Никто из них с понедельника не имел от Стефани никаких вестей, все тревожились. Тем более что Мейлеры-старшие тоже их всех обзвонили и добавили беспокойства. Все пытались с ней связаться – и по телефону, и по электронной почте, и через социальные сети, стучались к ней в дверь. Безуспешно. Из разговоров выходило, что Стефани была женщиной порядочной во всех отношениях. Не кололась, пила немного, прекрасно со всеми ладила. Друзья знали про ее личную жизнь больше, чем родители. Одна из подруг сказала, что недавно познакомилась с ее парнем: – Да, был один тип, некий Шон, она с ним однажды на вечеринку приходила. Это было очень странно. – Что именно странно? – Химия между ними. Что-то не ладилось. Другая подруга утверждала, что Стефани вся в работе: – В последнее время мы со Стефани почти не виделись. Она говорила, что у нее куча работы. – А над чем она работала? – Понятия не имею. Третья рассказала о ее поездке в Лос-Анджелес: – Да, две недели назад она летала в Лос-Анджелес, но просила никому об этом не говорить. – Зачем она туда ездила? – Не знаю. Последним из друзей, кто с ней разговаривал, был Тимоти Волт. Они встречались со Стефани накануне, в воскресенье вечером. – Она ко мне заходила, – сказал он. – Я был один, мы немножко выпили. – Она не показалась вам нервной, озабоченной? – спросил я. – Нет. – Что за человек Стефани? – Она гениальная девушка, блестящая, даже больше, но характер у нее тот еще, упрямая как осел. Если что взбредет ей в голову, ни за что не отступится. – Она вам рассказывала, над чем работает? – Немного. Говорила, что затеяла сейчас очень большой проект, но в детали не вдавалась. – Какого рода проект? – Книгу. Во всяком случае, она потому и вернулась в наши края. – Как так? – У Стефани непомерные амбиции. Она мечтает стать знаменитым писателем и своего добьется. На жизнь она до сентября месяца зарабатывала на стороне, в каком-то литературном издании… забыл название… – Да, – кивнул я, – в “Нью-Йорк литерари ревью”. – Точно, он самый. Но вообще-то это была просто подработка, счета оплачивать. Она, когда уволилась, говорила, что хочет вернуться в Хэмптоны, чтобы спокойно писать. Помню, однажды она сказала: “Я здесь только затем, чтобы написать книгу”. По-моему, ей нужно было свободное время и покой, и здесь она их нашла. Иначе с чего бы ей работать внештатником в какой-то местной газетенке? Она честолюбивая, я же говорю. Ей луну с неба надо. Если переехала в Орфеа, значит, на то была веская причина. Может, не могла сосредоточиться в нью-йоркской суете. Писатели ведь часто живут за городом, верно? – Где она писала? – Наверно, дома. – На компьютере? – Понятия не имею, откуда мне знать. Когда мы выходили от Тимоти Волта, Анна обратила мое внимание на то, что дома у Стефани компьютера не было. – Или его унес вчерашний вечерний визитер, – ответил я. Раз уж мы приехали в Саг-Харбор, то заодно зашли к родителям Стефани. Те ничего не знали про парня по имени Шон, и компьютер Стефани у них не оставляла. На всякий случай мы попросили разрешения взглянуть на комнату Стефани. Она не жила там с тех пор, как окончила школу, и внутри все осталось, как было: постеры на стенах, спортивные кубки, мягкие игрушки на кровати и школьные учебники. – Стефани уже много лет здесь не ночевала, – сказала Труди Мейлер. – После школы уехала в университет, жила в Нью-Йорке, пока ее в сентябре не уволили из “Нью-Йорк литерари ревью”. – Есть ли какая-то конкретная причина, почему Стефани поселилась в Орфеа? – спросил я, не упоминая о том, что поведал нам Тимоти Волт. – Я же вам вчера говорила. Она потеряла работу в Нью-Йорке, ей захотелось вернуться в Хэмптоны. – Но почему именно в Орфеа? – настаивал я. – Думаю, потому, что это самый большой город в округе. Я решил задать еще один вопрос: – Миссис Мейлер, а в Нью-Йорке у Стефани не было врагов? Может, она с кем-то поссорилась? – Нет, ничего похожего. – Она жила одна? – Они снимали квартиру вместе с одной молодой женщиной, та тоже работала в “Нью-Йорк литерари ревью”. С Элис Филмор. Мы ее однажды видели, когда Стефани решила уехать из Нью-Йорка и мы помогали ей забрать какую-то мебель. У нее и было-то всего ничего, мы все отвезли прямо к ней на квартиру в Орфеа. Ничего не обнаружив ни дома у Стефани, ни у ее родителей, мы решили вернуться в Орфеа и взглянуть на ее компьютер в редакции “Орфеа кроникл”. В редакцию газеты мы приехали в пять часов вечера. Майкл Берд показал нам столы сотрудников. Ткнул пальцем в стол Стефани. На нем царил порядок: монитор, клавиатура, пачка носовых платков, астрономическое количество одинаковых ручек в чайной чашке, блокноты и несколько отдельных листков. Я быстро просмотрел их и, не найдя ничего особо интересного, спросил: – Кто-то мог в последние дни получить доступ к компьютеру без ее ведома? С этими словами я нажал на кнопку, чтобы включить машину. – Нет, – ответил Майкл, – все компьютеры защищены индивидуальным паролем. Компьютер не включался, и я еще раз нажал на кнопку. – Значит, никто не имел возможности проникнуть в компьютер Стефани без ее ведома? – Никто, – заверил Майкл. – Пароль знает только Стефани и больше никто. Даже у нашего айтишника его нет. Кстати, не понимаю, как вы собрались смотреть ее компьютер, если у вас нет пароля. – Не волнуйтесь, у нас есть специалисты, они этим займутся. Хоть бы он включился наконец. Я нагнулся и заглянул под стол, проверить, подключен ли к сети системный блок, но системного блока не было. Не было вообще ничего. Я поднял голову и спросил: – Где компьютер Стефани? – Там, где же ему еще быть, – ответил Майкл. – Нет, там пусто! Майкл и Анна тоже посмотрели под стол и убедились, что там нет ничего, кроме болтающихся кабелей. Потрясенный Майкл воскликнул: – Кто-то украл компьютер Стефани! В 18.30 вдоль фасада “Орфеа кроникл” выстроилась вперемешку целая туча машин полиции Орфеа и полиции штата. В редакции сотрудник-криминалист подтвердил, что речь идет о краже со взломом. Мы с Анной и Майклом гуськом проследовали за ним в подсобное помещение в подвале, служившее одновременно чуланом и запасным выходом. В глубине комнаты была дверь, выходившая на крутую лестницу; по ней можно было выйти на улицу. Стоило лишь просунуть руку через разбитое стекло, повернуть ручку и открыть дверь. – Вы никогда не спускаетесь в это помещение? – спросил я у Майкла. – Никогда. В подвал никто не ходит. Тут только архивы, они никому не нужны. – Ни сигнализации, ни камер слежения нет? – поинтересовалась Анна. – Нет, кто за них будет платить? Честное слово, будь у нас деньги, мы бы сперва канализацию починили. – Мы пытались найти отпечатки на дверных ручках, – пояснил криминалист, – но там столько отпечатков и всякой грязи, что использовать их невозможно. Возле стола Стефани мы тоже ничего не нашли. По-моему, он вошел через эту дверь, поднялся на первый этаж, забрал компьютер и тем же путем вышел. Мы вернулись в помещение редакции. – Майкл, это мог сделать кто-то из сотрудников? – спросил я.