Как подумаю, какими мы были дураками в Москве – смеяться хочется! Как ты могла подумать, кошечка моя, чтобы я тебя бросил?! Кто внушает тебе такие нелепые мысли? Гони прочь этого клеветника! Ты – моя, и только моя…» Сергей отлично знал, что Ольга переписывается с харьковским чудаком Искрицким, но он и не догадывался, что старикашка и есть тот самый «клеветник». А «клеветник» тем временем писал: «…Если даже с моими рекомендательными письмами твой мерзавец не сумеет поступить на курс и срежется, это будет значить, что он ещё и набитый дурак. Времена грядут тревожные, кругом толкуют о революции, и это верно – революция будет. А ещё прибавлю и другое словцо: война. Поверь мне, впереди большая война и большие потрясения. И если мерзавец не пристроится сейчас, то сделать это в дальнейшем ему, возможно, и не удастся. А может статься и так, что даже пристроившись, курса он не окончит. И вот тогда, смею надеяться, он наконец-то исчезнет…» Письма, добытые Аполлинарием Матвеевичем, пришлись как нельзя кстати. Тем более что высокий чин так и не принял Сикорского. Но не из вредности или высокомерия, а лишь потому, что уехал в Эмс, где и намеревался пробыть до конца лета. Сикорскому пришлось довольствоваться письмом своего дальнего родственника, весьма, правда, известного и уважаемого человека. Садовский же остался при бумагах, добытых для него Ольгой и бережённых теперь как пропуск в обетованную землю. Пока устраивались, пока хлопотали о рекомендательных письмах и добивались аудиенции высокопоставленного лица, подошёл август и время экзаменов. И в Москву полетели телеграммы: «Математика – 5. Сергей», «Физика – 5. Сергей», «Французский – 5. Сергей». Наконец последняя телеграмма гласила: «Зачислен в комплект. Ищу квартиру. Жду в сентябре. Целую Сергей». Каждую телеграмму Ольга читала с восторгом. Помимо радости за Серёженьку, она действительно восхищалась им: все экзамены выдержаны на «отлично». Ну кому ещё под силу получить «пятёрку» по физике?!. Только выдающийся человек способен на такое. И этот человек – её Серёженька… Узнав о зачислении, Ольга засуетилась и стала собираться в дорогу. Оставшись в Москве без Сергея, она совсем было затосковала. Его знакомые перестали являться, своими Ольга так и не обзавелась. Приходил иногда Туманов, но Ольга была так холодна с ним, что и он вскоре исчез. К ещё не утихшей тоске по родному дому добавилась тоска по Серёженьке, который был теперь далеко, неизвестно где. Ольга не принадлежала к числу людей, вечно сомневающихся, всем недовольных и обо всём сожалеющих. Скорее, наоборот – она не жалела ни о том, что приняла христианство, ни о том, что поехала за Сергеем. Происходящее казалось ей неизбежным. Если что-то происходило с ней или рядом, значит, так должно было быть. Она перешла в христианство не потому, что оказалась под впечатлением поэмы графа Толстого, а потому что так было нужно, так было где-то решено, на то была всемогущая и всеведущая воля. И для того, чтобы она верно поняла и воплотила эту волю, ей и попалась книга. И совсем не случайно встретились ей все эти люди в Харькове, особенно Аполлинарий Матвеевич и Серёженька, которого она никогда бы не полюбила и за которым никогда не поехала бы, не будь на то всеведущей воли. Конечно, происходящее с Ольгой не всегда оказывалось приятно, но значит, так и должно было быть, значит, в этом есть какой-то свой неведомый смысл. Но в то же самое время письма от Аполлинария Матвеевича смущали Ольгу, заставляя смотреть на вещи как-то по-новому, непривычно, отчего Ольге делалось страшно. Было похоже, как будто Аполлинарий Матвеевич вламывается в её комнату, переворачивает мебель, а после горячо убеждает, что так и должно, что иначе неудобно и даже опасно. И Ольге поневоле приходилось считаться с навязанной перестановкой, в которой она ощущала себя неудобно и беспокойно. Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Купить недорого с доставкой можно здесь