Ее тело мгновенно прижимается к моему, ее светлые волосы рассыпаются по спине, когда она приподнимает подбородок для поцелуя. — Я думаю, что возьму это вместо этого, — говорит она, когда ее губы ищут мои, а мои руки находят ее талию. Это все просто… Это было бы так просто. От нее пахнет сахаром и клубникой, а на вкус… джин. Она тает в моем теле, в моем рту, без колебаний, как десятки женщин, которые кончали до нее, и это, я понимаю, когда удивляюсь, почему моя эрекция в лучшем случае половинчатая, и есть проблема. Какой бы милой девушкой ни была Эми, исполненной добрых намерений и, вероятно, взрывающейся в постели, судя по тому, как она целуется, к завтрашнему вечеру я мало что о ней вспомню. Я, конечно, и не подумаю звонить ей. К следующей неделе я, вероятно, забуду ее имя. Сиршу, с другой стороны, я не мог полностью забыть, даже когда думал, что не хочу ее. Что-то в ней оставалось со мной все эти годы, даже если все это было связано с моей периодической тоской по дому, и теперь, когда она вернулась, теперь, когда я увидел ту ее сторону, которой никогда не предполагал, что она обладает… Я не забуду Сиршу до следующей недели. На самом деле, если я откажу Грэму и скажу им обоим возвращаться в Бостон и оставить меня в покое, я почти уверен, что всю оставшуюся жизнь буду думать о своих пальцах в кружевных трусиках Сирши в том лифте и сожалеть, что так и не узнал, что могло произойти потом. — Что случилось, Уильям? — Эми смотрит на меня, слегка надувшись. — Слишком много выпил? Я хватаюсь за это оправдание, хотя и не могу поверить, что в этот раз я подставляю себя из-за девушки, которую бросил много лет назад. — Должно быть, так, — соглашаюсь я. — Прости, милая. Я вызову тебе такси. Глаза Эми немного расширяются в знак протеста, на ее лице ясно читается разочарование. — Мы могли бы просто посидеть немного, — предлагает она. — Может… — Боюсь, что нет, — неохотно отвечаю я ей. — Я не из тех мужчин, кто часто напивается, но как только это случается… — Я беспомощно указываю на свой пах, как будто с этим просто ничего нельзя поделать. — Нет смысла сидеть сложа руки и ждать новых разочарований. — Я могла бы остаться и потискать тебя? — Предлагает она. — И, может быть, утром… — Если и есть что-то, чего я не делаю, так это вечеринки с ночевкой, — твердо говорю я ей. — Мне очень жаль. Я вызову тебе такси и заплачу за него, но тебе лучше уйти. Ее разочарование ощутимо, но она не обращает на это внимания. Когда я открываю дверь, чтобы выпустить ее, когда подъезжает такси, я испускаю долгий вздох, наблюдая, как ее круглая попка покачивается на ступеньках, и видения ее в моих руках, когда я трахаю ее, быстро исчезают. Что, черт возьми, со мной не так? Ответ очевиден, Сирша, это то, что со мной не так. Все было хорошо, лучше, чем нормально, на самом деле, пока она в буквальном смысле не упала мне на колени, и с тех пор моя ночь была сплошной неразберихой. Воспоминание о Сирше, извивающейся у меня на коленях, заставляет всю кровь неохотно приливать к моему члену, и я внезапно становлюсь болезненно твердым. Я смотрю на это сверху вниз, стиснув зубы, когда отступаю в свою спальню, раздеваясь, пока мой член пульсирует в джинсах. — Где, черт возьми, ты был несколько минут назад, когда в этой комнате была теплая, желающая женщина? — Требую ответа я, глядя вниз на свой напряженный член. Самое последнее, что мне нужно делать прямо сейчас, для сохранения собственного здравомыслия, это дрочить, думая о Сирше. Но образы ее нахлынули снова, от склада до лифта: ее великолепные глаза и полные губы, ее тело, ее приоткрытый рот, и тихие вздохи, когда я прикасался к ней, трогал ее пальцами, ее тепло вокруг моих пальцев и то, какой чертовски влажной она была. Я на полпути к воплощению этой фантазии, прежде чем осознаю, что моя рука обхватывает мой член, безумно поглаживая его. Я не могу остановиться. Я качаюсь вперед на цыпочках, мои бедра толкаются в мою руку, когда я вспоминаю ее крики, ее вздохи и стоны, звуки, которые она издавала. Я был первым, думаю я, сжимая свой член в кулаке, и обычно эта мысль не возбудила