– Я знаю, что в те времена была немного агрессивной, но все это из-за… – Ты была эгоисткой, которая хотела иметь все, что было у других девочек, – честно призналась Ким. Честно говоря, она с бо?льшим удовольствием оставила бы воспоминания Карен в покое – пусть себе живет в этом созданном ею самой мирке, – но та сама завела этот разговор, а Ким никогда не любила прятать голову в песок. Детство у всех у них было тяжелым. Некоторые дети сбивались в шайки – им важно было чувствовать свою принадлежность, пусть даже и к подобию семьи. Ким к ним не принадлежала. Она никогда не устанавливала длительные отношения и крепкие связи с кем бы то ни было. А вот задир и забияк ненавидела всей душой. Начиная с шести лет ее жизнь время от времени пересекалась с жизнью Карен, и ей сложно было назвать эти моменты приятными. Но только в последней приемной семье им пришлось соединиться надолго. – Ты помнишь такую индийскую девочку Шафилею, которую у нас все презирали? – спросила Ким. Карен задумалась. – Ах да, ну конечно. Она была смешная, правда? Если я правильно помню, у нее была большая голова. Да, у нее действительно была большая голова и очень маленькое тело. Ее отобрали у родителей, которые до этого месяцами морили ее голодом, потому что на ней в клочья изорвались слишком тесные для нее джинсы. Ким слышала, как приемные родители жаловались на жесткую диету и специальное меню, которых им приходилось придерживаться, чтобы постепенно нарастить девочке мышечную массу. Пару раз Стоун пыталась поговорить с Шафилеей, но даже визиты к врачу три раза в неделю не заставили девочку разговориться. – А ты помнишь напитки, которые она пила после чая? – Конечно. Мы все еще не могли понять, почему ей дают молочный коктейль, а нам – нет, – улыбнулась Карен. Ким с трудом смогла скрыть свое удивление этими извращенными воспоминаниями. Она никак не могла понять, где была она сама, когда их тогдашний дом неожиданно превратился в волшебный дворец, полный бабочек и эльфов. Ведь в реальности дом ее последней приемной семьи был строением из двух объединенных муниципальных коттеджей, в котором кроватей было больше, чем в магазине «ИКЕА». – Это был протеиновый напиток, сделанный для того, чтобы укрепить ее истощенное голодом тело. – А я и не знала… – Так вот, я поймала твою лучшую подругу, когда та, засунув голову Шафилеи в унитаз, держала ее там до тех пор, пока девочка не отдала ей свой напиток. Карен с сомнением посмотрела на Ким и стала качать головой. – Девочке было десять лет. На лице Карен появилось выражение ужаса. Всего на год старше ее собственной дочери. – Нет, ты ошибаешься, – сказала она, хотя в ее словах не было уверенности убежденного человека. – А разве твоя подружка не вплетала себе в волосы розовые блестящие ленты? – огрызнулась Ким. – Боже мой, так, значит, это была ты? – Рука Карен метнулась к ее рту. Ким промолчала. – Значит, это ты избила Элайн. Ни она, ни ты ничего об этом не говорили, но я все хорошо помню. И теперь, задним умом, я понимаю, что она действительно тебя ненавидела. Наконец-то, подумала Ким, у тебя хоть что-то проясняется в мозгу. Она совсем не гордилась тем, что сделала в тот день, но иногда с забиякой приходится говорить на его собственном языке. Обе женщины замолчали, как будто погрузились в воспоминания о прошлом. – А знаешь, Ким, ты, наверное, была права тогда. Но сейчас меня волнует только вопрос, когда я смогу увидеть Чарли. Стоун кивнула в знак понимания, а Карен прикрыла рот ладонью, стараясь подавить зевок. – Почти три часа. – Ким взглянула на часы. – Постарайся поспать хоть пару часов, хорошо? Карен кивнула и еще раз дотронулась до своего телефона. Подавшись вперед, Ким накрыла руку Карен своей. Испуганные глаза впились в нее. Несколько мгновений они смотрели друг на друга. – Я верну твою детку домой. Карен кивнула в ответ и сжала руку Ким. Затем, еще раз зевнув, вышла из кухни. В любых ситуациях организму необходим отдых – и хотя стресс, страх, беспокойство и выброс адреналина могут долго поддерживать тело в функциональном состоянии, рано или поздно наступает изнеможение. Правда, до Ким оно еще не добралось. Пора было возвращаться в штаб. Она протянула руку и взяла фотографию. Глава 21 Ким выбросила использованный фильтр в мусорное ведро. Влажный комок кофе с глухим звуком упал на дно. После этого она поместила в