Одно только не давало Еве покоя: а если не оправдаются расчёты, если старания напрасны, если Егор плюнет и разотрёт, покажет напоследок кривую ухмылку и большой кукиш? – Придётся ведь всерьёз замуж идти, – негодовала она, – ну и что, другие живут без любви – не умирают. Но ведь детей от Дениса рожать придётся, вот где засада, всё прочее ерунда. Зато думать ни о чём не нужно: сам добудет, сам принесёт, ещё и уговаривать будет, чтобы отломила ломтик. Красоту и молодость всегда можно выгодно продать, на худой конец, сдать в аренду. Не будет хватать секса, заведу любовника, только и всего. И ещё одно волновало её сейчас – утраченная девственность. – Зачем я, дура бестолковая, в целомудренность-то с ним играла? Ладно, с этим вопросом можно справиться, только беспокоиться об этом придётся заранее, прямо сейчас. Тут уж не имеет значение, клюнет Егорка на провокацию, или нет. Подстраховаться нужно сразу, немедленно. Девочки говорили, что операция по восстановлению девственной плевы довольно простая: только плати. Как ни мечтала Ева достать ревностью Егора, но пути к отступлению решила подготовить. – Опасная игра, – переживала она, – небольшой промах и все усилия окажутся напрасными. А что делать? Охота – пуще неволи. Егорку женихом хочется, хоть застрели. Люб он мне, и сладок. Денис лишь для скамейки запасных игроков годится. Какой с него прок, кроме роли приманки на крупную дичь? – Ни за что не отступлюсь, – решила Ева, – или пан, или пропал. Я своего добьюсь, чего бы это ни стоило. – Пошевелить милого дружка нужно, слухи распустить про нашу с Денисом большую любовь: про нежность, привязанность и страсть. Пусть побесится Егорка, пусть вспомнит наши жаркие ночи. С него не убудет: страдания облагораживают. После отомщу за непонятливость, когда дело сладится. Так накажу, что мало не покажется. Никогда Ева не думала, что на такое способна. Чего только ради любви не сделаешь. Сглупила по молодости, пока разницы никакой между мужиками не понимала, теперь приходится нервами расплачиваться, чтобы хоть попытаться исправить те ошибки. – Авось повезёт. Верила бы в бога, помолилась. На Егоркин эгоизм, на самоуверенность и самолюбие, которого у него через край, весь расчёт. Время стремительно летело, а вестей от любимого всё нет и нет. Молчит как партизан. – Неужто отступится, гадёныш? Неужели не нужна я ему совсем, и это после всего, что между нами было, – Ева всплакнула, сжала кулачки, – не прощу, пожалеет, что на свет появился! Ладно, под венец, так под венец. Назло Егорке накануне свадьбы преподнесу Денису золотой бонус на тарелочке с голубой каёмочкой. Будет захудалому женишку премиальный секс от Евы в подарок, чтобы глаза на лоб вылезли. Пусть оба подавятся. Покажу мальчишке небо в алмазах, дно самого глубокого океана в жемчугах да алмазах. Ради принципа покажу, наизнанку вывернусь. Девушка злилась непонятно на кого: сама ведь кашу заварила, сама скверную игру затеяла. – Локти Егорушка кусать будет, да поздно может статься. Девственники, они жуть какие плодовитые: могут сразу семя удачно пристроить. А если придёт, но поздно, опять хитрить придётся, по абортам бегать. Ну отчего женская доля такая горькая? Решай, не решай – всё одно проиграешь. Любой выбор плох. Ева заметно нервничала, не в силах принять единственное решение. – Егорка люб и дорог, но хозяином никогда не будет: денег приличных не заработает, по девкам бегать не перестанет. Он мужик до мозга костей. Когда и побить может, с него станется. Зато с ним сладко. Может и недолго счастье продлится. Да если даже самую малюсюсенькую капельку, но горячего и страстного, какого хочется. Только бы клюнул. Приди, Егорушка, что же ты молчишь! Мысли Евы перескакивали с одного потенциального жениха на другого. Хочется от одного каравая откусить, и от другого отщипнуть. Да так, чтобы ни там, ни там не прогадать. – С Денисом в постели наверняка не заскучаешь, желание из него так и прёт. Зато правильностью замучает, добротой, нежностью. Детей заставит штамповать, одного за другим. А мне это нужно? Для себя пожить хочется, мир посмотреть, а не сопли подтирать. Нет в нём настоящего мужского начала. Не успеет мужем стать – нудеть начнёт, планы строить, порядки устанавливать. Для него главное – стабильность и уют. Есть и плюсы: нуждаться ни в чём не придётся. Денис заботливый, чересчур даже: до конца дней обхаживать будет. Но что делать, если Ева сусальному золоту тихой стабильности предпочитает простое бабское счастье, даже если продлится оно недолго? – Приди же Егор, забери то, что принадлежит тебе по праву, сделай меня хоть на время по-настоящему счастливой. – И что это за мечты у меня такие ненормальные? Скажи кому – засмеют, дурой посчитают. Но я, это я, а они сами по себе. Каждый за свою судьбу ответ держит, свою меру страданий и счастья несёт на плечах. Накануне свадьбы Егор так и не появился на горизонте. Ева приготовилась к вечерней встрече с женихом, словно к священному ритуалу. Не для того, чтобы осчастливить, нет: хотела черту провести, пограничные столбы врыть и забетонировать. Прежде всего, наплакалась вдоволь. Девушка купила дорогое бельё: постельное и