Опрокинется небо оземь, Чтобы душу излить дождями, Чтобы нежность спешила в осень. И, клубясь над рекой туманом, Застилая в полях ложбины, Зашивала на сердце раны, Пухом штопая воробьиным. Ольга Юрченко – Чёрт возьми, – возмущалась про себя Марина Сигизмундовна, ошарашенная до крайности непредсказуемым действием шальных для её зрелого возраста гормонов после нескольких рюмок аперитива выпитого в компании скаредного и лениво-безвольного любовника, сбежавшего, увидев счёт, прямо из ресторана, – скотина, импотент, моральный урод! Она ожидала от этого вечера в пятницу чего-то необыкновенного. Мужчина выглядел интеллигентным, породистым, ухоженным, был галантен и обходителен, – сколько же развелось манипуляторов и авантюристов. Как иллюзорен, как циничен стал мир, как жить, во что верить! Неужели в мире не осталось романтиков? Душа невыносимо, до рассеянных влажных галлюцинаций, до искажённого восприятия действительности жаждала сентиментальной романтики, предельно тесного телесного общения, горячего, до помутнения в мозгу, до полного физиологического отключения, секса, но не просто так – как минимум по обоюдной симпатии, на основе искреннего влечения, бескорыстного, с трогательным участием, благородством и щедростью. – Отчего мне так неспокойно, так грустно сегодня? Я так долго живу, и ничего, по сути, не познала, кроме стремления всегда и для всех быть хорошей, лучшей. Ну и… чего добилась? Шиш с маком, вот чего! Должность главного экономиста и квартира в элитной новостройке не в счёт. А я хочу… хочу бегать на высоких каблуках, оголять, без опасения выглядеть идиоткой, стройные ножки, до самой… вот именно, до неё, родимой, пусть включают фантазию, пусть слюни пускают. До сих пор мечтаю выставлять напоказ тугую, как в семнадцать лет, грудь с пробивающими насквозь лёгкую ткань одежд сосками. Почему, нет, грудь у меня прехорошенькая, её не приходится поддерживать. Хочу жрать этот грёбаный бездуховный мир, стремящийся к энтропии и хаосу, вместе с чёрной икрой, с белыми итальянскими трюфелями за тысячу баксов за порцию, жрать огромными ложками… не плохо бы, если за счёт благодарных любовников: ведь я не просто дурочка с переулочка, я настоящая леди! – Что с того, что со мной поздоровался преждевременный климакс, что у меня нет детей, мужа, разве это приговор? Хочу пить с молоденькими воздыхателями прямо на работе винтажное полусладкое шампанское, хочу плевать на начальство с высокой колокольни. Хочу вон того плечистого мальчугана. Прямо сейчас хочу. Пусть все завидуют! Марина Сигизмундовна дьявольски элегантно вскинула руки к небу, величественно распрямила спинку, выпятила вполне ещё упругую грудь, и поскакала как в детстве, перепрыгивая с одной ножки на другую, вприпрыжку, босиком, что оказалось совсем непростым развлечением для её сорока трёх лет. Утомившись, дама вдруг остановилась, задумчиво прислонила пальчик к губам, после чего уверенно задрала до того интимного места, о котором недавно вспоминала, подол платья, не совсем правда маленького, но определённо чёрного цвета (обязательный для каждой уважающей себя женщины аксессуар). Смелый поступок, если учесть, что ночная жизнь в городе не затихает ни на минуту. Марина ловко сдёрнула с себя ажурные, специально для сегодняшнего рандеву приобретённые в дорогом бутике эротические трусики, эффектно помотала на указательном пальчике и задорно шмякнула их об асфальт. – Нам ли, красивым бабам, быть в печали! Так-то лучше. В молодости я ещё не такое вытворяла. Сладкое томление внизу живота напомнило о том благостном времени, когда безнаказанно, без неприятных последствий можно было забавляться любым доступным способом, даже стриптиз танцевать без ущерба для репутации на банкетном столе, бюстик бросать в толпу возбуждённых впечатляющим действом