке тех, кто ещё подавал признаки жизни. Поэтому я наискосок поплыл к камышовой заводи, которая была метрах в двухстах от меня. В камыши заползал, находясь в каком-то полубессознательном состоянии. Так долго я под водой ещё никогда не плавал. Легкие горели, сердце бухало, отдаваясь гулкими ударами в голове. Осторожно добрался до берега и чуть не заплакал от облегчения, наткнувшись на красивый такой навес берега над рекой. Сел под него так, чтобы над водой оставалась только голова, на которую водрузил срезанную ножом кочку водорослей. Всё, теперь меня не видно ни с одного берега. Надеюсь, мой путь через камыш не будет заметен. Кажется, я отключился на какое-то время. Судя по солнцу, на пару часов. Очнулся от того, что замёрз. Да, август месяц, да, вода градусов двадцать и даже выше, но в ней я нахожусь долгое время. Надо потихоньку выбираться. Только я хотел пошевелиться, как сверху посыпался песок, а над головой кто-то по-китайски произнёс: – Ну, что там, Во? Кто-то через камыши здесь выбирался? – Не пойму. Вроде бы проходил кто, а вроде бы и нет. На берегу следов нет. Вода чистая, в ней никого не видно. Пойдём дальше по берегу. – И долго мы тут бродить будем? – Говорят, пока не найдем живого или мёртвого Белого Ужаса. – И кому он понадобился? – Говорят, это приказ… Расслышать до конца ответ я уже не смог, так как ищущие меня китайские солдаты удалились дальше по берегу на расстояние, на котором было не разобрать их слова. Услышанное не радовало. Как не обрадовали несколько лодок, набитых солдатами, которые увидел на реке. Часть из них дрейфовала по течению, а некоторые подплывали к трупам, и бойцы генерала Ли осматривали их. Кстати, интересно будет узнать, кто же это такой – генерал Ли. Фамилия, распространённая в Китае, как Иванов, Петров и Сидоров в моём времени. Как в том анекдоте: – Иванов. – Я. – Петров. – Я. – Сидоров. – Я. – Вы что, братья? – Никак нет, товарищ полковник. Однофамильцы. Вот и в Китае, Ли, Ван и Чжан все равно что Иванов, Петров и Сидоров. Было бы смешно, если бы не такие целенаправленные поиски меня любимого. Кто-то хочет найти меня живым или мёртвым. А вернее всего, найти письмо от императора Гюан Сюй и генерала Юаня к императору Николаю II. Причем этот кто-то не жалеет своих же солдат. Ладно, если выберусь из этой передряги, постараюсь выяснить, кто этот генерал Ли и кто за ним стоит. И хватит расклеиваться. Никаких «если выберусь». Выберусь, и точка! Как там у Юлиана Семёнова? «Приказано выжить» – так, кажется, назывался один из романов про Штирлица. Вот и я себе даю такой приказ – выжить! Выжить назло всем. Мне ещё сына растить, да и дочку иметь хочу. И жена у меня любимая. И тесть с тёщей как отец и мать стали. И за тестя надо поквитаться. Хорошо так поквитаться! Такие мысли заставили сердце сокращаться почаще, андреналинчик брызнул в кровь, и сразу стало теплее. А после этого я вспомнил одну из медитативных техник старика Ли Джунг Хи и, приняв в воде необходимую позу, начал дышать определённым образом, вгоняя себя в состояние внутреннего сосредоточения. Сделать это удалось не сразу. Давно не практиковал, да и окружающая обстановка была несоответствующей для медитации. Но до темноты было ещё часов десять-одиннадцать, и их как-то надо было пережить, сидя по горло в воде с кучей водорослей на голове. Вспомнился старик Ли, друг великого принца – отца вана Коджон – двадцать шестого короля династии Чосон, а теперь первого императора Корейской империи. Перед глазами встало лицо Мэй Лин, «весеннего цветка», внучки Ли и при этом дочери придворной дамы Ли ранга гвиин из павильона Нэандан, одной из любимых наложниц вана Коджон, таким образом, корейской принцессы. Когда-то я и Ромка спасли Ли и Мэй от преследовавших их китайских солдат. Потом я помог им перебраться в Японию, где их след потерялся. Полковник Савельев, в те времена ещё поручик, пытался вербануть бывшего придворного врача корейского короля, но их связь оборвалась, как только Ли и Мэй пересекли границу Японии. Одним словом, четырнадцать лет о них нет ни слуху ни духу. Хотя я всё время пытался их разыскать через Савельева, через Чурин и Ко, через МИД и разведку, используя возможности Аналитического центра. Но пока тишина. С этими мыслями я впал в измененное состояние. Очнулся, когда на небе начали появляться звёзды. Тело затекло, и возникло ощущение, что я пропитался водой насквозь, впитав её через поры, как губка. Огляделся по реке и по противоположному берегу. И этот осмотр мне не понравился. Судя по всему, командир подразделения противника вдоль реки разбросал дозоры, так как в зоне видимости было видно множество костров. Аккуратно поднявшись, убедился, что и на этом берегу дозоров хватает. Стараясь не шуметь, снял с головы водоросли, смыл грязь и выбрался на берег. Прислушался. Тишина. Снял сапоги, вылил воду и тщательно отжал портянки, разложил их на траве. Отрезав от одной из них небольшую полоску, протёр снаружи пистолеты и лезвие шашки. Положил их рядом. Достал из-за пазухи пенал