бы меня, но сегодня вечером я на грани оргазма. Ирландская принцесса, которая когда-то должна была стать моей женой, и после стольких лет она все еще нетронута. Моя, если я захочу ее. Я могу быть для нее первым во всем, как я был первым мужчиной, который довел ее до оргазма, в лондонском лифте этажом ниже гостиничного номера, где ее отец ждал меня, чтобы прочитать лекцию. Абсолютная мерзость этого сценария, его эротизм доводят меня до крайности. Мой кулак ускоряется, представляя, что могло бы произойти: мягкие губы Сирши вокруг моего члена, моя сперма у нее на языке, мой член, погруженный в нее в дюжине разных поз. Ее рот, ее киска, ее задница, все это мое, если я захочу этого. — Черт! — Я громко ругаюсь, мой голос превращается в хриплое рычание, когда мой член извергается из моего кулака, горячая сперма разливается по моей коже, когда я представляю, как учу Сиршу принимать это, требую от нее удовольствия, учу ее тому, что мне нравится. Ирландская принцесса на коленях передо мной… этого образа достаточно, чтобы подарить мне самый сильный оргазм, который я испытал от собственной руки за многие годы. Я громко стону, когда мой член сжимается в кулаке, удовольствие пробегает рябью по моей коже. Я стою там мгновение, приходя в себя, переводя дыхание, когда мой член смягчается, и я начинаю осознавать, что только что произошло. Потенциально моя или нет, Сирша имеет надо мной власть, с которой мне нужно быть осторожным. Она показала себя дочерью своего отца, готовой манипулировать и лгать для достижения его целей, если не своих собственных. Если я слишком влюблюсь в нее, это может привести к моему собственному падению. Она станет моей женой, если я соглашусь на это, и нет причин, по которым я не должен получать от этого удовольствие. Но что касается верности, или любви, или преданности… Я созерцаю ванную и горячий душ, тщательно обдумывая ситуацию. Если я сделаю это, если я вернусь в Бостон, Сирше нужно будет знать, какого брака ожидать, и это будет не тот брак, в котором я буду ее пешкой, не говоря уже о плане брака ее отца. Как она выразилась ранее, я намерен поступать так, как мне заблагорассудится, как в браке, так и вне его. Ей нужно будет смириться с этим, если мы собираемся пожениться. Все еще голый, я направляюсь на кухню, беру пиво, а затем направляюсь в душ. Я все еще не знаю, каким будет мой ответ, но одно я знаю… Что бы это ни было, скоро узнаем наверняка. 8 СИРША — Ну? — спрашивает мой отец, возвращаясь в комнату, Коннор только что умчался. — Он согласился? Я опускаюсь на край кровати, потирая лицо одной рукой. — Он сказал, что ему нужна ночь, чтобы подумать. — Черт возьми! — Вполголоса ругается мой отец, стискивая челюсти. — Я хотел, чтобы все было улажено сегодня вечером. Я смотрю на него через всю комнату, чувствуя себя более измученной, чем когда-либо за долгое время. — Я не думаю, что это решится сегодня вечером, — тихо говорю я ему. — Мы просим его оставить позади все, что он построил после Бостона. Целая жизнь, целая личность, которую он создал для себя. — Я качаю головой, наблюдая, как он в отчаянии расхаживает по комнате. — Я рада, что ты столь высокого мнения о моем обаянии, но я не думаю, что собиралась заманить его сюда только на основании сегодняшнего вечера. Ему понадобится время. — У нас нет времени. — Мой отец выглядит более взволнованным, чем я видела его за долгое время, даже когда имел дело с Лиамом. — Потребовалось достаточно много времени, чтобы найти его. Тем временем Лиам все еще сидит во главе стола, все ждут, чтобы узнать, каким будет следующий ход, и мы молчим, ожидая, что подумает Коннор. У него были годы, чтобы подумать. — И все, о чем он думал, так это о том, что он не хочет возвращаться. — На чьей ты стороне? — Мой отец поворачивается ко мне, его зеленые глаза сердито сверкают, но я слишком устала, чтобы позволить этому зацепить меня. На своей, хочу сказать я, но не делаю этого. — На любой, которая поможет мне заснуть, — говорю я вместо этого. — Мы не собираемся выяснять это дальше сегодня вечером. И я очень устала. Спокойной ночи. — Говорю я как