зрителей, на удачливого кавалера на всю последующую ночь. Глупые выходки на вечеринках и откровенная интимная агрессивность лишь добавляли очки в копилку элитарной эксклюзивности на тесном эротическом олимпе. Когда-то её благосклонности добивались многие. Марина придирчиво выбирала, предпочитая состоятельных и надёжных партнёров с развитыми мужскими инстинктами, с сильным либидо. Что изменилось, кроме прожитых лет? Ни-че-го! Отчаянная удаль захлестнула её горячей волной, увлекла, ослепила, вскружила голову. Ночь была такая прозрачная, такая заманчиво тёмная и томная, такая впечатляюще очаровательная. Именно в такие волшебные ночи, с мириадами ярких звёзд на безоблачном небе, особенно хочется быть счастливой. Как чувственно струился нежнейшим шёлком по её прекрасным изгибам сумрак, разбрасывая подвижные тени, заигрывая с контурами силуэта. Да-да, Марина прекрасно помнила, каким щенячьим восторгом загорались мужские глаза, стоило ей лишь намёком обозначить своё присутствие, не то, что выразить откровенное желание, или затеять игру в соблазняющий флирт. Назойливо-кокетливые мысли возбуждали желание доминировать, блистать, в худшем случае отдаться без каких-либо условий на волю победителя, которого благосклонно назначит сама. Всё смелее перетекали шальные озарения вздымающимися как мужская потенция пенными волнами неукротимых желаний, из одного полушария в другой, и обратно, высвечивая с безумным остервенением накинувшийся на неё вдруг нереализованный, но требующий немедленного утоления любовный голод. Жизнь – необъяснимый, непостижимый в логическом ракурсе парадокс: когда возможность выбирать, иметь, и распоряжаться, безгранична – довольно часто ничего не хочется, и наоборот – когда очень хочется – по ряду причин ничего нельзя. Когда судьба вместо праздника жизни предлагает задуматься о бренности всего сущего, на передний план выступает стремление послать её далеко и надолго, – не дождётесь, я ещё ого-го! Лучи автомобильных фар и жёлтый мигающий свет уличных фонарей выхватывали из темноты её обтянутое во всё чёрное, вполне привлекательное издалека рельефное тело с позолоченными романтичным ночным фоном руками и ногами, расставленными как при морской качке. Марина казалась себе чертовски привлекательной, но искусственный свет извращет до неузнаваемости даже совершеннейшие пейзажи, безжалостно круша действительно сказочные иллюзии, чего уж говорить о сливающейся с мраком ночи застывшей фигуре, лишь контурно напоминающей женский силуэт. В такое позднее время кому так вызывающе вульгарно вздумается махать на дороге руками? Вы тоже так подумали? Её заметили, оценили, но совсем не так как она мечтала. Совсем не те, и не так. Женщина нуждалась в приключениях и страсти, жаждала признания, обожания, симпатии. И незамедлительно получила всё, чего хотела, даже больше: её купили. С потрохами, за дешёвую копейку, нисколько не скрывая циничных потребительских симпатий. – Приземляйся, волшебная. Почём нынче продажная любовь? – Понятно, ты новенькая. Ничего, договоримся. Падай, осваивайся, с нами не соскучишься! Блеск в её лукавых глазах всегда освещал мужчинам нужное направление. Машина была дорогая. Внутри пахло элитными отдушками. Мальчишки выглядели широкоплечими, взрослыми, пожившими. – Замечательно, крошка. Да ты уже мокренькая! Определённо, ждала нас. Марина Сигизмундовна нервно расхохоталась, – пусть так, мальчики, пусть! Если на всех озабоченных дам не хватает принцев, приходится довольствоваться их белыми жеребцами. Прикольно! Так я ещё никогда не развлекалась. Можно вопрос? – Валяй! – Вы совершеннолетние? – Не бери в голову. Попробуешь – поймёшь. О друзьях и подругах Очень многие тети и дяди по незрелости вкуса и слуха очень склонны томление плоти принимать за явление духа. Игорь Губерман