с письмом и свои документы. В темноте было невозможно рассмотреть, пострадали непромокаемые чехлы или нет. Будем надеяться, что всё нормально. Разложив главные свои ценности на траве, и сам растянулся на ней. Пролежал так минут десять, прислушиваясь к окружающей местности. Сел, намотал влажные портянки на ноги и надел сапоги. Вложил пистолеты в кобуры, а шашку – в ножны и в крепление за спиной. Спрятал за пазуху пенал и документы, а в карман – кусок портянки. Надо было срочно найти место, где возможно раздеться и отжать форму, при этом не засветиться на всю округу белым нижним бельём. Ещё бы лучше – чуть-чуть высушить портянки и брюки. Ноги для нас сегодня – это всё. Топать порядка двадцати вёрст, и не хватало стереть стопы, пах и бёдра мокрой одеждой и портянками с сапогами после первого десятка вёрст. Сориентировавшись по звёздам, двинулся бесшумным шагом от реки, нацелившись пройти между двумя близлежащими кострами, горевшими метрах в трехстах-четырехстах от меня. «Бесшумно появляться и беззвучно исчезать» – один из главных законов спецназа, для которого важен не бой, а выполнение задачи, причем минимальной ценой. Если можно обойтись без боя, лучше обойтись. Вступил в бой, считай, оптимально задачу не выполнил. Добравшись до намеченного места «прорыва», метров за сто перешел на шаг в полуприседе, а услышав что-то похожее на голос, лёг и замер. Стояла вязкая тишина, нарушаемая криком кряквы, стрекотом кузнечиков и цикад. Поправив за пазухой пенал с документами, осторожно двинулся по-пластунски вперёд. Полз минут двадцать, хорошо при этом согревшись. Убедившись, что линия секретов или дозоров осталась позади, двинулся дальше сначала в полуприсяде, а потом – бесшумным шагом. Пройдя так около километра, наткнулся на заросли какого-то кустарника. Осторожно продираясь через него, почти сразу же обнаружил небольшую полянку, полностью окружённую этими кустами со всех сторон. Снял сапоги, портянки, стащил портупею и быстро разделся. Дальше пошёл процесс отжима и развешивания одежды на кустах. До рассвета оставалось ещё часа четыре, так что час на сушку потратить было можно. А двадцать вёрст я волчьим шагом часа за три пройду. Чтобы убить время и отвлечься от мыслей о еде, разобрал поочередно пистолеты и оставил детали сушиться. Патроны прикопал. Надеяться на них после того, как они пробыли под водой больше двенадцати часов, бессмысленно. Потом начал прикидывать свой дальнейший путь. Полковник Ванг показывал на карте наш маршрут по дороге. Карта, правда, была как на пачке «Беломора», но свой дальнейший путь я представлял. И желательно его было пройти ночью. На месте командира подразделения, которое продолжало охоту на меня, я бы помимо дозоров на реке выставил ещё дозоры верстах в двенадцати от поселка Дава. Там, если карта не врала, протекала ещё одна небольшая речушка, через которую было два моста с расстоянием примерно пять вёрст между собой. И третью цепь дозоров поставил бы перед самим Инкоу. На станцию можно было попасть только через город. Там находился наш гарнизон, но как была организована служба по охране города и его окрестностей, я не знал. Ночь перевалила на свою вторую половину, и я быстро собрал пистолеты, предварительно протерев каждую деталь. Потом оделся, обулся, нацепил портупею и вооружился. Пистолеты были бесполезным грузом, разве только как кастет использовать, так что основным оружием у меня стала шашка, плюс два метательных ножа в чехлах на запястьях. Измазав лицо и руки заранее приготовленной грязью, осторожно выбрался из кустарника и двинулся по запланированному маршруту, внимательно вслушиваясь в окружающуюся обстановку. Десять вёрст проскочил где-то часа за полтора, не встретив никого. Двигался я от мысленно представляемой дороги метрах в пятистах, но это были только мои предположения. Как обстояли дела реально, можно было только гадать. Ещё через версту остановился, сев на землю, перемотал портянки, поднялся и дальше уже пошёл медленнее, перейдя на бесшумный шаг. Впереди ожидалась речка, через которую надо было как-то перебираться. Вновь лезть в воду не хотелось до жути. Вскоре повеяло влагой, и я ещё снизил темп передвижения. «Н-да, приплыли», – подумал я, рассматривая в свете звёзд и луны небольшую речку с высокими и отвесными берегами. Спуститься, рискуя сломать шею, ещё было возможно, но вот забраться на почти шестиметровую высоту противоположного берега, имеющего отрицательный наклон сверху, даже с помощью ножей было практически невозможно. Я лег на край берега и, опустив руку, ковырнул поверхность склона. Под пальцами в труху рассыпалась, судя по ощущениям, супесь и песок. Отодвинувшись от края, сел и задумался. Было два пути. Первый: идти вниз по течению в надежде на то, что берега изменятся, станут ниже, и появится возможность перебраться на другой берег. Только сколько это займёт времени? И куда река заведёт? Куда она впадает, по карте я не запомнил. То ли в реку Тойцзыхэ, на переправе через которую мы попали в засаду, то ли в залив.