нательное, сделала в доме у Дениса генеральную приборку. Долго скреблась, мылась, вымокала в душистых водах, пока жених на работе был. Приготовила праздничный ужин, чего никогда прежде не делала. Она почему-то чувствовала себя девственницей, которую насильно выдают замуж за нелюбимого. Поэтому обмирала от страха, в ожидании ужасов первой ночи. Ева торжественно встретила Дениса в новом закрытом платье почти до пят, сшитом по заказу специально для этого случая, поклонилась до самой земли, трижды поцеловала в уста, слезу пустила. Плакала жалобно, тихо, даже поскуливала, словно прощалась с чем-то важным навсегда. Денис был ошеломлён, размяк от странного обхождения, прижал невесту к груди, начал в свою очередь Еву слезами обливать. Так и стояли, пока у обоих глаза не высохли, не в силах разомкнуть объятия. После, как успокоились, по бокалу вина выпили, поели. Девушка выключила верхний свет, зажгла десяток заранее приготовленных свечей. Егор глядел на невесту открыв рот, даже дышать перестал, оттого что чувствовал: сейчас ему позволят прикоснуться к тайне. Ева отвернулась, целомудренно, несколько театрально скинула платье, переступила через него, прикрывая ладонями грудь и низ живота, опустив глаза в пол. Процедура совращения была продумана до мелочей. Невеста позволила Денису в полной мере насладиться откровенной наготой: она знала, что особенно хороша в том виде, в каком создала её природа. Нежно прижавшись к юноше, дав ощутить жар обнажённого тела, упругую нежность груди, надышаться вдоволь девичьим духом, Ева застенчиво повела жениха прямиком в постель, сверкая непривычной для него наготой, прикрытой лишь полумраком да отблесками свечного пламени. Супружеское ложе удивило Дениса девственной чистотой, возбуждающими запахами и откровенностью того, что должно свершиться. Денис осмотрелся по сторонам, не понимая, что происходит, точнее, очарованный щедростью Евы и необычностью момента: свадьба-то будет только завтра. Зная, что жених не решится взять активную роль на себя, Ева раздела его, ласково и нежно дотрагиваясь до оголённого тела и потайных мест, настолько интимных, что даже говорить про них считается в обществе неприличным. Сначала девушка прикасалась к возбуждённой коже кончиками пальцев, потом горячими ладонями, мягкими губами. Денис стонал, не в силах пошевелиться. Такой силы эмоции ему не доводилось чувствовать. Глазами юноша жадно впивался в доступные взору прелести Евы: желанные, прекрасные, юные, свежие. Каждый миллиметр таинственной, неведомой прежде сферы, привлекал его пристальное внимание, потому, что не был похож ни на что виденное ранее. Тугие груди плавно раскачивались, тёрлись о его чувствительную кожу твёрдыми сосками, вызывали спазмы и паралич воли. Казалось, что горит всё тело целиком. Мелкая дрожь, пронзающая насквозь, медленно перемещалась вниз живота, туда, где Ева прижималась обнажёнными бёдрами к восставшему естеству, которое рвалось из своей оболочки, наливалось, увеличивалось в размере. Невыносимая сладость заставляла Дениса напрягать бёдра, плавные движения Евы превращали его в нечто зажатое и скованное, неспособное думать и шевелиться. Девушка отползла назад, захватила корень рукой, затем губами. Орудие не выдержало напряжения, выстрелило застоявшимися любовными соками. Последующие события Денис не мог вспомнить, сколько не напрягал память. Оба дышали глубоко, судорожно. Воздух пропах чем-то терпким, смятая постель оказалась мокрой насквозь, кожа стала липкой на ощупь. Достаточно было и других неожиданных изменений. Его удивило то, что ни он, ни Ева не испытывают даже тени стеснения. Невеста спокойно воспринимала блуждающие по её телу руки, даже когда они ныряли в распахнутое нечто, чем-то отдалённо напоминающее воспалённую рану. Это новое манило: хотелось рассмотреть очаровательный цветок в деталях. Удивительно, но и это не вызвало у Евы раздражения. Похоже, сегодня ему позволено всё. Денис понял, что полученный им от невесты подарок, ставший неожиданным, но желанным сюрпризом, невозможно запросто разглядеть и изучить за один раз. Почти до утра молодые гладили, ласкали, целовали и исследовали свои тела, не в силах остановиться. Наслаждение было не только безразмерным, но и бесконечным. Даже небольшие перерывы между сплетениями тел казались сказочным приключением. Они вновь и вновь сливались в единое целое, раскачиваясь и хлюпая, пока не разряжался фонтаном страсти он, и не выгибалась в сладких конвульсиях она. Ева уже начала жалеть, что затеяла скверную игру. Такого напора, такой богатырской потенции, силы, умения и нежности, она никак не ожидала. Денис до сих пор казался ей мальчишкой, для которого секс может стать лишь обузой, неприятной супружеской обязанностью. Остановить их неприличную, но соблазнительную игру, было невозможно. Вот уже и рассвет забрезжил. Посмотрев на часы, молодые люди обнаружили, что буквально через час приедут визажист и свидетели, которые моментально поймут, как бурно прошла предсвадебная ночь. Занимался новый день, начиналась иная жизнь. От штампа в паспорте их отделяли часы и минуты, которые, судя по обстоятельствам, должны были пролететь мгновенно.