можно тактичнее, и мой отец хмурится. — Я полагаю, ты права, — наконец смягчается он. — Мы вернемся к этому утром. Я никогда не была так благодарна одиночеству, как когда он наконец уходит, и я наконец остаюсь одна в гостиничном номере. Я прислоняюсь спиной к закрытой двери, запирая ее, прислоняю голову к прохладному дереву, вдыхая аромат лаванды в воздухе и позволяя себе немного расслабиться. Ванна, это первое, чего я хочу. В моей комнате есть огромная ванна для купания, и я раздеваюсь, отбрасывая одежду, которая теперь пахнет сигарным дымом и одеколоном Коннора, в сторону. У меня возникает внезапное, дикое желание прижать футболку к носу и вдохнуть его запах, но я подавляю это желание. Мне нужно умерить это странное, неконтролируемое желание, которое, кажется, овладело мной, а не поощрять его. Одно дело получать удовольствие от мысли переспать со своим будущим мужем, и я определенно благодарна за то, что не нахожу Коннора отталкивающим, но это нечто совсем другое. Эта сильная, жгучая, всепоглощающая потребность, которая, кажется, охватывает меня всякий раз, когда он рядом, опасна, и из-за нее у меня больше шансов попасть в беду, чем из-за чего-либо другого. Мне нужно сохранить все, что в моих силах, в наших отношениях. Когда я снимаю густой макияж с глаз в ванной, я вздыхаю с облегчением, снова начиная чувствовать себя самой собой. Лицо в зеркале, это то, которое я снова узнаю. Я рада оставить это притворство позади, когда выбрасываю ватные шарики, испачканные подводкой для глаз, в мусорное ведро и открываю краны для ванны, наливая немного роскошного масла для ванн, предоставленного отелем, в горячую воду, прежде чем ступить в нее. Я издаю стон, опускаясь в ванну, шелковистая вода смыкается на моей коже и расслабляет каждую напряженную мышцу. Горячая ванна всегда была моей любимой формой ухода за собой. Я протягиваю руку к выключателю, чтобы приглушить освещение в комнате, закрываю глаза и откидываю голову на край ванны, позволяя теплу омыть меня. Такой же жар я почувствовала, когда Коннор заставил меня зайти в лифт. О боже. Я чувствую, как мое лицо краснеет по причинам, которые не имеют ничего общего с душной комнатой, когда воспоминания снова нахлынули на меня. Я не могу поверить, что допустила это. Кажется невероятным, что я сделала это сейчас, после того как так долго была уверена, что я единственная, кто когда-либо дотрагивался до себя между бедер или где-либо еще, если уж на то пошло. Трусиха. Так назвал меня Коннор, но я была кем угодно, только не такой в лифте. Что, черт возьми, на меня нашло? Все произошло так быстро. Он застал меня врасплох на складе, более грубый по краям, чем я его помнила. Молодой человек, уехавший из Бостона, был изысканным и высокомерным, почти принцем, но сейчас он совсем другой. Не просто повзрослел, но и одет по-другому, по-другому выглядит, по-другому передвигается. Я бы никогда не представила себе Коннора в коже и байкерских ботинках, покрытого татуировками, с мотоциклом вместо городской машины и водителем, но именно с таким человеком я столкнулась сегодня вечером. Это настолько сбило меня с толку, что я не могу не винить в этом все остальное, что последовало за этим. Он возбуждает меня больше, чем следовало бы, но и пугает тоже. Каким-то образом эти две вещи слились воедино в самый восхитительный вид сексуального возбуждения, о существовании которого я никогда не подозревала, и это привело к тому, что в лифте, когда мои джинсы были расстегнуты, а его рука проникла в мои трусики, он ласкал меня, доводя до самого умопомрачительного оргазма в моей жизни. Моя рука скользит вниз по бедру к гладкой плоти моей киски, и мой клитор немного пульсирует при одном воспоминании об этом. Мне до боли хочется воссоздать это в своем воображении, дотронуться до еще одной умопомрачительной кульминации, думая при этом о Конноре и о том, как он меня возбуждал, но я колеблюсь. То, что он заставляет меня чувствовать, пугает меня. Меня привлекал Лиам. Я с нетерпением ждала возможности выйти за него замуж, нашей первой брачной ночи, но он никогда не вызывал у меня