машину белый хрустящий треугольник и насыпала в него четыре полные ложки кофе. Потом, подумав, добавила еще одну. Она сидела за столом и ждала, не отрывая глаз от фотографии на стене. Ее потрясла чистота и непорочность девочек. Обе улыбались в камеру – мгновенный снимок застывшей навсегда радости. Две юных души в защищенном мире, окружающем их и состоящем из их семей, их друзей, их невинности. Ким пыталась вспомнить, был ли в ее собственной жизни момент, когда можно было бы сделать подобную фотографию. Возможно, что в возрасте от десяти до тринадцати ее еще можно было заснять улыбающейся. С Эрикой по одну сторону от нее и с Китом по другую, она чувствовала себя в безопасности в приемной семье № 4. Правда, доброта этих людей так и не смогла стереть в ее памяти прошлое. Она не могла думать о Ките и Эрике, не вспоминая Мики. В ячейке ее памяти под маркировкой «потери» хранились воспоминания о всех них. На мгновение Ким закрыла глаза. Как бы изменилась их жизнь, если б их матерью была Эрика? Ким быстро отогнала эти мысли прочь. Погружение в глубины воспоминаний напоминало ей бег по минному полю. Стоит задержаться на мгновение, и тебя разорвет на мелкие кусочки. Хоть ей этого и не хотелось, но она была вынуждена признаться себе, что слова Карен вывели ее из себя. Описание материнской любви в ее устах было совсем далеко от того, что Ким испытала в своей собственной жизни. И эта всепоглощающая привязанность к ребенку, о которой говорила Карен, была Ким непонятна. У нее не было никакой точки отсчета, поэтому она не могла постичь эту мысль. И с матерью у нее не было никакой волшебной связи. Ким слишком много времени тратила на то, чтобы они с Мики просто выжили. Разговор с Карен вернул ее в прошлое, и теперь Ким не могла от него избавиться. Оно было совсем рядом. Здесь, в этой комнате. Стоун оттолкнула кресло, открыла дверь и осторожно вышла в холл. – С вами все в порядке, мэм? – раздалось из угла. – А я думала, что вы спите, – сказала Ким Лукасу, который уже вернулся на свой пост. – Пару часиков прихватил. Теперь все будет в порядке до самой смены, – ответил молодой констебль. Ким кивнула и открыла тяжелую дубовую входную дверь. В тех местах, где ее кожа была обнажена, в нее немедленно впился мороз. Она радостно шагнула ему навстречу, засунула руки в карманы и, высоко подняв голову, повернулась навстречу холодному ветру. Он кружился вокруг ее головы и попытался отморозить ей уши, прежде чем толкнул ее на куст, который передал движение дальше, так что весь ряд хвойных кустарников наклонился в правую сторону. Ким еще глубже засунула руки в карманы и двинулась вдоль этой живой изгороди. Неожиданно ветер прекратился, и теперь в воздухе раздавались только ее шаги, когда она ступала на ветки, ставшие ломкими от покрывшего их льда и разбросанные ветром по земле. Ким обернулась, когда неожиданный порыв ветра приподнял крышку на мусорном баке, а потом вновь опустил ее. Она пошла было дальше, но тут услышала хруст, несмотря на то что ветви кустарников не двигались. Реакция ее организма была мгновенной, и все ее чувства обострились до предела. Она замерла в надежде услышать этот звук еще раз. Тишина. Здесь до нее не доходил свет электрических ламп, освещавших подъездную аллею. Единственный свет, горевший в доме, шел из холла, скрытого тяжелой дубовой дверью, которую прикрыл Лукас. Ее нос почувствовал какой-то аромат. Пахло петунией, хотя вокруг не было ни одного цветущего цветка. Ким слегка повернула голову в направлении хруста. По ветвям кустарников пробежал порыв ветра, который открыл какую-то темную массу по другую сторону плотной живой изгороди. Запах становился сильнее по мере того, как масса медленно двигалась влево. Сейчас Ким была с ней на одной линии, и разделял их только ряд кустарников. Женщина слышала громкий стук своего сердца. Если она сейчас вернется в дом, то так никогда и не узнает, кто крадучись пробирался в тени, наблюдая за ней. Ким добралась уже до середины живой изгороди. Даже если она сейчас со всех ног бросится вперед или назад, пытаясь обежать ее, то просто потеряет драгоценное время. Инспектор замерла на мгновение, а потом с силой просунула руку сквозь кустарник. Ее рука натолкнулась на толстую грубую материю, в которую тут же вцепилась. Ветер затих, и Ким услышала сначала, как кто-то резко вдохнул. А потом рассмеялся.