– Тогда почему Эмили освободили, а Сьюзи – нет? – Мы не знаем, – пожала плечами миссис Трумэн. – Этот вопрос мы задавали себе миллион раз. Ким было интересно, кто же, черт возьми, принял это решение и почему. Дверь в комнату осторожно приоткрылась, и в проем просунулась голова. Лицо немного старше и значительно бледнее, чем ее изображение на стене, но Ким сразу же узнала Эмили. Увидев незнакомых людей, девочка приоткрыла рот. Когда она взглянула на мать, в ее глазах появилось беспокойство. – Всё в порядке, Эмили, – сказала миссис Трумэн, вставая. – Ты уже закончила историю? Девочка кивнула и вновь перевела глаза на Ким. И хотя миссис Трумэн постаралась встать на ее пути, девочка протиснулась мимо нее и вошла в помещение. – Эмили, тебе не о чем беспокоиться. Возвращайся наверх и приступай к… – Вы нашли Сьюзи? – спросила девочка с надеждой в голосе. Ким сглотнула и отрицательно покачала головой. Глаза девочки наполнились слезами, но она мужественно постаралась сдержать их. С момента их ужасных испытаний прошло уже тринадцать месяцев, но было видно, что она так и не забыла о своей лучшей подруге. – Эмили, прошу тебя, иди наверх. Через минуту я приду и проверю твою работу. Девочка заколебалась, но рука матери на ее предплечье заставила Эмили сделать то, о чем ее просили. – Она не ходит в школу? – поинтересовался Брайант. Миссис Трумэн закрыла за дочерью дверь и в отчаянии покачала головой. – Это просто невозможно. Мы никогда об этом не говорим – ни с ней, ни с другими. Лучше всего, чтобы она все забыла. Да, но работало это не слишком хорошо. Каждая минута, проведенная в этой крепости без всякой связи с внешним миром, напоминала девочке о том, почему она здесь находится. – С ней занимаются психологи? – Нет, – покачала головой миссис Трумэн. – Мы решили, что об этом надо просто забыть. У детей эластичная психика, и они быстро восстанавливаются. Мы не хотим, чтобы какой-нибудь психотерапевт внушил ей чувство вины, рассказывая о том, что она должна ощущать. Это никому не принесет добра. Ким лениво подумала: чье же чувство вины женщина так хочет похоронить? – Поэтому прошу прощения, но я не могу позволить вам приближаться к дочери. Вы вызовете у нее ненужные воспоминания. По тому, что увидела Ким, эти воспоминания никогда не исчезали, оставаясь с ними со всеми. Миссис Трумэн не отходила от двери. – А теперь прошу прощения, но мне пора. Ким встала, но тут ей в голову пришла неожиданная мысль. – Они сообщили вам адрес, по которому надо оставить деньги? Если семья была готова заплатить, то они должны были знать, как это сделать. Миссис Трумэн заколебалась. – Прошу вас, поймите, нам просто необходима сейчас ваша помощь. – А вы поймите меня – я же знаю, что они все еще на свободе. – Это я понимаю, но за Эмили они больше не возвратятся. – Я вас слышу, но не верю вам. Вы не можете дать мне гарантию, которая меня удовлетворит. Ким тяжело вздохнула. – Но я скажу вам, если вы обещаете мне, что с этого момента нас оставят в покое. Стоун видела, что ей не удастся встретиться с Эмили наедине, поэтому решила удовлетвориться тем, что ей предлагали. Она кивнула в знак согласия. – Мы должны были оставить деньги в среду, в двенадцать часов дня в мусорном ящике на Уордсли-Хай-стрит. – Женщина вдруг нахмурилась. – Но ведь вам это должно быть известно. У вас же есть мой старый телефон. Черт, Ким слишком поздно поняла, что допустила ошибку. Если, как она сказала, они вернулись к старому преступлению, то инспектор должна была проверить вещественные доказательства, которые все еще хранились в полиции, так как дело не было закрыто. – Просто хотела проверить, что это было последнее, что вы получили от мерзавцев, – быстро пояснила Ким. Миссис Трумэн кивнула в знак согласия. Как только они покинут этот дом, она велит Доусону заняться телефоном. Ким достала свою карточку