подобных чувств. Он никогда не заставлял меня жаждать его прикосновений, никогда не заставлял меня думать об этом часами позже, в основном потому, что он почти не прикасался ко мне, даже вежливо. Он не хотел меня. Вообще не хотел. Вот оно. Коннор хочет Меня. Возможно, он не знает, хочет ли он жениться на мне или хочет того, что приходит с женитьбой на мне… королей, ответственности и той жизни, которую ему придется вести, но он хочет меня. Я почувствовала это в нем сегодня вечером, увидела это, и страсть, с которой он прикасался ко мне, обожгла меня, как лесной пожар. Это почти заставляет меня пожалеть, что я тоже не могу быть кем-то другим. Что мне не обязательно быть Сиршей О'Салливан, ирландской принцессой и морковкой, чтобы красоваться перед наследниками королей. Это заставляет меня ревновать к тому, как Коннор переделал себя. Впервые в своей жизни я жалею, что не могу подойти к Коннору как к самому сокровенному "я", сбросить с себя все наслоения долга и ответственности и раствориться в нем. Что мы могли бы быть Уильямом Дэвисом и… кем-то еще. Это тоже заставляет меня немного ненавидеть Лиама, потому что он поступил именно так. Он отверг все возлагавшиеся на него ожидания и женился на той, на ком хотел. Конечно, последствия для него, скорее всего, будут такими же серьезными, как и для меня. Я убираю руку, заставляя себя не обращать внимания на пульсацию между бедер, на желание прикоснуться к себе, скользнуть пальцами внутрь, как я запретила Коннору, и представить, что это он. Вспоминать, как он заставлял чувствовать мое тело, даже не находясь внутри него. Мне нужно поспать. Я задерживаюсь в ванне еще немного, прежде чем вылезти, надеваю хлопчатобумажную майку и пижамные шорты и ложусь на прохладные белые простыни гостиничной кровати. Здесь мягко и комфортно, подушки под головой мягкие, но мне все равно требуется слишком много времени, чтобы заснуть. Коннор заставляет меня страдать, и, похоже, от этого нет лекарства. *** — Ты выглядишь усталой, — замечает мой отец на следующее утро, когда я встречаюсь с ним внизу, в ресторане отеля, за завтраком. — Тебе плохо спалось? — Спросил он. — А тебе хорошо? — Я бросаю на него взгляд, опускаюсь на стул напротив и жестом подзываю официанта. — Копченый лосось с яичницей-болтуньей, половинку английского маффина с маслом и воду, пожалуйста, — говорю я ему, мой желудок урчит от голода. — И черный кофе. — Нет, — решительно отвечает мой отец. — Я не ожидал, что он будет таким чертовски непримиримым, — рычит он, накалывая вилкой сосиску, и мне не нужно спрашивать, о ком он говорит. — Он одумается. — Я благодарно улыбаюсь официанту, когда он приносит мне кофе. — Просто ему потребуется немного времени, чтобы подумать об этом… о возможностях, и Лиаме. — Я думал, это заставит его передумать. — Отец морщится. — Жизнь его брата в опасности, а он бездельничает, думает мать его… — Думает о чем? Голос Коннора раздается у меня за спиной, и волна тепла, которую он посылает по моей коже, то, как он заставляет меня покалывать до кончиков пальцев, неприемлема. Это во всех отношениях на меня не похоже, и я знаю, что мне нужно взять себя в руки. Если Коннор согласится, я не знаю, что у нас будет за брак. Я даже не уверена, что меня это так уж сильно беспокоит, я всегда знала, чего ожидать. Он не ударит меня и не будет чрезмерно жесток со мной, он привлекательный и молодой, и я знаю, что это лучше, чем то, что многие женщины в этой жизни могут позволить себе в браке. Но когда он подходит и садится между мной и моим отцом, без пиджака, на этот раз так, что видны его мускулистые татуированные руки, и лениво опускается в кресло, я чувствую, как мое сердце учащенно бьется при внезапных мыслях о нашей возможной брачной ночи и обо всем, что он может заставить меня почувствовать. Я устала от своей девственности, от ее вездесущей важности и от ожидания, когда меня кому-нибудь отдадут. Я готова занять свое место рядом с мужчиной, за которого собираюсь замуж, но можем ли мы с моим отцом вообще что-нибудь решать по этому поводу? Этим человеком должен стать Коннор Макгрегор. 9