и положила ее на стол в холле. – Если вспомните о чем-то, что сможет нам помочь, позвоните. Ее так и подмывало сказать о том, что Дженни Коттон мечтает достойно похоронить свою дочь. Но Стоун промолчала. Брайант направился к машине, но Ким на мгновение задержалась. – Послушайте, я понимаю, что вы хотите защитить вашу дочь, но вы перегибаете палку. Она здесь просто задыхается. Ей надо общаться с другими людьми. Ей надо бегать, играть и смеяться с детьми ее возраста. У нее должны появиться положительные воспоминания, прежде чем она забудет об отрицательных. На лице женщины появилось упрямое выражение. – Спасибо вам, но, думаю, я сама в состоянии решить, что лучше для моей дочери. – Нет, – покачала головой Ким. – То, что вы делаете, лучше для вас самой. А она превратится в нервного, взвинченного ребенка, который будет бояться всех на свете. – Инспектор, я пытаюсь спасти свою дочь от смерти. Стоун осмотрела этот лишенный радости дом. – Понятно, но жизнью это тоже не назовешь, не так ли? Тяжелая дубовая дверь стала закрываться перед ней, но Ким успела заметить тень, которая появилась на верхней площадке лестницы. Глава 64 Эмили осторожно прикрыла дверь своей спальни и опустилась на кровать. Ей надо было открыть учебник по географии, но она не могла даже подумать об этом. Хотя она и учится дома, но ее мама повернута на расписании уроков. Эмили садилась за стол в девять утра, и у нее было по четыре урока в день. Больше всего она скучала по школьному шуму: разговорам, крикам и беготне. Здесь же, в этом их новом доме, стояла полная тишина. Стена и зеленая изгородь глушили звуки транспорта, доносившиеся с дороги. Звуков из соседних домов она никогда не слышала – дома находились минутах в десяти ходьбы от их собственного. Эмили даже не знала, есть ли у соседей дети ее возраста. Сам дом тоже был тих, как могила. По рабочим дням ее мама передвигалась по нему, убираясь и приводя все в порядок. Но эти ее действия не сопровождали ни звуки радио, ни телевизора. Как будто ее мама постоянно прислушивалась к звукам дома, пытаясь не пропустить что-то необычное. Дом оживал только с оглушающим визгом шин по щебенке. Когда папа возвращался с работы, мама расслаблялась, и на несколько вечерних часов они превращались в подобие нормальной семьи. Эмили скучала по многим вещам из своей прошлой жизни, но больше всего ей не хватало ее подружки. Она пошарила рукой под кроватью и вытащила оттуда заполненный наполовину альбом для фотографий. На первой странице было изображение Эмили и Сьюзан, улыбающихся под заголовком «Наши путешествия». Альбом был заполнен их фотографиями во время поездок – на картах[55], ярмарочных каруселях и на море. Последние фото были сделаны на концерте Джастина Бибера[56]. Эмили посмотрела на оставшиеся пустые страницы, все еще не веря, что они никогда не заполнятся. И что у нее остались только воспоминания. Она внимательно рассмотрела последнее фото. Сьюзан так гордилась своей футболкой-«биберкой». Всю дорогу, пока ехали домой со стадиона NEC в Бирмингеме, они смеялись, бесились и спорили, кто же из них выйдет замуж за идола. В конце концов они решили, что будут пользоваться им по очереди, чем изрядно повеселили своих матерей, сидевших на переднем сиденье машины. А уже через три дня их похитили. Эмили посмотрела в глаза своей подружки, полные света и озорства. Они так отличались от глаз, которые она видела, когда их окончательно разлучали. Черты Сьюзи стали расплываться у нее перед глазами, и Эмили пальцем дотронулась до лица подруги, которая продолжала жить в ее воспоминаниях. Она помнила выпавшие им испытания так же хорошо, как если б те произошли на прошлой неделе. Днем Эмили испытывала вину за то, что осталась жить, в то время как Сьюзи умерла. А по ночам в ее сны возвращался страх. Особенно тот, который она испытала в последний день.